Человек с травмой / рассказ
Глава 1. Мой взвод отступал. Я тяжело дышал и больше не мог бежать. Огнестрельная железяка - ее ремень тянул шею - билась об ногу при каждом шаге. Я остановился. Ни кто из сослуживцев не оглянулся. Понимаю. Прошло пару минут. Может сорок, не знаю. Я обнаружил себя лежащим. Затем еле поднялся, посмотрел в ту сторону, куда мы бежали. Ни мельтешений, ни криков. Оставили. Плевать, я слишком голоден и загнан, что бы хотеть жить. Мы на войне - ресурс. Я исчерпался и был не полезнее кучи гильз, что мы оставили на передовой.
Я сел подперев собой холодный кедр. Голые ветви, светло-серебряное небо. Я слышал глухие взрывы вдалеке и автоматные очереди. Когда стрельба прекращалась, я слышал птиц, слышал птиц, птички, щебет птичек, как в детстве в деревне, солнечная деревня…Снова чуть не уснул. Надо бы меньше про птичек думать. Как бы пожарить их, сожрать, господи, как сводит желудок!
Мерзлыми пальцами заправил бушлат в штаны, надел капюшон, взял автомат в руки. Я знал, что украинцы появятся здесь. Но голод отбивает всякое желание спасаться. У меня было полторы обоймы и граната. Но я не собирался отстреливаться. Я хотел сдаться, если повезет.
Глава 2. В тот вечер я ехал с производства на такси. Моя работа: запаковывать алюминиевые изделия в коробки. Не подумайте, что мне много платили, если на такси ездил. Я его заказывал только, когда не высокий спрос в приложении. А производство от дома рядом. Получалось 90 рублей каждая поездка. Было около семи вечера, когда я вернулся c работы, разогрел суп, почистил три зубчика чеснока и взял пару кусков хлеба. Про еду рассказал, а о себе не рассказал...смешной я человек, точнее был смешным.
И так, звали меня Гриша, 26 лет. Все скучно: школа, колледж (учился на программиста), после колледжа на производство пошел. Ну, или завод, называйте как удобно. Просыпался - на работу. После смены - поесть и поспать. Каждый год хотел уволиться, но не знал, что делать после увольнения, поэтому оставался. Однажды увлекся ставками на футбол. Больше проигрывал.
Увидел новость о начале войны в феврале 2022 года. Жаль конечно, но меня не трогало и ладно. В это время на работе была большая загрузка, почти без выходных фигачил. Поэтому не думал о новостях. Но все такие переживал за одно – могли границы закрыть. Я подумывал из страны бежать, но некуда, особенно без денег. Остался.
В сентябре мобилизация началась. Пришла повестка мне и брату - два письма лежали в почтовом ящике на первом этаже подъезда. Помню, как уши чуть зашевелились от страха, когда увидел, что бумажки эти - от военкомата. Позвонил на работу, сказал, что заболел. Уехали с братом в деревню.
Там делать нечего кроме, как рыбачить да спать. По телеку говорили, что вроде не всех забирать будут. Мы с братом устали леску тянуть, вернулись. Пошел на работу. Так вот, хочу про суп продолжить.
Повторяю, суп, чеснок, хлеб, съел. Сдвинул в ладошку чесночную кожурку. Открыл дверцу под умывальником, полное ведро мусора, уже пахнет.
– Мам! Вы на ужин рыбу ели что ли? – крикнул я в коридор
– Да, посмотри в холодильнике, разогрей, – раздалось из соседней комнаты.
– Я уже суп поел, – сказал себе я. – Ну, придется сейчас выносить, а то за ночь развоняется.
Я накинул куртку, вынул пакет из ведра, крутанул, что бы верх скрутился, и провернул ключ входной двери.
Вышел из квартиры. На лестнице:
– Добрый вечер! Вы Самуенко Григорий Александрович? – тупое лицо военкома обратилось ко мне. Похоже, он не дошел пару метров до двери, когда я выходил выносить мусор
Лично вручает повестку под роспись. Я бледный, разлепил губы, позвал мать.
– По телевизору говорили, что берут только с боевым опытом! А он служил год, держал автомат два раза. Вы что творите, сволочи!? – мама говорила военкому.
Сказали, либо сядешь в тюрьму, либо поедешь защищать родину. На следующее утро я сел в автобус и поехал в военкомат. Затылки пацанов, облезлые стены. Через три дня мы ехали в поезде к границе. Студенты, алкаши, продавцы - всех сгребли не глядя. Большинство молча ехало, но были и "зет активисты".
– Хули прикисли? За страну же едем, – затем он сделал пару тяжек, взглянул на сигарету. – А видели, как суки эти рекой потекли за границу?
Учений не было, только два раза маршировали.
До передовой не все доехали. На пути нашу колонну бомбили несколько раз. Один из первых отлетел тот, с сигаретой из поезда.
Затем мы в атаку пошли. Ни кто не знал зачем мы воюем, даже командование. Я впервые увидел ноги отдельно от тела, сгоревший танк с мужиками.
Познакомился с Лехой в субботу, кстати, тоже с Купчино, с моего района, репетитор по английскому. Его в метро поймали. Вечером того же дня, когда суматоха со стрельбой началась, случайно наступил на застывшую челюсть Лехи.
Мы толком не ели, нечего. Однажды начали отступать по лесам. Шли вторые сутки. Вот тогда я и отстал.
Глава 3. Так вот, сидел я с автоматом спиной к кедру, солнце нырнуло в чащу, стемнело. Я думал про суп с чесноком, про двор, про теплую постель, раздеться, скользнуть под одеяло, поспать, поспать, забыть кровь и грязь, поспать...помню костер в деревне, мне двенадцать, я со старшим братом и его друзьями. Они жарят мясо на костре, пьют пиво, я слушаю их разговоры о дискотеке и как кто-то на мотоцикле съехал в кювет, смеются и я смеюсь, хруст костра слышу, они что-то говорят, а костер горит, шелест костра, тепло, шелест...я сплю? слышу шелест.
Я приоткрыл глаза, луна освещала мерзлый лес и мою кожу. Но я слышал шелест. Повернув голову, я увидел невысокий силуэт. Он ломал сухие ветки, собирал в руку. Набрав ветки он провалился в землю. Я точно говорю, он просто вошел в землю. Ладно, галлюцинации. Я взял автомат, он оказался тяжелее штанги, затем все таки смог его снять через голову и положить на землю.
Затем я аккуратно пошел в сторону исчезнувшего силуэта. В тишине слышен был только хруст веток под моими сапогами. Ни стрельбы, ни криков. Я точно помнил, что силуэт вошел в землю у кривого дерева. Но там не оказалось окопа или норы.
Я так устал, что захотел сойти с ума. Эта мысль появилась внезапно. Я хочу сойти с ума. Будто мое безумие приблизит конец. Я захотел обнаружить себя сумасшедшим. Поэтому встал на колени в том месте, где исчез силуэт и руками стал откидывать листья, ворошить землю, я хотел исчезнуть вслед за силуэтом. Я свалился через секунд десять.
Я смотрел на звезды и думал о матери, о моей маме, которая надевала мне колготки перед садиком. Мои плечи затряслись, а лицо исказилось, но я не смог даже разрыдаться. Я просто тихо задыхался и вспоминал, как во втором классе порвал новые штаны, а когда мама пришла в школу, что бы забрать меня, то расплакалась потому, что купила эти штаны на последние деньги. Мне не в чем было пойти в школу на следующий день.
Спустя время, я немного успокоился и вдруг не смог поверить в то, что кроме меня и этого гроба в виде ночного леса существует что-то еще. Я не верил в серфинг, в кафе, в такси, в наушники, в инстаграм, в супермаркеты. Это я выдумал, этого никогда не было и не могло быть. Вечно была только эта промерзшая земля и скрученный голодом я, умирающий и пытающийся заплакать. У меня не осталось претензий к смерти, в ней меньше мучений, чем в жизни. Я затаил дыхание, что бы подкараулить смерть. Я чувствовал щекой холодную землю. Через пару секунд я услышал глухое "дзынь". Показалось. Забурчали далекие голоса из земли. Будто телевизор закопали. Я прислушался. Я слышал интонацию Киселева с канала "Россия 1". Я приподнялся на локте и начал водить левой рукой по земле. Мой палец наткнулся на край чего-то металлического. Это оказался рычажок. Я повернул его и земля подо мной сдвинулась, я поехал вместе с землей и подумал "оказывается, умереть не больно". Но земля через метр остановилась, и я увидел нору освещенную тусклым желтым светом. Голос из телевизора стал четче:
– Лопасти нашего вертолета, под названием Россия, срубит этих мразей с запада... – услышал я.
Я подполз к краю норы и заглянул в нее. Интерьер повторял точь в точь типичную советскую квартирку, с желтым светом, красным ковром на полу, сервантом и...что бы увидеть больше мне нужно спуститься. Вниз вела двухметровая деревянная лестница.
Может тут отшельник живет или это чье-то укрытие на случай войны. Как бы то ни было, я хотел попросить у него еды и тепла. Я оставил автомат на земле, пересилил головокружение и слабость в дрожащих руках, что бы спуститься по лестнице.
– Санкции рикошетом подстрелили тех, кто направил их в сторону России. Европа трещит по швам, некоторым приходится разводить костер на улицах, что бы согреться, – вещал телевизор, пока я спускался.
Глава 4. Осмотрелся: десятки мониторов как сетчатка насекомого, и тут же теснились советские тумбочки, кресла, книжные полки, кухонька в углу. Кто-то смотрел телевизор. Он сидел спиной ко мне.
– Вы про про какие ржавые автоматы? Которые были на этих постановочных видео? Наши парни! Не перебивайте, я щас говорю! Наши парни снаряжены и сыты лучше, чем любой морской котик. Эти тряпочные котята с запада... – говорилось в пузатом телевизоре.
Я видел только залысину смотрящего, он хихикал и динамично орудовал вилкой в тарелке.
Я хотел нормально сказать, но прохрипел и оборвался в конце. – Здрасте, не пугайтесь... – залысина юрко развернулась.
– Вы кто?! – сорвалось у залысины.
Я бессознательно шагнул назад и уставился не моргая.
– Вы откуда, кто вы?! Отвечайте! – требовала объяснений залысина.
– Я..я Григорий Самуенко, мобилизованный на...на военные действия в Украине – сказал я.
– Я спрашиваю: что вы делаете в этой землянке?! – требовала залысина. – Сука, ну я тебе покажу сейчас, – старик швырнул тарелку в сторону, сам вскочил, сжал кулаки. – Слышал про дзюдо?! – риторически спросил он меня.
– Не надо, Владимир Владимирович, я ослаб, – сказал я
– Швырнуть тебя?! - прорычал Владимир Владимирович. Затем я шваркнулся об ковер.
Он схватил ножик на кухоньке и уже было дернулся в мою сторону, как я нащупал гранату под курткой, достал, выдернул чеку и выставил сжатую в кулаке гранату перед собой – Взорву тебя нахуй, себя не пожалею! – закричал я теряя силы.
Он отбросил ножик и брезгливо, по злому сказал – Ну, и че делать будем, Гриша?
– Дайте поесть, – произнес я, затем осторожно поднялся, голова кружилась, желудок неприятно тянул. Рука моя изо всех сил старалась не разжать гранату.
– А дальше? – спросил Владимир Владимирович.
– Ладно, есть мясо только, – сказал он.
– Да, умоляю, дайте мяса, – сказал я
– Тебе какого? Есть детское, подростковое, женское, стариковское, засоленное в банке, жаренное, варенное... – перечислял он.
Я почувствовал позывы, но вместо рвоты, горлом выстрелил желтой струйкой, при этом чуть было не выпустил гранату из рук.
– Фу ты! Держи, держи ее! – запаниковал Владимир Владимирович. – Щас к ебеням улетим.
– Макароны, гречка, каша, все что угодно, кроме этого, – прохрипел я.
– Другой еды нет, – ответил он.
Владимир Владимирович одетый в домашнее: мягкие тапочки, пижамные штаны и серая футболка. Тело его было дряблое, лицо круглилось ботоксом, но глаза и рот резвые, пугающие.
Я попросил воды, он налил. Я выпил.
Глава 5. – Вы что, живете тут? – спросил я, но мысли были о другом, я думал о гранате в руке, ее ручка усердно пыталась оттянуть мои пальцы.
– Иногда. Про землянку ни кто не знает, только пара человек из безопасности. Тут я могу пожить в Союзе. Да и место для меня значимое, – ответил он. – Нет у меня другой жратвы, вылазь обратно.
Пот выступил на моем лбу, предплечье сдавалось, кулак дрожал, я проговорил – Не могу держать!
– Держи, держи! Чтоб тебя! О чем думал, когда дергал?! – вскричал Владимир Владимирович.
– Веревка есть?! – простонал я – Не могу, не могу держать!
Владимир Владимирович вскочил на стул поковырял на антресолях, в руке его оказалась синяя изолента.
– Мотайте кулак! – сказал я в нетерпении.
– Держи, держи! – сказал Владимир Владимирович и начал заматывать мой кулак вокруг. Изолента ложилась на пальцы, на ребро кулака, на ногти. Ленты хватило на семь оборотов, намотка выглядела не надежно.
– Щас я медленно расслаблю пальцы, – предупредил я
– Тихо, только тихо, не торопись! – сказал Владимир Владимирович.
Мы оба сосредоточились на моем кулаке. Дрожащая рука с каждой секундой успокаивалась - я расслаблял мышцы. Владимир Владимирович не моргал, я почти полностью расслабил руку, изолента сдерживала раскрытие кулака, но тут она начала отходить от кожи в нескольких местах, я перестал расслаблять. Изолента забирала почти все напряжение на себя, но оставила и мне немного.
– Все, так могу держать, – сказал я – Закройте люк.
Владимир Владимирович подошел к деревянной лестнице и дернул рычажок. Люк закрылся.
– Водку будешь? - спросил он, не дожидаясь ответа прошел к толстому холодильнику, из морозильной камеры достал Царскую. Затем помедлил, о чем-то вспомнил и сказал, – Да у меня же соленые огурцы есть, к водке! И хлеб черный.
Я хотел было ответить – Дава.. – но сглотнул слюну и оборвался.
Мы сели за кухонный стол напротив друг друга. Он привычными движениями откупорил, разлил по стопкам. Появилась банка с огурцами, несколько кусков черного хлеба. Я сгреб хлеб к себе. Почти не жуя проглотил кусками.
– На, запей! – Владимир Владимирович подставил ко мне стопку.
Я закинул содержимое стекольной продукции в рот.
– Ты почему один? Сбежал? – спросил меня Владимир Владимирович.
– Не сбежал. Свои же оставили при отступлении, – ответил я доев хлеб и переключаясь на огурцы. Огурцы быстро закончились, осталось только водка.
Глава 6. Я выдохнул, головокружение сходило, пищеварение заработало, водка вернула внимание. Мы молча рассматривали друг друга. Я посмотрел на кучу маленьких телевизоров, будто в каморке у охранника. На мониторах лабиринты, коридоры, содомиты, переломы, вечеринки, передозы, должники и кредиторы, от элиты до низов. На одном из экранов трое лба избивали больного. На втором строитель неловко шагнул и полетел с высотки. Другой экран показывал Казанский Собор и священника в золотой рясе, прощающего грехи. Следующий телевизор показывал оппозиционера в тюремной камере. Один из телевизоров показывал мрачный замес на передовой. Владимир Владимирович заметил мой интерес.
– А ты думал? Я все вижу. Без наблюдения невозможно править. – сказал Владимир Владимирович.
– Вы знаете обо всех и обо всем? - ухмыльнулся я
– Обо всех и обо всем, вы мои дети, - серьезно ответил он.
– Зачем я тут? Я имею ввиду Украину. Зачем я тут, с автоматом и стреляю – спросил я Владимира Владимировича.
– Мир так устроен. Ты человек. Тобой завоевываются земли, зарабатываются деньги, строятся города, делаются открытия. Для меня. Я это устроил и дал всем задачи. Это часть истории. Ты же платишь, ну допустим 200 рублей за банку кока-колы? Ну вот, я тоже плачу, только не за банку колы и не рублями. Ну, а если без рассуждений, то мой ответ: ты родину защищаешь, фашистов бьешь, доделываешь незаконченное. Понимаешь, Россия - такая богатая земля, что запад слюну пускает. Ставит своих людей в президенты. Зеленского от роду Джоном звали.
– Не понял я про колу, а вот что я скажу: я работал, упаковывал алюминий в коробки. Ел суп. Никого не трогал! – сказал я – И меня ни кто не трогал, ни украинцы, ни трампы, - я горячился. - А тут раз! Оказывается против нас весь мир и все хотят уничтожить Россию. А вы, че? Заранее войной бросились. Смех один. Так можно любому в метро ударить в лицо, а потом сказать "Он сам чуть не ударил меня, а я успел первым!"
– Войска НАТО на границе шевелилсь, шевеленка была, нельзя медлить при таком раскладе! - сказал Владимир Владимирович.
– Блядь, да человек в метро тоже шевелился! Теперь всех под руку, кто шевелится?! - крикнул я, затем добавил горько - Я же со своей точки зрения говорю, по фактам: "вчера на заводе, сегодня в окопе". Не знаю за что хожу по краю. Не знаю против кого.
– Ну, во-первых, это как сравнивать человека на заборе и под забором, мне лучше видно. Во-вторых, на все воля Божья. Всякая власть от Бога.
– Видел я волю, всех по дорогам размазывает...воля есть. Твоя. А бога не видел. Или он передо мной сейчас? - сказал я
– Слушай, завязывай про войну. Я тут специально от мира укрылся. Уютно, телевизор, еда. По второй давай, - сказал Владимир Владимирович и налил.
Выпили, две пустые посудинки ударили по столу.
– Не верю я вам. А знаете кто верит? Пацаны в деревне, которые месяц назад еще ловили интернет на дереве. Ну, а кроме этого, у них только телевизор! - сказал я и тут же раздалось со стороны телевизора.
– Для СВО нужны ребята только с опытом боевых действий, тертые калачи. Только таких и призывают, - звучало с экрана
Я кивнул на телек – Ну что? Тертый я калач?
– Не служил? - спросил меня Владимир Владимирович.
– А причем тут служил? Речь про боевой опыт. Я то служил. За год службы, 5 лет назад, стрелял 3 раза. Остальное время маршировали и бегали. Зато отступаем сегодня хорошо, натренировались в беге!
– Слушай, на лезь в большую политику, ты ни грамма не знаешь - сказал Владимир Владимирович.
Я вспомнил, что держу в руке гранату и не стал сдерживаться. – А хули мне теперь не лезть, когда ко мне лезут? Суют ржавую хуетень в руку и говорят "Че смотришь?! Вон туда иди, стреляй!".
– Горячись да не сварись! Говорю же, Штаты, Украина, все это большая война против нас, мы только отбиваемся.
Глава 7. Молчали. Пили. Прошло пять или семь стопок. Я услышал глухой обрывистой вой.
– Не смущайся, это мой дружок, в соседней комнате, - сказал Владимир Владимирович, уже захмелев и раскрасневшись.
– А ты думал? Развлекаться то надо, да не телевизором же...как там тебя...Гриша! - сказал Владимир Владимирович.
Я поднялся, меня зашатало, как юнгу на палубе.
– Эй, что ты! Стой, куда куда! - заволновался Владимир Владимирович и тоже встал.
Я же был пьян в кучу. Огурцы и несколько кусков хлеба не сдерживали беленькую. Я направился к двери и было схватил за ручку.
– А ну, стоять! - взбудоражил меня Владимир Владимирович.
– Че сделаешь? - сказал я и поднял кулак с гранатой - Второй рукой опустил ручку двери и толкнул от себя. Помещение было темное, но слабый свет упал из дверного проема осветив фигуру. Она лежала скрученная цепями. Это был рослый человек, даже богатырской формы, одет в латексный костюм и с кляпом во рту. Он мычал. – Фу, сука, что это?! – поморщился я, захлопнул дверь обратно и посмотрел на Владимира Владимирович.
– Кто без греха, пусть первый кинет...
– У вас там раб для...! Фу черт, извращюга ёбаный, фу, старый бля извращенец! - завелся я. Хотя комната кружилась вокруг, язык не слушался, но от водки я ощущал энергичность.
Мы сели за стол, он налили еще. Мы пили, финиша не видели. После очередного молчания, он заворочал своими пьяными и блестящими от водки губами.
– Я всё понимаю... – проскрипел он, пауза, и добавил громче – ВСЁ.
– Все? – ухмыльнулся я, хотя не чувствовал лица от спирта.
Я помолчал, мы оба понимали о чем речь, затем спросил – Тогда почему не можешь остановиться?
– Понимаешь, ты, ну то есть армия наша вся - мой автомат. Остальные, кто в стране работает - кошелек. А без автомата и кошелька, – тут Владимир Владимирович улыбнулся. – Империю не построишь.
– Империю. Представь, ты управляешь страной 4 года, затем выборы, тебя заменяют. И где тут величие? А? - хихикнул он – В вечность плюнуть хотят не только боксеры и режиссеры, и поэты!
– А ты не плюнуть, ты насрать туда хочешь – сказал я и подпер обеими руками подбородок, затем добавил - Ты величия хочешь?
– А знаешь по имени президентов Исландии, Финляндии, Индии, Испании? Знаешь?
– А обо мне весь мир говорит и дрожит, как собака на морозе. Вот тебе и хуй к носу.
Мы снова помолчали. Я понял его всего.
Глава 8. Вдруг я вспомнил где мы находимся и сказал. – Странно, что землянка твоя на территории Украины. Все про бункер говорят, вроде про Сибирь слышал. И бункер такой, ну глубокий, этажей пятнадцать. А ты тут. Советская тусклая квартирка под землей, в украинском лесу.
– Почему именно в этом месте землянка? Почему на украинской территории? Почему в этой роще, у этого кривого дерева? - сказал Владимир Владимирович и во взгляде его был вызов. – Сказать тебе?
– Ну, скажи, - пожал я плечами.
Владимир Владимирович подпер кулаком подбородок и губы его растянулись в улыбке, он начал говорить – Я гостил у бабушки Татьяны, вот тут недалеко деревня. Была. Сейчас там десяток косых и пустых домов. Но тогда была деревня, в каждом доме горсть детей, огороды, скотина. Мне было двенадцать, я в тот день узнал, что можно есть камыши. Представляешь? Вот как нужно делать: подходишь к прудику, обычно у берега заросли камыша. Хватаешь поближе к основанию один из них и вытягиваешь с корнем. Как раз то, что ближе к корню нам и нужно. Ты же не подумал, что едят эту черную шапку камыша?
– Я знаю как камыш есть - ответил я.
– А я тебе напомню. Шапку эту отламываешь и выкидываешь, да и вообще, можно отмерить сантиметров тридцать с конца камыша, остальное отрезать и выбросить. Значит в руках у тебя основание, ты его чистишь как капусту, снимаешь 2-3 слоя, пока не увидишь мягкий центр. Его то и можно есть. Он скользкий, да и безвкусный на самом деле.
– Да, знаю, сам ел, - сказал я.
– Но сам факт! Оказалось что камыши можно есть - впечатление детства! Да, я ведь о дне говорю. В этот день, после пробы камышей, я катался на велосипеде и заметил настежь открытый гараж соседей. Внутри, около мотоцикла "Восход" стоял сосед и мой дедушка. Я подъехал к ним. "Здорова, Гришка! А вырос то!" - сказал мне сосед. "Гриша, иди домой, одень штаны какие, да кофту, что бы комары не заебли, пойдем в лес из ружья палить" - сказал дед.
– Спрашиваешь. Через час я крутил педали за дедом. На его спине, в тряпочном чехле, висела двухстволка. Мы отъехали подальше от деревени, зашли в рощу. Я все смотрел под ноги, змей боялся, ну и ягоды посматривал. "Тшш, тихо" - сказал дед и присел, я испугано присел сзади. "Видишь? Там" - показал он мне вдаль. Я различил людей. В этот момент, дедушка держал заряженное ружье в руке, к вверху дулом. Мы сидели на корточках, я сосредоточил внимание и пытался рассмотреть, что за люди там. То ли Сердюков среди них, то ли...РУЖЬЕ ВЫСТРЕЛИЛО, Я ЧУТЬ НЕ ПОБЛЕДНЕЛ ОТ СТРАХА...дед засмеялся, это он выстрелил в воздух, что бы напугать друзей. Сильно я струсил. Испуг от внезапного выстрела утих через секунд тридцать, но впечатление осталось до сих пор. Мы подошли к его друзьям, те собирали грибы. Дед с ними поболтал, они посмеялись, мы прошли дальше. Шли минут 15. Дошли до этого кривого дерева. Честно, я плохо помню, как потом было. Даже удар показался мне каким-то отстраненным, будто не мое лицо. Когда он закончил, я уже был без сознания. Только мельком помню, у дороги мигалки сине-красные, и скорую помню, деда чуть не убили на месте. Затолкали в ментовскую машину всего в крови. Помню как встретились глазами в последний раз. Дед ничего не выражал, пустота. Я потом в больнице - Владимир Владимирович исказился в лице, рот свело судорогой, слезы заскользили по ботоксу - да, да, я потом в больнице лежал, не говорил... - Владимир Владимирович сопливо зашмыгал - через две недели только заговорил. А деда не видел больше, его посадили, ну, сам понял по какой статье.
– Это очень страшно, Владимир Владимирович... не знаю что сказать, честно.
Владимир Владимирович зашелся плачем, смачно высморкался в салфетку и чуть успокоился только через минут пять.
Глава 9. Я продолжил – Знаете, я что понял? Дня три назад кровавая баня была в одном из поселков, так близко мы сошлись, что чуть не кулачный бой начался. Суматоха такая. Я не углядел, мне прикладом в лицо. И знаете, то же чувство, вы сказали "какая-то отстраненная боль, будто не твое лицо ударили".
– Да, я и говорю, от удара падаешь, а боль не чувствуешь - поддакнул мне Владимир Владимирович.
– Да, именно. И знаете что понял я щас? Ну то есть после вашей истории с дедом. Ударил меня не тот у кого в руках этот приклад был. Ударили вы. Только роща превратилась в тысячи километров нашей и соседней страны, Вовка превратился в население, а кривое дерево в Москву. И деда своего ты все таки видишь, когда чистишь зубы.
Владимир Владимирович по детски захныкал.
– Не могу, - ответил он еще тише и будто не ко мне обращаясь.
Я поднялся, подсел к нему и обогнул свободной ладонью его шею, и приблизил плешивую голову к себе.
– Давай, - еле разборчиво сказал я, страх разбирал меня от того, что мы оба поняли как закончить ВСЕ. Владимир Владимирович все хныкал.
Он тихо поднял свою голову и посмотрел мне в глаза. В них отражался загнанный ребенок – Надо? - спросил он. Я не ответил, и не отвел глаза. Он все понял.
Телевизор не переставал – Наш главнокомандующий, наш Владимир Владимирович, наступил в лужу, даже в сгусток, нацистов, врагов и предателей, и теперь стряхивает со своих российских полуботинок эту грязь.
Сопля плавно спустилась из ноздри Владимира Владимировича, но он не реагировал на нее. Я почувствовал как обе руки его медленно накрыли мой кулак с гранатой. Мы сидели напротив друг друга, лбы чуть не касались. Я наблюдал за каждым движением его пальцев. Он поднес пару пальцев к хвосту изоленты. Господи, как это долго длилось. Он потянул хвостик медленно, раздался звук отлипания изоленты от кожи. "Это надо, надо" - бормотал он себе. Он тихонько снимал изоленту, пошел первый круг. "люде..не хотел идти..мигалки, помню.." он говорил невнятно, я улавливал только некоторые слова, второй круг изоленты пошел, я не сдерживал кулак, он расслаблялся с каждой минутой "знаю, знаю...все знаю". Пот на лбу собрался и начал капать. Я не хотел на части разлететься. А кто хочет? Но надо. Я сглотнул и прикидывал как скоро сорвется изолента. Владимир Владимирович затрясся еще больше и согнулся, почти коснулся головой гранаты. Вдруг пальцы его поддели несколько кругов сразу и сорвали остатки изоленты, он ловко выхватил гранату, сжал в своем кулаке, при этом не разжал спусковой рычаг запала.
– Не могу!! - визгливо прокричал он и кинулся к лестнице, на пути задев стол, разбилась бутылка водки и банка из под огурцов, Владимир Владимирович убегал. "Хочет в люк выбросить!" - промчалось у меня в голове. Я дернулся со всех сил догонять.
Владимир Владимирович сдвинул рычажок, затем запрыгнул на лестницу и полез к раздвигавшемуся входу в землянку. Но ему было не ловко. В правой он держал гранату, работал только левой рукой. Я подбежал к лестнице и успел захватить низ его пижамных штанцов. Я дернул за них и думал, что Владимир Владимирович упадет назад, но получилось только снять штаны. Нижнего белья у него не было. Я схватил его за голую ногу и что есть сил потянул на себя, Владимир Владимирович с кряканьем начал падать, одна из перекладин лестницы смачно наткнулась на его подбородок. Когда он придавил меня своим телом, наши лбы ударились, и слева от меня я услышал "тук-кух-ззс". Владимир Владимирович выронил гранату в полете. У нас было пять секунд. Я обнял его крепко двумя руками, что бы не убежал. Прошло около двух секунд. Владимир Владимирович улыбнулся, сгусток крови с соплями из его рта и носа протянулся на мое лицо, и сказал, так тихо и так не веря, мне показалось, он сам себе прошептал – Простишь?
Вообщем, ничего я потом не помню, точнее ничего и не было, я сразу тут оказался. Единственно, хочу сказать, что не верьте, когда в новостях будет "президент скончался от болезни" или "покушения". Врут все. Не знаю, двойники, голограммы или что управляло страной после того дня, но знайте – Владимир Владимирович взорвался (со мной, между прочим) 21 апреля 2023 года в землянке у кривого дерева.
Больше моих рассказов и заметок в телеграм канале https://t.me/grigoriev_writes
