Несчастные не страдают. Мераб Мамардашвили

В классическом мире, или в мире Пруста, в мире классических, сильных душ, действует аксиома (шокирующая, но нужно понять ее умозрительный смысл, а не прямой), гласящая, что несчастные не страдают. Несчастные не страдают - это можно легко расшифровать, если мы воспользуемся всеми уже проговоренными терминами и примерами.

Скажем, переживание, связанное с тем, что моя любимая мне изменяет, а я жду с волнением и страданием встречи с ней, на которой я скажу решающие слова и так далее, - это страдание несчастного? Конечно, я несчастен. Но несчастные не страдают, потому что здесь вся структура переживания есть структура страха и надежды, возникающая посредством динамики и силы избегания страдания, отсутствия мужества поглядеть в лицо тому, что есть на самом деле, в том числе и тому, что смерть - только твоя, это уникальная вещь, и ты умираешь в действительности каждую минуту, если живешь, и из этого нужно что-то извлекать для понимания мира, а не превращать смерть в какой-то идол, посредством которого ты ударяешь по голове других, как какой-то деревяшкой, ты ею мстишь другим.

Насколько часто то, что выглядит как мучение несчастного, что мы склонны называть страданием, бывает набито самодовольством, самоугождением, когда мы буквально растекаемся в себялюбии и как штопор входим в процесс самолюбования и глупости. И вот, в строгом смысле слова (когда мы говорим о законах нашей душевной жизни и говорим на языке философии, мы применяет термины в строгом смысле слова) несчастные не страдают.

Страдание есть не мучение несчастного, а опыт собственного зла и пафоса, опыт зла мира, в котором не находят себе места неориентированные, незаконные эмоции, а находят место пафосы, потому что пафосы законны. Под страданием имеются в виду страсти, заключенные в пафосах: собственный грех, пробуждающееся воображение, которое видит как единственно существенное и важное для себя то, чего как раз нет в мире, или то, чего мир не признает, эмпирически не принимает.

Под страданием имеется в виду опыт, который греки называли опытом амехании, - амехания есть невозможность действовать тогда, когда находишься в апории, то есть в непроходимом месте. Герои греческих трагедий всегда находятся в апориях, в непроходимых местах, - скажем, в одной из них есть неразрешимое столкновение между родовой памятью (привязанностью к родовой памяти) и гражданскими установлениями своего собственного города или полиса, поскольку ценно и то, и другое. В свое время Бердяев прекрасно сказал, что в действительности трагедией является неразрешимое столкновение двух вещей, одинаково ценных и исключающих друг друга.

©️ Мераб Мамардашвили, Доктор философских наук (Психологическая топология пути (2) (сборник)