Крест и смерть корнета Олега Романова. ч.2

October 19, 2017

В столице Российской империи, присутствуя на "семейном" собрании Романовых в Зимнем дворце, едва оправившийся от болезни князь Олег предстал перед Николаем II. Император прямо спросил его, может ли он выполнять служебные обязанности. "Могу, Ваше Императорское Величество!" - отчеканил наш герой, и приковал себя этими словами к своей судьбе...

Следует объективно признать, что младший офицер императорской крови без боевого и командного опыта, да еще ослабленный перенесенным тяжелым заболеванием представлял для командира полка скорее существенную проблему, чем одного из подчиненных. Командир лейб-гусар генерал-майор Г.И.Шевич вышел из затруднительного положения с изяществом подлинного дипломата: поручил корнету Романову вести полковой дневник: и обязанность почетная, и всегда при штабе.

Однако князь Олег тяготился работой "корреспондента", как он сам выражался, и рвался в действующие эксадроны, в которых, к тому же, служили двое его братьев. "Я у вас долго не останусь!" - дерзко предупредил он командира. После торжественных проводов, на которых строй лейб-гусар еще блистал выправкой и чистотой мирного времени (и в нем еще не зияли страшные бреши потерь), 23 июля наконец началась погрузка в эшелоны и передислокация в Действующую армию.

Среди последних, видевших нашего героя в Санкт-Петербурге, был знаменитый юрист А.Ф.Кони, оставивший об этой встрече пронзительные строки воспоминаний: «Я вижу перед собою с той отчетливостью, которая свойственна скорби, князя Олега Константиновича в походной боевой форме, с его милым лицом и мягким, устремленным задумчиво вдаль взором «говорящих» глаз, - сердечно прощающегося со мною 23 июля, в день его отъезда в действующую армию… Нас соединяла любовь к Пушкину, к которому он относился восторженно, проницательно и трудолюбиво. В Пушкине, рукописи которого были начаты им с таким успехом, - для него олицетворялось все, чем сильна, своеобразна, дорога и по праву может быть горда Россия. И когда эта Россия позвала Олега Константиновича на брань, он отдал ей все силы и помышления, сознавая, что есть исторические минуты, когда родина, видоизменяя слова Писания, должна сказать: Да оставит человек отца и матерь свою и прилепится ко мне».

Впрочем, сам князь Олег был далек от мрачных предчувствий. "Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, - не скрывая радости, записал он в своем дневнике - Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения... Мне приятно, мне радостно, что мы, Константиновичи, все впятером на войне.» (цит. по: Лось М. П. Князь Олег Константинович (1892-1914). Звенигорода, 1917. С. 32). В этом "Константиновичи" - гордость за семью, за отца и деда. Не случайно Олег Константинович хотел написать книгу о Константине Николаевиче.

Война началась для лейб-гусар на Северо-Западном фронте в составе 2-йгвардейской кавалерийской дивизии Сводного кавалерийского корпуса генерала Хана Нахичеванского, прикрывавшего правый флаг 1-й русской армии генерала Ренненкампфа, наступавшего в Восточную Пруссию. Разгрузившись 25 июля на польско-литовской станции Пильвишки, уже на следующий день полк князя Олега выступил в боевой поход.

Трагические для Российской императорской армии события Восточно-Прусской операции августа-сентября 1914 г., в ходе которой германскими войсками была разгромлена 2-я русская армия генерала Самсонова и принуждена отступить 1-я армия, достаточно хорошо известны и относятся к нашей теме только косвенно. К сожалению, блестящая российская кавалерия, более того - элитная гвардейская кавалерия из корпуса Хана Нахичеванского, несмотря на несколько славных дел, действовала в ходе этой операции неудачно. Сказывались существенная тактическая разница в предполагавшемся и реальном характере боевых действий, неудачное командование и еще целый ряд факторов. По словам военного историка А.А.Керсновского, "стратегическая разведка оказалась Хану и подчиненным ему кавалерийским начальникам совершенно не по плечу – и 70 эскадронов лучшей в мире конницы решительно ничего не дали своей армии".

Князю Олегу ни с боевого седла, ни из-за раскладного парусинового столика полкового историографа не было видно стратегической картины сражения. Для него, младшего офицера, фронт ограничивался полосой действия эскадронов и разъездов лейб-гусар, что вполне очевидно. Все это время корнет Романов находился при штабе полка, с присущей ему скорпулезностью заполняя дневник боевых действий. "Приходится много работать и бывать под огнем, - написал он своему воспитателю генералу Н.Н.Ермолинскому. – Но все же хотелось бы в строй".

После того, как Лейб-гвардии Гусарский полк сначала наступал, пытаясь вести поиск противника, потом отступал, пытаясь "завесить" порядки своей армии от неприятиельской конной разведки и одновременно избежать окружения, 11 сентября у нашего героя наконец нашлось время написать обстоятельное письмо родителям. Оно интересно не только сведениями о его фронтовой жизни, но и как записки русского офицера-кавалериста начального периода Первой мировой о быте и службе. Вот его текст:

«Не знаю, как и благодарить Вас, наши милые, за все, что Вы для нас делаете. Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда приходят сюда посылки с теплыми вещами и с разной едой. Все моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому, офицеры трогательны. К сожалению только многие забывают, что нас много и потому какая-нибудь тысяча папирос расхватывается в одну минуту и расходуется очень, очень скоро. Надо посылать много. У солдат нет табака, папирос, на что они очень часто жалуются: «Вот бы табачку али папирос!»

Мы живем только надеждой, что на нашем фронте немцы скоро побегут, — тогда дело пойдет к концу. Так хочется их разбить в пух и со спокойной совестью вернуться к Вам. А иногда к Вам очень тянет! Часто, сидя верхом, я вспоминаю Вас и думаю, вот теперь Вы ужинаете, или Ты читаешь газету, или Мама вышивает. Всё это тут же поверяется взводному, который едет рядом. Взводный мечтает в это время о том, что Бог поможет разбить немцев, а потом скоро придет время, когда и он, наконец, увидит семью. Такие разговоры с солдатами происходят часто. Иногда очень хочется увидеть Вас, побыть с Вами.

Я теперь так сильно чувствую это и думаю, и знаю, что Вы там, далеко, вспоминаете нас, стараетесь нам помочь. Это очень нас всех ободряет…

Были дни очень тяжелые. Одну ночь мы шли сплошь до утра, напролет. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился на бок, но просыпался, к счастью, всегда во время. Самое неприятное — это дождь. Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… Все за это время сделались гораздо набожнее, чем раньше. К обедне или ко всенощной ходят все. Церковь полна.

Маленькая подробность! Недавно я ходил в том же белье 14 дней. Обоз был далеко и все офицеры остались без белья, без кухни, без ничего. Варили гусей чуть не сами. Я сам зарезал однажды на собрание двадцать кур. Это, может быть, противно и гадко, но иначе мы были бы голодны.

Никогда в жизни не было у нас такого желания есть, как теперь. Белого хлеба нет! Сахару очень мало. Иногда чай бывает без сахару.

На стоянках картина меняется. Там мы получаем вдруг шоколад, даже какао, чай, папиросы и сахар. Все наедаются, а потом ложатся спать. Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: «К коням!» Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая может быть уже три дня не ела овса, и катишь дальше… Диана сделала подо мной около 1000 верст по Германии. Она немного хромает на правую переднюю, так как случайно растянула связки пута. Иногда хромота проходит. Ей пришлось прыгать в день по сотне канав, и каких канав! Идет она великолепно, и я всегда сам ставлю ее в закрытое помещение…

Молитесь за нас. Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу».

Судя по отрывочным данным из писем, где-то в начале или в середине сентября князь Олег был по его настоятельным просьбам переведен в действующее подразделение - 5-й эскадрон полка на должность командира гусарского взвода. До роковой для него схватки с германским разъездом 27 сентября он успел провоевать непосредственно в строю примерно десять-двадцать дней. Скорее всего, ему приходилось участвовать в боях и точно - в стычках с германцами. Однако более-менее подробная информация имеется только об одном бое нашего героя - последнем. К этому времени откатывавшиеся вместе с армией лейб-гусары оказались там же, откуда начинали свой боевой путь - под Пильвишками близ Владиславова.

Князь Олег, продолжавший с аккуратностью ученого вести фронтовой дневник, как только позволяла боевая обстановка, так описал события своих последних боевых дней:

"Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу.

23 сентября: На север от Владиславова, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза.

24 сентября: Идет бой под злополучным Ширвиндтом... Раух (начальник дивизии генерал-лейтенант Раух) находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки... Ночевали сегодня в Жарделе... Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудой-Це, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки.

25 сентября: Сегодня мы выступили в 8 часов. Холодно. Делали рекогносцировку на Радзен. Шел только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции.

26 сентября: Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен затыкать дыру образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56 дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы... Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «К коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию... Когда подошли лавой, то заняли фольварк... Додик и я на третьем, Голицын на втором, а Кушелев на первом (взводе)".

Это уже не бытописательные заметки, а котроткие и предельно информативные записи фронтового офицера, от наметанного взгляда которого не укрываются ни тактическая обстановка, ни просчеты командования, ни плохо отлаженное взаимодействие между родами войск. Думается, что если бы судьба отвела нашему герою еще несколько лет войны, он стал бы отличным и, как было принято говорить в Российской императорской армии тех лет, "отчетливым командиром".

27 сентября 1914 г., выполняя боевую задачу предыдущего дня, лейб-гусары в сосаве своей дивизии продолжили наступление в направлении на Владиславов. Перед их фронтом находились части 1-й кавалерийской дивизии неприятеля (1. Kavallerie-Division), однако выяснить более подробно, с кавалеристами какого из шести ее полков столкнулся в этот день эскадрон нашего героя, не удалось. Впрочем, читая боевое расписание этой отборной немецкой кавдивизии, можно с уверенностью сказать, что противник был регулярный, отлично обученный и опасный - старые германские полки с долгой боевой историей, не какой-нибудь местный ландвер (нем. Land — земля, страна и Wehr — защита, оборона — категория военнообязанных запаса 2-й очереди и второочередные войсковые формирования в Пруссии, Германии, Австро-Венгрии и Швейцарии в XIX — начале XX вв.).

Поначалу продвижение российской конницы не встречало противодействия. Лейб-гвардии Гусарский полк беспрепятственно форсировал речку Шешупу, прошел несколько небольших фольварков (хуторов). Только у деревни Шарвинишки шедший в охранении полковой колонны 4-й эскадрон натолкнулся на немецкий кавалерийский разъезд. Произошел типичный для стычки кавалерийских патрулей малоэффективный "обмен любезностями" - беспорядочная пальба из карабинов с седла, после чего немцы, уступавшие численно, предпочли развернуть коней и пуститься наутек - вероятно, на соединение со своими главными силами.

Судя по достаточно сумбурным описаниям последнего боя корнета Олега Романова можно заключить, что, отступая, неприятельский разъезд "наскочил" на передовую заставу 1-го эскадрона. Не совсем понятно, была ли эта стычка результатом случайного маневра, или российские гусары под командой корнета Безобразова заметили противника и бросились ему наперерз.

Так или иначе, драпать "гансам" стало некуда, а даже крыса, понимая, что ей не убежать, бросается на преследователя. Немецкие же кавалеристы - здоровенные, вышколенные до автоматизма, отлично вооруженные и сидящие на откормленных жеребцах ганноверской породы - вызывали ассоциацию скорее не с крысами, а с лютыми клыкастыми кабанами.

- Vorwärts Marsch!!! (Вперед марш - нем.) - рявкнул какой-нибудь Leutnant или Wachtmeister, тускло блеснули тяжелые палаши - и "гансы" навалились на разъезд корнета Безобразова, раздавая удары налево-направо...

Отчаянная кавалерийская схватка произошла на глазах у 4-го эскадрона, в котором служил наш герой. Князь Олег со своим взводом находился как раз подле эскадронного командира - ротмистра графа Игнатьева. Видя, что неприятель вот-вот прорвется и уйдет, он обратился к ротмистру с пылкой просьбой бросить его со взводом в бой, на помощь разъезду Безобразова.

Биографы князя Олега Константиновича приводят следующий диалог, предшествовавший роковой атаке:

- Господин ротмистр, разрешите с моим взводом захватить зарвавшихся немцев!

- Там справятся без вас, Ваше Высочество.

- Опять при штабе? Сколько же можно быть в тылу?!.. Неужели за этим я отправлялся на фронт?!

Уступив напору, а, скорее, титулу юного аристократа с погонами корнета, ротмистр скомандовал его взводу атаку.

Нельзя сказать, чтобы князь Олег был новичком на фронте - боевой опыт там приобретается на удивление быстро. Он уже знал и леденящий душу визг пуль, и оглушительный грохот разрывов, и упоительный свист в ушах ветра кавалерийской атаки... Но вот так - с шашкой в руке, во главе своих людей, в жуткую и упоительную кавалерийскую рубку - это было впервые.

Вспоминает воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский: "В то время все желания князя сосредотачивались на жажде подвига... Желание это осуществилось за несколько дней перед нашим последним свиданием, но оно же его и погубило".

Но совершенно очевидно, что погибать молодой кавалерист отнюдь не собирался, он вел свой взвод, чтобы победить, чтобы ветренная капризница-воинская слава наконец бросила и на него благосклонный взгляд!

Можно только представить, с каким пьянящим восторгом он выхватил из ножен клинок, обернулся к своим гусарам:

- Братцы-молодцы, шашки вон, марш-марш!!

И дал шпоры своей чистокровной летунье Диане...

История последнего боя корнета Олега Романова, кочуя из одного официального "парадного" издания в другое, обросла драматическими подробностями и превратились в красивую легенду еще в годы Первой мировой войны.

"При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович," - гласит телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего. Высочайший приказ от 29 сентября 1914 г. о награждении нашего героя орденом Св.Георгия IV cтепени вторит ей: "За мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, при чем Его Высочество первым доскакал до неприятеля".

Считается, что наш герой был сражен пулей в самом конце боя, когда уцелевшие немцы уже сдавались гусарам в плен. В него выстрелил, лежа на земле, раненый германский кавалерист. Такова официальная история.

За вычетом героических подробностей, которые, как известно, необходимы и неизбежны в военной пропаганде, в сухом остатке мы имеем, что своевременная атака взвода нашего героя действительно решила исход боя в пользу русского оружия. Пятеро германцев были убиты или ранены, столько же попало в плен, остальным все-таки удалось прорваться и уйти. Потери 1-го эскадрона Лейб-гвардии Гусарского полка составили двоих погибших и несколько раненых, 5-го - только одного тяжело раненого - самого князя Олега.

Наверное, наиболее достоверную картину боестолкновения (выражаясь современным языком) изложил взводный унтер-офицер Николай Карлов, служивший вместе с князем Олегом и шедший вместе с ним в ту роковую атаку в своем письме к его матери великой княгине Елизавете Маврикиевне. Вот бесхитростные и искренние слова простого русского солдата, обращенные к матери погибшего командира и, наверное, друга (в начале Первой мировой войны озлобление и большевицкая агитация еще не проложили между офицерами и нижними чинами непреодолимую пропасть):

"27-го сентября сего года наш полк шѐл в авангарде. Два эскадрона, наш (5-й - М.К.) и Его Величества (1-й - М.К.) шли впереди своего полка, от вышеназванных эскадронов были высланы вправо и влево заставы. Через некоторое время какая-то боковая драгунская застава заметила неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Разъезд, спасаясь от драгунской заставы, нечаянно наскочил на наши главные силы авангарда, во главе которого шѐл 4 эскадрон. Названный эскадрон открыл по наскочившему неприятельскому разъезду огонь, который повернул в сторону как раз на заставу эскадрона Его Величества, которая была под командой корнета Безобразова. Желая окончательно разбить наскочивший германский разъезд, корнет Безобразов стал просить о помощи, как только б этом услыхал Его Высочество князь Олег Константинович, они немедленно стали просить у эскадронного командира графа Игнатьева разрешения участвовать при атаке неприятельского разъезда, ротмистр граф Игнатьев не разрешили им идти, Его Высочеству очень хотелось быть при этом деле и они выпросились. Его Высочество князь Олег Константинович во главе 3-го взвода пошли преследовать удирающий немецкий разъезд. Мы нанесли неприятелю страшный удар; удирающий разъезд обстреливался; около полверсты я ехал с их Высочеством вместе; так как лошадь их Высочества была гораздо быстрей моей, то я ни в коем случае не мог следовать и остался позади. С ними вместе ехал эскадрона Его Высочества вольноопределяющийся Бобринский и первого взвода взводный Попанов, который не от взвода Их высочества, с отставшими людьми взвода под командою князя Олега Константиновича. Взводный Попанов видел как Их Высочество упали с лошади, подъехал с вольноопределяющимся Бобринским к Е.В., стали поднимать их, и увидали что они ранены, они стали спрашивать Е.В., что больно вам, Их В. говорили, что мне не больно."

Из этого документа можно заключить, что князь Олег "поймал пулю" действительно в самом конце боя, при преследовании сумевших вырваться остатков германского разъезда. Ни слова о выстреле раненого германского кавалериста унтер-офицер Карлов не пишет. Впрочем, это отнюдь не опровергает основной версии.

продолжение ->