Для танго нужны двое
Морозный воздух колко забирается за шиворот и щиплет до гусиной кожи. Дилюк зябко ведёт плечами, не любит он Драконий Хребет. Белизна его заледенелых гор ощущается неестественной в сравнении с лесами Снежной, будто осадками и температурой здесь управляет нечто большее, чем погодная случайность. Неудивительно, что жала стужи ощущаются аж где-то под кожей. Но Кэйа рядом, слишком довольный, холод ему нипочём, его спина выпрямлена, а грудь раскрыта, пока Дилюк прижимает ладони в перчатках ко рту и пускает по пальцам немного Пиро.
Они оказались здесь почти случайно, если шантаж от капитана кавалерии Ордена Фавония можно назвать случайностью. Впрочем, уличить Кэйю в неправомерных делах невозможно практически так же, как и во лжи.
— Это стратегически важная миссия для всего города, — сказал он пару дней назад, стоя в дверях кабинета Дилюка и привалившись бедром к косяку, — мне казалось, ты всегда был спасителем нашего славного Мондштадта.
Дилюк сначала промолчал, продолжая заполнять документы от поставщиков сырья для винокурни.
— Ну, или мне стоит снять вуаль таинственности с твоих спасений… — Кэйа вздохнул с наигранным сожалением, — мы же оба этого не хотим.
И Дилюк посмотрел на него прищуренными глазами, будто повёлся на эту дерзость, и сказал: «Хорошо».
Они оба знают, что Кэйа прячет и будет прятать его полуночные похождения в переписанных отчётах, посланных с орлицей предупреждениях, заткнутых золотом ртах и укрытых льдами лагерях, теми подозрительными льдами, которые вырываются из кое-чьих смуглых пальцев. Они оба знают, но он говорит ему: «Хорошо».
Не «я тоже знаю парочку секретов о вас, капитан»; «мнение идиотов из Ордена Фавония меня не интересует»; «хоть всему городу расскажи, если хочешь рискнуть».
И теперь он мёрзнет в снегах Драконьего Хребта, пока они ищут какие-то «смертоносные голубые розы, семена которых разбросал Альбедо». Дилюк не верит, что здесь могу расти цветы и что алхимик способен на столь беспечное обращение с опасными ингредиентами. Но что-то ведёт его за ответами. Любопытство, запал, жажда быть в курсе всего, особенно, если речь идёт о каком-то новом алхимическом оружии от Ордена? Или желание сказать «я же говорил», когда они придут в заснеженное поле, где ничего, кроме пары кустов мяты, расти не может?
Или дело не в чём-то, а в ком-то?
— Может, ты всё-таки объяснишь подробнее, а то складывается впечатление, что ты ведёшь меня в ловушку, — говорит Дилюк, — молчишь всю дорогу, будто ты не ты.
— Ха-ха, ну, я это точно я, — наигранно смеётся Кэйа, — мне рассказать про твою отсидку в Нод-Крае, или как ты уговаривал меня стащить вина в детстве?
Дилюк замолкает, тычась носом в меховой воротник, который уже успел покрыться кристалликами льда.
— Я просто так это сказал, — отвечает, бросив короткий взгляд вбок, — не думал, что ты так серьёзно начнёшь защищаться, есть что скрывать?
— Всем есть что скрывать, господин Дилюк, — отвечает Кэйа с улыбкой, — но с вами я предельно честен.
— Перестань нагонять таинственности, Кэйа, — Дилюк хмурится и осматривается, но на горизонте нет даже попрыгуний, а по бокам их дороги лишь горы и овраги, — мне на сегодня странностей хватит.
— Но ведь ещё ничего такого не произошло! — он отвечает и разводит руками в стороны.
— Произошло, — отрезает, — твоя воодушевлённость и молчаливость.
— И то, и другое одновременно, — перебивает Дилюк, — ты что-то знаешь или задумал.
— Дилюк… — Кэйа снова посмеивается, — я просто рад, что ты наконец помогаешь Ордену, как в старые-добрые времена…
— Помогаешь м-м-м… — тянет задумчиво, — мне?
— Тц, — Дилюк цокает, — ладно, возможно, идти без болтовни мне нравилось больше.
— Ха-ха, — снова смеётся, на этот раз заливисто, откинув голову назад, — тебе нравится только та болтовня, где я смущаюсь, не так ли?
— Многовато чести, господин Кэйа.
— Ай-ай, — хватается за сердце, — а кто минуту назад просил отбросить весь официоз, ведь мы наедине.
— Так в ветрах же шпионы, — хмыкает Дилюк и ускоряется, выходя чуть вперёд и демонстративно показывая спину.
Это дилюково «разговор окончен». Кэйа, разумеется, один из немногих, способных бросить в эту «неразговорчивую спину» пару острых реплик, летящих, словно ножи в мишень, но на этот раз он подчиняется и позволяет Дилюку закончить перепалку.
Чем дальше вглубь, тем больше холода и неясности. Но Кэйа рядом всё ещё держит голову прямо, лишь слегка жмурится, когда крупные хлопья снега летят в незакрытый глаз. Дилюк же ёжится сильнее, засовывая руки в карманы дублёнки.
— Кстати, когда мы дойдём, можем воспользоваться самым проверенным способом согреться, — вдруг говорит Кэйа, внимательно осмотрев Дилюка взглядом с головы до ног.
— Я не пью, — тут же отрезает.
Кэйа останавливается и удивлённо смотрит в ответ.
— Зачем пить, тебя что, не научили в Снежной лучшему способу согреться?
Дилюк тоже останавливается и хмурится, а звёздочка в глазу Кэйи аж искрится ребячеством: «Я знаю кое-что, о чём ты не в курсе!» Но и Дилюк своё незнание так просто не показывает:
— Разводить костёр я научился ещё до Снежной.
— Нет-нет, тебя всё-таки не научили, — Кэйа вытягивает руки вперёд и машет ими прямо перед покрасневшим носом своего собеседника, — нужно раздеться, лечь вместе, укрыться и полежать так минимум час, а лучше всю ночь!
Дилюк медленно переводит взгляд с мельтешащих перед глазами пальцев на лицо Кэйи. Корка льда под их ногами начинает слишком интенсивно таять…
— Ты это прямо сейчас придумал, скажи? — спокойное равновесие голоса заметно подрагивает. — Я могу устроить тебе только ночёвку с горящим бревном.
— Ну зачем так самокритично, я же…
Бух! Кэйа ойкает и падает на спину, его лопатки спасает мягкий сугроб. В лицо ему вместо снежинок летят алые пряди волос, а вместо неба он видит раскрасневшееся от злости лицо с полопавшимися капиллярами в глазах. Собственные руки не двигаются — захвачены и прижаты к земле.
— Сдаюсь, сдаюсь! — тут же кричит, слабо пытаясь вырваться, — я не имел в виду, что ты бревно, уверен, ты самый страстный любов…
Брови удивлённо заползают на лоб, и Кэйа опять резко обрывает себя на полуслове. Его рот широко открыт, но в горле все звуки спрессованы в еле различимый хрип. Он никак не ожидал, что коварный ход будет разыгран без сожалений и промедлений: Дилюк отпускает его запястья, и Кэйа не успевает просчитает его шаги, как… целой горстью за шиворот сыпется снег.
— Сейчас ты получишь страсть, — цедит Дилюк сквозь зубы, даже не думая останавливаться.
Кэйа под ним мгновенно отмирает. Он извивается и то ли кричит, то ли стонет, то ли смеётся, стараясь уйти от жгучего холода, который Дилюк безжалостно поставляет полными ладонями.
— Я сдаюсь! — Кэйа взбрыкивает бёдрами, пытаясь сбросить сидящего на нём, но терпит неудачу. — Лежачих не бьют!
— Конечно сдаёшься, — шумно выдыхает Дилюк, сдувая прядь волос с лица, — что тебе ещё остаётся.
У Кэйи, чувствительного до прикосновений к рёбрам и шее, аж слёзы брызжут из глаз, ему и смешно, и неприятно, и волнующе, и слишком холодно.
— Остановись, умоляю! — снова кричит, закашливаясь.
И Дилюк наконец замирает. Он плотнее усаживается на бёдра Кэйи, будто это самая обыденная вещь на свете и кладёт ладони ему в центр на грудь. Пиро мгновенно высушивает промокшую одежду и обволакивает замёрзшее тело своим теплом.
— Ох, — только и находится у Кэйи.
Он кладёт свои руки поверх ладоней Дилюка.
— Долго греться не дам, — тут же отвечают ему на этот жест, — и так куча элементальных сил на температуру уходит, тебе с Крио здесь явно удобнее.
— Так ты сам виноват, что мы в снегу валяемся, — улыбаясь, отвечает Кэйа.
Дилюк снова прищуривается. Недобро. Сдержанно.
— Как хорошо, что ты не на моём месте, — парирует Кэйа и тянет его на себя за запястья, — знаешь, это самые долгие и неоднозначные прикосновения, которые ты мне подарил с момента своего возвращения.
— Что ты делаешь? — спрашивает Дилюк, нахмурившись, игнорируя подтексты его реплик.
Рука Кэйи ползёт выше, обходит локоть и останавливается на предплечье.
— Трогаю, а что? — отвечает, продолжая улыбаться и по-птичьи чуть склонив голову, чтобы больше видеть Дилюка зрячим глазом.
— Зачем мы на самом деле здесь, Кэйа?
— Мы ищем голубые розы, — отвечает без промедлений и опять тянет на себя, просит склониться к своему лицу.
— Их не существует, — говорит Дилюк, сопротивляясь давлению на предплечье, — ты что, затащил меня сюда только, чтобы пошутить свою дурацкую шутку про согревание?
— Почему дурацкую? — возмущается. — И это чистая правда!
— Куда мы идём? — Дилюк сам склоняется ближе к лицу Кэйи и замирает в сантиметре от его носа, смотрит внимательно, ищет подвох.
Но Кэйа только удивлённо хлопает ресницами и рефлекторно приоткрывает рот, ловит чужое дыхание на своих губах.
— Нам нужно в низину по тропинке дальше, — говорит почему-то полушёпотом.
— В низину значит? — также шёпотом отвечает Дилюк и почти мажет нижней губой по губам Кэйи, почти касается. Тело замирает в трепетном ожидании, глаза закрываются… Но второй коварный ход разыгрывается снова и опять — без сожалений: Дилюк тянет его на себя, и они кубарем катятся с тропинки, собирая спинами снег и прилипшие травинки. Они летят вниз всего пятнадцать секунд, но сердце успевает в страхе расколотиться о грудную клетку, а высушенная одежда — опять намокнуть. Кажется, в волосах застревают обломанные веточки, но разберутся они с этим позже.
Кэйа открывает глаза: под ним зажмурившийся Дилюк, а сборку — нераскрытый бутон голубой розы. Прикатились. Кэйа закрывает нос перчаткой и шипит:
— Ты рехнулся, а если бы мы кости переломали?
Но Дилюк его не слушает, он тоже уже открыл глаза и успел оглядеть место их приземления. Они упали на странную полянку с распустившимися посреди льдов цветами и немного примяли собою нежные стебли.
— Как это? — лишь спрашивает он, осторожно касаясь зелёного листочка.
Кэйа, продолжая вздыхать, поднимается на ноги, Дилюк — следом. Оба оценивают местность. Рядом с цветами стоит простенько сколоченный стол с приваленным к нему зеркалом, чуть дальше — походный алхимический верстак.
— Случайно разбросанные семена, значит, — говорит Дилюк, отряхивая дублёнку и перчатки от снега, — нужно найти место, куда они улетели, значит.
Кэйа улыбается и виновато втягивает голову в плечи, все улики работают против него.
— Я даю тебе минуту, прежде чем ты мне объяснишь смысл этой ловушки.
— Да мне просто одному было скучно сюда тащиться, никакой ловушки, — выпаливает Кэйа, честно и даже неотрепетированно.
Кэйа поджимает губы и косится на зеркало, Дилюк, ловящий каждое его движение хищным орлом, поворачивает голову за ним, всматривается, но ничего не происходит.
— Да не вру я, сюда никто из рыцарей не хотел идти.
— Ты капитан, ты можешь приказывать.
— Я знаю, — отвечает Кэйа со вздохом, — но это так же вяло, как идти в патруль с кем-то, кого на дух не переносишь, понимаешь?
Дилюк понимает. Идти в дальние задания с кем-то, кто молча волочится следом, утомительно. А Кэйа, видите ли, хотел искреннего интереса, взрывных эмоций и неподдельного азарта. Из груди вырывается долгий выдох.
— Ты мне должен информацию об этих розах.
Кэйа уклончиво хмыкает и снова кивает в сторону зеркала.
В огромный чан любопытства Дилюка примешиваются капли сомнений.
— Мы и так упали в ваши «смертоносные розы», — отвечает и показывает в воздухе пальцами кавычки, — и ничего не произошло, ты блефуешь?
— Ну, скажем… — Кэйа улыбается. — Смыслы бывают не только прямые.
В зеркале отражаются цветы, макушка уходящей в небо горы, да две пары ног, но вдруг по поверхности проходит рябь, будто по потревоженной водной глади. Дилюк подходит ближе. В отражении появляется лицо Кэйи, но это невозможно. Дилюк оборачивается, и правда, тот стоит рядом, он не наклонился и не отошёл, его лицо физически не может отражаться сейчас.
Кэйа отрицательно качает головой. А отражение живёт своим сюжетом: появившийся будто из ниоткуда Дилюк падает в объятия зазеркаленного Кэйи, обвивая его руками за шею.
— Если ты сейчас это не прекратишь… — медленно проговарвиает реальный Дилюк, подчёркивая паузой каждое слово.
— Да я ничего не делаю, — весело отвечают ему, — это побочный эффект от вдыхания пыльцы роз, в отражении — твоя фантазия.
— Моя?! — хриплым голосом спрашивает Дилюк.
Адреналин бурлит в его венах, наконец согревая.
— Я всё объясню, если ты пообещаешь, что не спалишь мой зад.
— Ну уж нет, — Дилюк поворачивается к Кэйе, пытаясь отвлечь его от картинки в зеркале, — ты прямо сейчас всё мне расскажешь, а дальше решать буду я.
Кэйа делает глубокий смиренный вздох. Переводит взгляд на Дилюка, потом на зеркало. Снова на Дилюка. И начинает:
— Сахароза выводила какой-то сорт растений для Альбедо, подробностей не знаю, Тимей пришёл в лабораторию и просто понюхал цветок в горшке, Сахароза и пискнуть не успела, предупредить, что это ингредиент, а не просто украшение, но самое интересное случилось потом, — Кэйа улыбается, — в зеркале рядом с Тимеем вдруг отобразилась Ин Эр, их отражения вдруг зашевелились, взялись за руки и всё такое.
— Ясно, — отрезает Дилюк, сдерживая клокочущие эмоции, — а здесь что происходит?
— Ну, Альбедо решил сделать вторую лабораторию подальше от людей, и…
— Значит никаких случайно разбросанных семян нет?
— Ой… — тушуется Кэйа, выставляя ладони вперёд, — просто для эксперимента нужен был подопытный, чтобы понять, зеркало показывает только сердечные дела или желания в целом, и я сказал, что знаю вариант...
Глаза Дилюка, округлённые, пылающие, разве что не метают огненные шары.
— Ты совсем с ума сошёл, — констатирует, — я согласия своего не давал.
— Ну, прости, прости, — вздыхает Кэйа, в голосе не слышно и капли раскаяния, — всё равно результаты эксперимента вижу только я, так что…
Их фигуры в зеркале меняются. Кэйа в отражении выдыхает пар изо рта, улыбается ещё более лукаво и жмётся напористо, соблазнительно, вовлекает в танец, похожий на танго. А вот реальный Дилюк закатывает глаза.
— Ну-у-у, — тянет Кэйа, явно чуть смущённый, — Альбедо предполагает, что зеркало не передаёт мысли однозначно, это больше похоже на сон…
— При температуре сорок? — снова ощетинивается Дилюк, сложив руки на груди.
Кэйа в зеркале откуда-то достаёт розу, такую же голубую, что растёт перед ними реальными, и зажимает её между зубов.
— Пф-ф, — Дилюк по эту сторону от зеркала фыркает, — может, это твои мысли?
— Я пыльцу не вдыхал, — отвечает Кэйа, — не отвлекай, хочу досмотреть…
Фигуры в отражении, уже с расстёгнутыми пуговицами, касаются друг друга — кожа к коже. Кэйа чувствует мурашки на загривке, и это совсем не от мороза. Дилюк в зеркале, раскрасневшийся, тяжело дышащий, податливый, отдаёт ведущую партию и тёплым воском тает под уверенными пальцами своего партнёра.
— Ты хочешь первого шага от меня? — спрашивает, переводя взгляд на своего Дилюка.
Колкого, хмурого, грозного. Был бы камень в руке, уже бросил бы в это проклятое зеркало.
— В данный момент хочу подать жалобу на Орден Фавония за несогласованные эксперименты и превышение должностных полномочий.
Дилюк держит голос ровно, отрицает до последнего, но видно, что и сам он подрагивает.
Его клон в зеркале склоняется к партнёру и передаёт розу. Их губы соприкасаются, а собственные реальные — зудят по прикосновению, всё ещё не сбывшемуся.
Кэйа облизывается, отгоняет фантомное ощущение, и двигается навстречу. Протягивает руку с игривой несерьёзностью, словно тоже приглашает на танец. Но кожа Дилюка вспыхивает румянцем совсем нешутливо, и он делает шаг назад.
Он недоговаривает и продолжает отступать, будто крадущаяся задом добыча, увидевшая дремлющего хищника, вот только его «зверь» совсем не спит и уверенно идёт вперёд, не отводя своего взгляда.
— Не убегай больше, — Кэйа говорит тихо, но не робко.
Спина Дилюка находит ствол дерева, ветка неприятно колет под затылком, а жар со щёк ползёт ниже, раскрашивает румянцем шею и грудь.
— Дилюк… — вырывается из груди просящее, почти молящее.
И губы сталкиваются с чужими губами. Кто кого целует первым, Дилюк не понимает или предпочитает не замечать, как его руки сами потянулись вперёд, вцепились в плечи и прижали Кэйю ближе к себе. Горячо. Хорошо. Будто вернуться к очагу, к родному и почти забытому теплу. С мыслей откалывается айсберг сомнений, а с сердца лёд сыпется колючей крошкой, и всё тело греется в дурманящем пекле. Кажется, от собственного Пиро было не так тепло. Знал бы Дилюк, что поцелуи эффективны в борьбе с морозом, сам предложил бы вначале пути.
И может, он совсем не против попробовать уже не такой сомнительный «лучший способ согреться». Желательно где-нибудь на винокурне.