Почетный гражданин двух столиц
В продолжение темы о почетном звании «Почетный гражданин города Москвы/Санкт-Петербурга».
Когда слышишь «почетный гражданин», то невольно представляешь себе очень солидного джентльмена почтенного возраста, чья фотография украсит учебник или стену школьного кабинета. О нём наверняка слышал и читал, видел на экране или в энциклопедии.
Список почетных граждан Москвы и Санкт-Петербурга не очень большой. Да, большинство этих людей знаешь, уважаемые и заслуженно люди. А один почетный гражданин очень заинтересовал своей историей и записью в книге почетных граждан:
Звание присвоено Московской городской Думой "В знак глубочайшего уважения к имени соотечественника спасшего драгоценнейшую жизнь Государя Императора Александра II при покушении на него члена московского народнического кружка "ишутинцев" Дмитрия Каракозова".
Из Приговора Чрезвычайного собрания Московской городской Думы
от 26 апреля 1866 года
г.Москва
Осип Иванович Комиссаров-Костромской 28 лет от роду, о нём рассказ.
Осип Комиссаров родился в 1838 году в селе Молвитино Буйского уезда Костромской губернии. По местной традиции с малолетства его отдали в учение шляпному мастерству в Петербург — сельчане издавна промышляли шитьём в больших городах картузов, шляп и фуражек. К описываемым годам он уже был у шляпного мастера Садова подмастерьем, что позволило ему завести в столице семью, у него росла восьмимесячная дочь.
4 апреля 1866 года у Осипа были именины и по этому случаю освобожденный от работы хозяином, он шел на Петербургскую сторону отслужить молебен образу Спаса Нерукотворного в часовне при домике Петра I. В это же время, в 4 часа пополудни император Александр II прогуливался в Летнем саду в сопровождении племянника и племянницы. Проходя мимо Летнего сада, Осип увидел экипаж императора, большую толпу зевак у ограды и остановился вместе с другими, дожидаться выхода государя из сада, чтобы поклониться ему. Вскоре он увидел Александра II, который, подойдя к коляске, стал надевать шинель. Но тут какой-то молодой человек стал грубо проталкиваться мимо Комиссарова вперёд, доставая пистолет и целясь в императора.
«Сам не знаю что, но сердце мое как-то особенно забилось, когда я увидел этого человека, который поспешно пробивался сквозь толпу; я невольно следил за ним, но потом, однако, забыл его, когда подошел государь. Вдруг вижу, что он вынул и целит пистолет: мигом представилось мне, что, коли брошусь на него или толкну его руку в сторону, он убьет кого-либо другого или меня, и я невольно и с силой толкнул его руку кверху; затем ничего не помню, меня как самого отуманило».
А вот как этот момент описан в книге «4 апреля»
Толпа быстро схватила злоумышленника и только полиция спасла его от неминуемой расправы на месте. По распоряжению императора его подвели к экипажу, у которого состоялся следующий диалог:
- Ты поляк? - спросил Государь, поскольку в это время русские войска усмиряли мятежную Польшу.
- Русский, - был ответ террориста.
- Почему же ты стрелял в меня? - изумился Александр II
- Ты обманул народ, - услышал он в ответ.
Арестованного после этих слов увели в III отделение, а быстро овладевший собой государь поспешил в Казанский собор, чтобы отслужить перед образом Казанской иконы Божией Матери благодарственный молебен за счастливое спасение. Известие о покушении на русского царя быстро распространилось по городу. Для петербуржцев, как и для жителей всей России, случившееся было настоящим потрясением, ведь впервые в российской истории кто-то осмелился стрелять в царя. Как заметил государь: «Всего прискорбнее, что он русский».
Это было первое покушение на Александра II, террористы продолжали охотиться за ним и почти через 15 лет, 1 марта 1881 года, в результате седьмого покушения смертельно ранили царя на набережной Екатерининского канала (сейчас канал Грибоедова) в Петербурге.
В III отделении было установлено, что стрелял в императора 25-летний дворянин Саратовской губернии Дмитрий Каракозов (при советской власти его именовали не иначе как Митя Каракозов), бывший недоучившимся студентом сначала Казанского, а затем Московского университетов. Исключали его за неуплату, а не за неуспеваемость или участие в митингах на Болотной. Одно время жил в деревне у родных, а также работал письмоводителем при мировом судье Сердобского уезда Пензенской губернии.
Род дворян Каракозовых шел от татарского хана Каракоза, был такой во времена Ивана Грозного. Видимо, хорошо служил – получил дворянство. К фамилии, конечно, приставили окончание «ов». Родовое гнездо Каракозовых до сих пор существует в Сердобском районе Пензенской области – деревня Жмакино.
Следствие также выяснило, что Каракозов принадлежал к московскому народническому тайному кружку «ишутинцев» (подпольная группа «Организация», возглавлявшаяся Николаем Ишутиным). Эта тайная группа утверждала в качестве своей конечной цели введение в России социализма путем революции, при этом для достижения цели следовало использовать все средства, в том числе и террор. Спустя несколько дней Каракозов сообщил следствию, что мысль о цареубийстве родилась у него в связи с тем, что он болен психически. Болезнь, по словам террориста, сначала привела его к мысли о самоубийстве, «а потом, когда представилась цель не умереть даром, а принести этим пользу народу», то придала ему энергии к совершению замысла цареубийства. Оставим пока злодея в надежных руках следствия и вернемся к нашему герою.
Весть о покушении на царя разнеслась по всей стране с такой же скоростью, как и весть о чудесном спасении царя от руки убийцы простым русским мужиком.
Здесь следует отметить, что даже очевидцы того происшествия не могли потом однозначно ответить на вопрос, толкал ли Комиссаров покушавшегося. А те, кто утверждал, что толчок имел место быть, спорили о том, был ли этот жест сознательным или Комиссаров, отпрянув от человека с револьвером, просто поскользнулся на замерзшей луже, инстинктивно взмахнул руками, и угодил Каракозову по локтю.
Сам же Каракозов давая показания утверждал, что «…никто не мешал ему стрелять и не толкал его руки, что неудачу выстрела он приписывает собственной торопливости, вызванной впрочем услышанным им криком из толпы, собравшейся у экипажа государя. По собранным сведениям первый увидевший злодея и потому крикнувший был сторож Летнего сада» – из записок П.А.Черевина, принимавшего участие в следственной работе по делу Мити Каракозова.
Но как бы там ни было, а свидетелем случившегося был и случайно оказавшийся рядом генерал-адъютант Эдуард Иванович Тотлебен, герой обороны Севастополя, умевший при случае проявить качества ловкого царедворца. Общество тогда остро нуждалось в героях на ниве высокой монархической идеи, и происхождение Комиссарова из Костромской губернии, пришлось очень кстати – его родное село Молвитино находилось всего в 12 верстах от села Домнино – родины Ивана Сусанина. И вот вам, нате: через два с половиной века земляк Сусанина вновь спасает жизнь Государя! Преемственность поколений, память предков, духовные скрепы и все такое…
Вся остальная история и реакция общества абсолютно искренни и высоки на порыве любви к отцу нации, царю-освободителю и бесконечного восхищения новым героем.
Тем же днем в городе стало твориться нечто невообразимое. Во все церкви на торжественные молебны о здравии государя стекались толпы народа.
Уже вечером 4 апреля Осип Иванович Комиссаров, одетый тем же генерал-адъютантом Эдуардом Тотлебеном соответственно случаю, присутствовал на приёме в Зимнем дворце, где удостоился императорских объятий и горячей благодарности. Императрица собственноручно вдевает жене Комиссарова, Елизавете Ивановне, в уши золотые серьги с бриллиантами.
Александр II в этот вечер лично повесил ему на грудь Владимирский крест IV степени и возвёл в потомственные дворяне с пожизненной пенсией в размере 3 тысяч рублей и присвоением фамилии — Комиссаров-Костромской. У нового дворянина свой герб даже появился:
Костромской - это так называемое «почетное прозвание», существовала в Российской империи такая традиция очень почетных именований-титулов в виде географических приставок, которые присоединялись к основной фамилии российских выдающихся личностей, как правило, полководцев, как знак награды их военной победы — в подражание древнеримской традиции. Было это чрезвычайно почетно — если дворянские титулы жаловались регулярно и в большом количестве, то почетные прозвания за всю историю империи можно пересчитать по пальцам.
Два средневековых русских князя получили прозвания в честь выигранных ими сражений. Именно под этими прозваниями они и стали известны в истории: Александр Невский и Дмитрий Донской.
Светлейший князь Александр Меншиков имел титул герцог Ижорский. Граф Орлов получил приставку Чесменский (его внебрачный сын имел фамилию Чесменский по правилам образования фамилий незаконных детей дворян). Известны князь Долгоруков-Крымский, граф Румянцев-Задунайский, граф Потёмкин-Таврический, генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов граф Рымникский князь Италийский и, конечно же, генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов Смоленский. Интересно, что действительный тайный советник Пётр Петрович Семёнов тоже получил к фамилии в 1906 году от Николая II приставку «Тян-Шанский» в ознаменование 50-летия первой экспедиции по исследованию горной системы Тянь-Шань — фамилию Семёнов-Тян-Шанский носили и его потомки.
Мне очень нравится одно из последних почетных прозваний Российской империи, жаловано было Константину Иванову. Будучи в чине лейтенанта вахтенным офицером крейсера «Рюрик» К.П. Иванов 13-й (в то время флотским офицерам с одинаковыми фамилиями присваивались порядковые номера, он был 13-й) во время боя в Корейском проливе 14.08.1904 года за убылью офицеров принял на себя командование крейсером. Был трижды ранен и дважды контужен. Находясь в безвыходной ситуации, Константин Петрович приказал морякам открыть кингстоны и покинуть «Рюрик», а сам лично уничтожил все секретные документы, после чего последним покинул корабль. В 10 часов 42 минуты 1 августа 1904 года броненосный крейсер 1-го ранга Русского Императорского флота «Рюрик» начал погружаться с поднятым Андреевским флагом и развернутым гюйсом, что означало «погибаю, но не сдаюсь». В ознаменование геройской гибели крейсера «Рюрик» и на воздаяние доблести его последнего командира, Николай II наградил Иванова орденом Святого Георгия IV степени и высочайше повелел заменить порядковый номер «13-й» и отныне писаться «Тринадцатый» полной прописью, присоединив эту цифру к его, и его потомства, фамилии как неразрывную часть. Константин Петрович Октябрьскую революцию не принял, оставаясь верным присяге до конца. Кстати, род Ивановых-Тринадцатых существует и поныне.
Теперь вы оценили какой царской чести был удостоен Осип? Удивительно.
Ажиотаж был поразительный. Читаем в уже цитировавшейся выше книге «Четвертое апреля 1866 и его патриотическое значение на Руси»:
В Большом театре была дана опера Глинки Жизнь за Царя. Что лучше могло бы соответствовать и событию, и общему чувству! Увертюра и весь первый акт выслушаны были в молчании, но когда артисты стали удаляться во глубину сцены, публика громким, единодушным кликом потребовала народного гимна. Артисты живописным строем выдвинулись на авансцену, музыканты в оркестре встали, встали все зрители в ложах и партере, и громкое ура, потрясая стены, долго не давала начать гимн; четыре раза сряду заставили артистов исполнить гимн, и каждый раз по его окончании громкие клики возобновлялись с новым энтузиазмом. Восторг публики разделяли и артисты: с необыкновенным одушевлением пели они народный гимн, громкое ура на сцене отзывалось на ура публики, и шапки актеров, представлявших крестьян, летели кверху.
Второй акт, как известно, происходит в польском стане: лишь только раздались первые аккорды хора польских воинов, и первые пары стали подвигаться польским к авансцене, послышались крики: «Не надо! не надо! Третий акт!». Наконец, все слилось в дружном требовании народного гимна. Актеры побросали прочь свои конфедератки и под гром рукоплесканий два разу сряду пропели Боже, царя храни! На этом кончился второй акт.
В третьем акте, когда враги приходят к Сусанину, их появление встречено было гулом невольно раздавшимся в публике, а когда Сусанин пропел свой громовой ответ:
Страха не страшусь,
Смерти не боюсь,
Лягу за Царя, за Русь, -
общему восторгу не было границ: крики браво и ура не умолкали в течение многих минут, и г.Радонежского заставили три раза повторить свой ответ, который так шел к настоящему случаю: и Сусанин, и Комиссаров оба костромичи. Продолжать сцену тотчас же было невозможно: общее настроение было слишком восторженно, и снова поляки побросали свое польское оружие, свои мечи и шишаки, снова стали русскими, сцена снова наполнилась всеми артистами оперной труппы, и снова раздались торжественные звуки народного гимна, повторенного несколько раз сряду.
Первая сцена четвертого акта была торжеством для г-жи Оноре, которая превзошла себя драматическим исполнением Вани. Г-жа Александрова в этот вечер тоже с особенным воодушевлением и необыкновенным искусством, исполняла трудную партию Антониды. Окончание четвертого акта, когда поляки в лесу заносят мечи на Сусанина, вызвало сильное движение в публике, и занавес должен был опуститься ранее обыкновенного. В эпилоге великолепный заключительный хор Славься перешел в народный гимн, который по требованию повторен был несколько раз.
Вот какая была атмосфера!
На Осипа Комиссарова-Костромского обрушился поток наград, поздравлений и подарков со всей страны.
Московский историк и общественный деятель М. П. Погодин предлагал на собранные со всей России деньги купить Комиссарову имение и назвать его «Домнино Второе» (Домнино - родина Сусанина, а поступок Осипа сравнивали с подвигом Ивана Сусанина).
Франция сделала его кавалером ордена Почетного легиона,
Австрия – командором ордена Франца Иосифа:
5 апреля 1866 года Петербургская городская дума, а 26 апреля 1866 г. Московская городская дума наградили Комиссарова званием «Почетный гражданин» Санкт-Петербурга (за №1) и Москвы (за №2). Он до сих пор там, кстати, красуется портретом в Мариинском дворце среди почетных граждан Санкт-Петербурга, рядом с Путиным, Бродским и Алексием II. Ну и городки вроде Иваново или Вознесенского Посада, тоже последовали примеру столиц.
Государь учреждает золотую медаль «4 апреля 1866 года», единственным награждённым которой становится Осип Комиссаров. А Российский Монетный двор чеканит настольную медаль «Осип Иванович Комиссаров-Костромской. В память чудесного спасения Императора Александра II 4 апреля 1866 г.» с его портретом на аверсе.
Тульские оружейники преподносят герою уникальное именное ружье, а московское дворянство – золотую шпагу.
Военное министерство собирает для Комиссарова среди офицеров 9 тысяч рублей на дом, и аналогичные сборы идут по всей стране.
На собранные деньги Комиссаровы приобретают многоэтажный дом на Большой Морской, одной из самых фешенебельных улиц Петербурга. Бывший хозяин Комиссарова, владелец села Молвитина барон Кистер 10 апреля в трактире «Московский» дал обед для проживающих в Москве крестьян села Молвитино, которых собралось около 40 человек. Костромской помещик Борщов оформляет на его имя дарственную на 784 десятины земли по реке Костроме, и т.д. и т.п.
Комиссарова, вчерашнего крестьянина, принимают в москвовский Английский клуб почетным членом, где «поэт и гражданин» Некрасов читает 9 апреля 1866 года во время чествования Комиссарова посвященную ему оду, которая заканчивается словами:
Сын народа! тебя я пою!
Будешь славен ты много и много...
Ты велик - как орудие бога,
Направлявшего руку твою!
История с этим панегириком имела продолжение.
В 1881 году молодой тогда Владимир Короленко, находясь в ссылке в Восточной Сибири, в селе Амге, 200 км от Якутска, познакомился с товарищами русского писателя Николая Чернышевского, с которым они сидели на Нерчинской каторге. В статье «Воспоминания о Чернышевском» Владимир Короленко вспоминал: «Вообще, - говорил мне один интеллигентный поляк, - мы никогда не видели его унывающим или печальным. О причинах своей ссылки он говорить не любил. Только один раз мы видели, как он заплакал. Мы сидели с ним на дворе, когда принесли письма и журналы. Чернышевский надел очки, развернул книгу, перелистал ее, потом книга выскользнула у него из рук, он встал и быстро ушел к себе. Мы заметили у него на глазах слезы». В этом журнале были напечатаны известные стихи Некрасова. Действительно, панегирик Некрасова в честь подвига Осипа Комиссарова был опубликован в одном из номеров «Современника». Но Чернышевский напрасно оплакивал Некрасова. Для поэта это был тактический ход. Он решил «потрафить» властям, чтобы спасти свой журнал от закрытия. Но все оказалось напрасно — журнал все равно после обысков в редакции вскоре закрыли за неблагонадежность, а стихотворение серьёзно уронило репутацию поэта среди либеральной интеллигенции.
А простой народ сочиняет и распевает песни типа:
5 апреля петербургский генерал-губернатор князь А.А. Суворов отправил в Кострому на имя председателя губернской земской управы телеграмму: "Поздравляем костромичей с подвигом бывшего крестьянина Буйского уезда, села Молвитина, Осипа Иванова Комиссарова, ныне дворянина, спасшего жизнь Царя".
Ответ, посланный в столицу губернским предводителем костромского дворянства Н.П. Карцевым:
"Внезапная весть об угрожавшей опасности Царю-Освободителю глубоко поразила нас; весть же о спасении породила радостное чувство и подкрепила убеждение, что дух Сусанина живёт в сердцах костромичей. Идём молить Бога за спасение дорогой для нас жизни обожаемого монарха. Да здравствует Император!"
В Москве наименование «Комиссаровская» получила двухгодичная ремесленная школа для детей бедных родителей и сирот с обучением портняжному, сапожному и переплётному ремёслам, ставшая родоначальником МГТУ «МАМИ».