Чувак и Варфаламей / рассказ
Он добивал кесадилию на завтрак. Челюсть работала. Звали его Варфаламей, он обдумывал сценарий для короткого метра: по сюжету, талантливый писатель откладывающий начать большой роман, встречает в лифте своего убийцу, роман не рождается.
Варфаламей вытянул руку, подхватила ледяной страберри джус. В эту секунду он посмотрел на свою татуировку: от сгиба локтя до начала кисти, на той стороне откуда берут кровь из вены, помещался Чувак, герой из фильма "Большой Лебовски". Чувак стоял в распахнутом халате, в очках и кроксах. В левой руке кисти для живописи, в правой бутылка, а в торс воткнуто три стрелы. Так, стоп. Почему осталось только две?
– Какого черта? – протянул Варфаламей. Оглядевшись, вспомнив какое сегодня число, несколько раз крепко моргнув, он убедился, что это не сон и с ума не сошел. Выпустив страберри джус из рук, он сосредоточил всю резкость своего зрения на Чуваке. Все как обычно, но нет одной...а, вот она! Под ногами чувака лежала стрела – "Она что, выпала? Невозможно!" – подумал Варфаламей и посмотрел на рану Чувака, которую оставила выпавшая стрела. А это что? Слабое чернильное пятно расходилось по футболке Чувака, изображая кровь. Боже! Словно невидимый и бесшумный тату-мастер прямо сейчас продолжает работу.
– Бляяя не могу терпеть больше, – сказал Чувак и согнулся.
– Варфа, не кричи, на нас люди смотрят, – сказал все еще согнувшийся, но поднявший голову Чувак. И вправду, некоторые, за соседними столами, притягивали любопытным взглядом Варфаламея. Он попробовал непринужденно улыбнуться, но только страдальческий налет образовался на лице. Он опустил руку с Чуваком ниже стола.
– Слушай, какого хрена ты воткнул в меня эти стрелы? – прижав руку к дырке чуть выше апендикса, Чувак смог почти полностью разогнуться.
– Эээ задумано... – начал Варфаламей, но смутился от того, что разговаривает с татуировкой и замолчал.
– И что они значат по задумке? – спросил Чувак, но не дожидаясь ответа сменил вектор. – Эй, Варфа, расслабься. Ты не в дурке, это не сон и ни кто не сыпал грибов в твой страберри джус, – сказал Чувак и завертел головой, будто хотел слезть с руки.
– Ты галограмма, – неуверенно сказал Варфаламей.
Чувак оскорбился. – Слушай, мужик, а ты калограмма, – сказал он и подобрался к краю руки, затем слез на ногу Варфаламея, аккуратно и придерживая бок.
Варфаламей всматривался в Чувака и подмечал детали: халат, волосы, шорты, мимика – все шевелилось, как живое.
– Ладно, мир. Подними меня на стол, – сказал Чувак стоя на левой ноге Варфаламея.
– А на столе есть что-нибудь высокое? – спросил Чувак.
– Есть стакан с клубничным соком и салфетница.
Варфаламей подготовил укрытие: сдвинул стакан и салфетницу ближе друг к другу. Затем протянул ладонь к ногам Чувака, тот сделал шаг и оказался на лифте-ладони. Варфаламей осмотрелся. Лицо его было озабоченно. А вдруг кто-то посмотрит именно в тот момент, когда он будет поднимать Чувака? Нужно быстро.
Варфаламей выждал момент и сказал быстро, будто выплюнул фразу – Чувак, ты готов?
– Ну да, – ответил Чувак и в этот же момент Варфаламей дернул ладонь. Рука сравнялась с высотой стола, но на ладони остались только крошечные татуированнык кроксы Чувака. Сам он опрокинулся от ускорения, спиной ударился об ногу Варфаламея и скатился на диван, засадив вторую стрелу глубже и обломав ее.
– КАКОГО ХУЯ??? – заорал Чувак – ОЙЙ БЛЯДЬ!! – лицо его искажалось.
– Извини, извини! – лепетал Варфаламей.
– ТЫ ХОТЕЛ МЕНЯ УБИТЬ! – вопил наполовину убиенный Чувак.
– Нет, нет! – растеряно повторял Варфаламей.
– Попроси водки у официанта, – сказал Чувак.
Стопку водки принесли. Чувак приподнял футболку. Варфаламей аккуратно обмыл дырку, что чуть выше апендикса, она сочилась чернилами.
– Обломок и третью стрелу тоже нужно достать, обработать рану, – сказал Варфаламей.
– Хрен тебе. Ты это дерьмо воткнул в меня, а теперь хочешь вырвать. Я боль тоже чувствую, – ответил Чувак.
– Извини. Потерпи минуту. Тебе должно стать легче без стрел – сказал Варфаламей.
– Ладно, ладно, щас, фух-фух. Я готов, да. Нет. Подожди. Сделай это быстро, понял? – сказал Чувак – АААААЙЙ.
– Молчи! Нас щас в дурку положат, – сказал Варфаламей и бросил вынутую стрелу возле Чувака. Затем обработал водкой.
– Давай я засуну ногу тебе в хуй, а ты помолчишь?! – парировал Чувак.
– Похоже, ту стрелу, что обломана, мы не вытащим. Обломок глубоко и наружу почти не выглядывает, не за что взяться, – сказал Варфаламей.
– И похер на нее, подними меня на стол. А если уронишь еще раз, если я выживу, то я брошусь на шею одному из посетителей и закричу ему прямо в глаза "Ты ебнулся и обосрался! В дурке сейчас, а не в кафе!". Ставлю свою последнюю стрелу, что он в обморок упадет, а тебя заподозрят, – сказал Чувак и попробовал засмеяться, вышел только кашель с чернильными брызгами.
Наши герои, увлеченные своим событием, не замечали, как некоторые из посетителей поглядывают на Варфаламея. Действительно, выглядел он странно. Сгорбившись на диване, что-то высматривал на столе, сдвинув стакан и салфетницу. Всякое надоедает, даже секс с красивым человеком. Поэтому интерес к Варфаламею все же угасал поминутно.
Чувак возлежал на салфетке, слева его прикрывал стакан, справа салфетница, спину закрыл деревянные лоток с приборами.
– У меня есть стикер на макбуке, – сказал Варфаламей
– Стикер? Ладно, мне хреново, – сказал Чувак. Варфаламей отклеил белое надкусаное яблоко от своего ноута, оборвал пару кусочков, затем заклеил две сочившиеся дырки на животе Чувака.
– Починил! – сказал Варфаламей
– Спасибо, мужик, вроде легче. Что на счет задумки? Нахрен во мне стрелы? – спросил Чувак.
– Я в двадцать один это набил. То есть не это, а тебя. У меня было трое отношений на тот момент. Типа каждая девушка по одной стреле оставили. Вот и набил. И еще есть картина "Святой Себастьян". На ней изображен молодой голый парень привязанный к деревянному столбу. Из парня стрелы торчат. Его убили. Да не до конца. Он так несколько дней провисел, но оказывается еще дышал. Тогда его мать отвязала и увела домой.
– Ты, Варфа, мученник? АХАХ – засмеялся Чувак
– Нет-нет! Мысль в том, что сколько бы ран не было на мне, я еще жив. Только когда забросают землей или в пепел превратят, только тогда...
– Дай водки, – перевел тему Чувак. Варфаламей окуну краешек тряпичной салфетки в стопку и подал Чуваку. Тот принялся лизать. – Господи, как противно! – говорил он и лизал.
Остатки кесадилии валялись на тарелке. В кафе было все так же просторно, легкие наполнял воздух. Варфаламей сидел на диване, спиной к стене. Перед ним лежал на столе Чувак. Ближайшие столики опустели. Можно было расслабиться на счет любопытных глаз.
– А ты все страдаешь? Я имею ввиду эти стрелы. Ты же понимаешь, что твоя боль уходит за девушкой, но с задержкой. Ставлю свой халат на то, что сейчас ты забыл об этих трех девчонках. Твоя боль ушла. Но моя нет. Во мне эти ебаные стрелы, – сказал Чувак.
– Я не знал, что татуировки имеет чувствительность.
– А ты знаешь, что мы все живые? Все что когда либо написано кистью и пером, снято на кинокамеру и высечено из камня. Мы можем выдохнуть только тогда, когда на нас не смотрят люди. Я бы хотел что бы ты услышал этот неистовый плачь, сливающийся в ужасный хор, в картинной галерее ночью. Когда последний человек скрывается за толстыми дверьми. Все эти Святые Себастьяны, Сатурны пожирающие своих детей и захлебывающиеся моряки в Девятом Вале, все они рвут глотки от боли и страха. Ебучие стрелы воткнутые в тела - кровоточат. Зеленые, полумертвые Иссусы стонут. Горят города с младенцами и не могут сгореть. Потому что сказаное и написаное – вечно. А в это время, охуенный парень Варфаламей пьет клубничный сок в кафе и думает, как бы поглубже всадить стрелы на новой татуировке.
– Я не знаю... не понимаю.. – мямлил Варфаламей.
– А ты думал почему искусство имеет силу? Одни видят картину и рыдают. Другие меняют веру. Третьи бросаются с моста. Боль, трагедия, страх - все живое, все настоящее в искусстве, поэтому оно имеет энергию захлестывающую человека.
– Ты-ты! Я на твоей руке пять лет и вижу все, что ты делаешь. Начал новый сценарий? Позавчера утром, я видел, ты начал строчить о писателе, который придумал выдающийся роман, но откладывает написание. Ты на полях нацарапал концовку "он заходит в лифт, следом убийца". Ты повернутый? Ушибленный? Почему убийца? Почему не мороженщик? Почему не заходит за ним пиздюк, с чумазым от догонялок, лицом? В тебе что-то сломано, Варфа. И во всех вас сломано. Вы ищите что-то в черноземе, а не в кронах деревьев.
– Мне нечего сказать. Если бы я знал, что причиняю боль вам...
– Ты видел татуировку на руке официанта, который принес водку? – спросил Чувак. Он немного дрожал, рана с обломанной стрелой сочилась сильнее.
– Похоже, он еще и байкер. У него набит драндулет на кисти, мотоцикл в смысле.
– План такой: я залезаю на твою руку, прикидываюсь татуировкой. Ты подзываешь официанта. Говоришь что-то типа "было вкусно, спасибо большое" и тянешь пожать руку. Да, странно жать руку, он смутится, но руку пожмет. Тебе нужно задержать его пока я не перелезу на его кисть и не сяду на байк. Следи, что бы он не смотрел на меня. Отвлекай его.
– Я устал от этих стрел, устал страдать. Дай просто пожить, дай выбежать на улицу и подышать, дай посмотреть на закат. Я не пишу сценарии в которых убивают кого-то. Мне нравится боулинг. Слышишь, мужик? Мне просто нравится боулинг.
Затея с официантом удалась. Чувак, шатаясь, весь хромая и тяжело дыша перебросился на руку официанта, сел на мотоцикл, запустил двигатель и спрыгнул с руки официанта на диван, рядом с Варфаламеем. Официант ушел.
Когда Варфаламей посмотрел на Чувака, то увидел чернильные капли у того на лице. Это были слезы? Господи, стало быть он тяжело упал. Стрела вошла глубже. Чувак шатаясь, не наступая на ушибленную ногу и почти не разгибаясь приподнялся и употребил последние силы на то, что бы поднять байк. Затем он сел на него и посмотрел на Варфаламея.
– Я - твой личный Иисус, но который останется жить, играть в боулинг и смотреть закаты, – прохрипел Чувак и не смотря на свое полумертвое состояние, улыбнулся той улыбкой, в которой заключается жизнь. – А теперь аккуратно возьми меня вместе с мотоциклом, поставь на пол и я поеду.
Варфаламей так и сделал. Байк Чувака тронулся. Он выехал из под стола и наплевав на риск быть обнаруженным, поехал напрямик к выходу. Волосы, как и халат, развивались ветерком, улыбка замерзла на его лице. Варфаламей смотрел. Девушка, входившая в кафе, наступила на Чувака. Он превратился в черное пятно на полу.
Варфаламей взлетел с места и вскрикнул – Чувак! – но только он сделал первый шаг, как увидел, что к пятну подбежал официант с тряпкой и вытер чернила. Затем он зашел в туалет и сполоснул тряпку.
