CHUGUNPUNK: КИБЕРСАНТЕХНИК. ГЛАВА 16.
Община... родная моя Община. Небо над нею высокое. Сложно сказать, отчего кажется, будто тут оно выше, чем где-либо − мысль об этом сама по себе появляется в голове. Оно и шире, и глубже, и голубей здесь, и плывут по ниму особенно широкие, высокие облака. Под тенями этих облаков ютится моя Община.
Ветер здесь не прекращает выть никогда. От самой выси вихрями да дугами падает к самой земле, да приминает к ней сухую траву, да отнимает почву от корней, и гонит, гонит эту пыль по разбитым дорогам, вдоль скромных деревянных построек. Здесь и ветхая школа, и бревенчатый магазин с залатанной крышей, и длинные, длинные журавли колодцев, в чьих жерлах вечная корка льда. Здесь и старая, старая библиотека. Там я сидел сутками, мечтал часами. Смотрел во все глаза, сдувал пыль с толстых томов без названий, подолгу бродил меж совершенно одинаковых ярко-голубых полок. Дощатый пол скрипел под тяжестью ног, затем слышно было, как тёрлась о соседок вынимаемая мной очередная книга, а после всё стихало: я убегал на речку.
Меж всякими двумя приметными местами − долгий путь. По просёлочным дорогам, через скалистые холмы, под пристальными взглядами огромных орлов. Они ищут сурков, зайцев − словом, всякую дичь. Как завидит её орёл, так и пикирует, а дичь раз − и под дерево. И деревья тут были... сухие, скрюченные. Пробивали песок корнями, крошили камни. А я пробивался через сухую степь. И бывало так, что ноги по щиколотку в песок проваливались, но я продолжал карабкаться. И вот уже гребень холма, а за ним, по другую сторону раскинулась долина. Вкруг неё − такие же холмы, поросшие приземистым диким персиком, изрезанные сыпучими оврагами. К крошечному роднику в низине спускается одинокий конь.
...Идёшь вдоль родничка, смотришь, как он крепнет, ширится, бодрится лихим потоком. Как стрекозы зависают над осокой в поисках добычи. Случайно камень пинаешь. Из высокой травы в небо взмывает стайка рябчиков, потревоженных шумом. Рука по привычке тянется за берданкой, но находит только лямку сумки. На моём круглом детском личике рисуется забавное обиженное выражение. Чувствую, как разгорается азарт, но не забываю поглядывать на землю - тут змеи водятся, и не только ужи. Сапоги нужны потолще, чтобы на землю не смотреть.
В той долине тоже были редкие дома, и один из них − самый большой, самый высокий. Там отец. Вечно в кругу единомышленников, отшельников... последователей. Я тихонько заходил во двор, усаживался на крепкое, вросшее в землю бревно, читал и в то же время слушал его речи. И крепнул ветер, и нагонял на эту землю густые, тёмные тучи, дичал, сминал страницы. Старый Витко с дырой во лбу лежит у амбара, а вокруг него бродят белые куры и роются в земле. Отец твердит: Нельзя этого позволять! В каждом клочке плоти − клочок души. В каждой мысли, пущенной вглубь виртуальных сетей − кусочек жизни.
Страшно от его слов, страшно и весело. Рядом со мной на сером асфальте лежит Роман Орлов. В основании его шеи засела ЭМИ-пуля. Ветер, ставший яростным шквалом, сбивает с головы помятую шляпу, треплет воротник тренча. Медленно бледнеет моё осунувшееся, покрытое щетиной лицо. Упираюсь руками в бревно, и ладоням холодно − стылый бетон никак не нагреется. Солнце перекрыло тучей, глаза слепят неоновые огни.
Во имя некоего Бога грешен я, или во имя себя самого? У меня, у меня этот груз на сердце, не у абсолютной сущности, мне его нести и за него отвечать. Причём же тут эта сущность? Я судья здесь... я, да память моя. Мы с нею и судьи, и присяжные, и палачи... некому ведь разделить со мной ношу, одни только мои воспоминания заняты этими образами. Мои, не Бога!
Отец воздевает руки к небу и говорит: Божество Человеческое! Нет Бога, кроме Человека... и чистота его неприкосновенна. Плоть его не терпит металла, как правда не терпит лжи.
Правда не терпит лжи. Что за паскудная бессмысленная чушь? Я мог бы придумать хоть сотню куда более интересных сравнений. Да я бы...
Евпатий очнулся. Он валялся на кафеле, скрючившись, изогнув шею так, что она страшно затекла и теперь утопала в ноющей боли. В другом углу помещения лежал давно уже остывший Витко.
Над Детективом навис неизвестно откуда взявшийся Володя. В руках он держал внушительных размеров контейнер с маркировкой "ТОНИ".
— Чё ты развалился тут? Почки спасибо не скажут.
Молчаливый Евпатий с большим усилием двинул закоченевшими руками и подтащил себя к стене, приняв сидячее положение. Видимо, упал в обморок. Зато выспался. Володя, меж тем, вовсю глазел на мертвого Витко.
— Застрелил мента в ментовке и просто лёг спать рядом? Ебать ты псих. — Протянул он с уважением. — Чё случилось-то?
Евпатий взглянул на Володю исподлобья.
— Дай подумаю... ага, мент притащил систему "Кейс" в надежде на то, что сможет залезть к Баиру в голову и просканировать её на наличие зацепок. План − говно...
"Почему это − говно?" − Обиделся Евпатий.
— ...Да, план − говно, — Повторился Володя, — потому что я постарался с защитой. Мало кто сможет прочитать голову Баира, и уж точно не с помощью этого хлама. Я бы даже сказал, что пытаться использовать его − оскорбительно, но мне похуй.
Он поставил контейнер рядом с Галсановым и, не мешкая, вскрыл его. Крышка плавно отворилась и обнажила здоровую грудную энергобатарею − такую же, как у Баира. Пальцы Володи расщепились на множество манипуляторов тончайшей работы. Они медленно вились в воздухе и тихо пощёлкивали приведёнными в движение оконечностями в форме миниатюрных клешней. Немного поигравшись с ними, взломщик деловито поджал губы и принялся вынимать из Галсанова обломки старого аккумулятора.
— Ты чего делаешь? — Мрачно спросил Евпатий.
— В смысле? Возвращаю бродягу в строй, бля. Сейчас питание ему восстановлю, чутка подрехтую руки... он сразу же встанет... — Он вдруг отвлёкся от своего занятия, осмотрел ноги Галсанова и проворчал: — Ещё и брюки умудрился порвать... вон, рванина какая, как гвоздём поддело. Ладно, это не моя забота.
— А с Меха-Крысой что сделал? — Вспомнил Евпатий.
Евпатий молча уставился в пустоту. Он понемногу отходил ото сна, попутно вспоминая детали событий, ему предшествовавших. Наверное, ему надлежало бы стыдиться, раскаиваться, надлежало бы покорно сносить все пытки совести, но он вообще ничего не чувствовал. Мысли вели его прочь от смерти серба. Сейчас другая смерть интересовала много больше.
"О ком же он говорил? Да, точно... Селезнёв. Бывший начальник силового блока. Теперь-то Витко на допрос не поедет... зато могу поехать я. Да! Запросто могу. Селезнёв резню традов учинил, а значит, моя прямая обязанность − узнать, что к чему. Если его убили трады... значит, кто-то из них ещё остался в городе. Если убил кто-то из полиции − читай, из мафии... что ж, авось, такой расклад тоже наведёт на полезные сведения. А чего тогда медлить?"
Детектив неловко поднялся с пола и глухо пробормотал:
— Я могу быть свободен? Вроде Баиру больше ничего... кхм... ничего не угрожает.
Не отвлекаясь от своих манипуляций, Володя ответил пренебрежительно:
Евпатий вскипел было, да не проронил ни слова в ответ, лишь сжав кулаки в карманах тренча. Так и удалился.
Этажом выше, преодолев чудом запомнившийся после первого посещения путь, стараясь не упустить ни одного указателя, Детектив добрался до кабинета Витко. Дверь оказалась открытой.
Внутри − никого. Утруждать себя анализом обстановки некогда. Цель посещения, считыватель − на своём привычном месте, подмигивает индикатором спящего режима. Евпатий тут же бросился к нему и нажал на небольшую сенсорную кнопочку сбоку. На небольшом вмонтированном в корпус мониторе для внешнего доступа загорелась иконка загрузки. В ожидании Детектив обратил внимание на ещё один предмет. Рядом со считывателем стояла фотография в рамке. На ней мальчик в мятой голубой рубашке и с маленьким галстучком. Волосы растрёпаны, а под ними нет вживлений − ни на лбу, ни на висках. Он совсем ещё малыш − огромные голубые глаза источают наивность. Раздражённо дёрнув плечами, Евпатий резко опрокинул рамку лицевой стороной вниз и вернулся к исследованию файлового хранилища. По спине пробежал холодок.
"Опять ты? То есть... я. Не мешай, будь добр... так, дело Селезнёва. Что насчёт места преступления?"
— А что? Сильно занят? И когда ж мне ещё появиться? Вот-вот должны возникнуть в твоей душе томные переживания, которые тебе нужно будет с неописуемой горечью прожить, пережить и отрефлексировать...
Не обращая никакого внимания на свои слова, Евпатий продолжал внимательно изучать документацию дела.
"Третий аймак, "Кадала". Частный сектор. Озеро. Совсем рядом с шестым, фермерским аймаком. Экология, значит, хорошая. Семейка зажиточная."
— ...Этот мальчик − внук Витко? Или, может быть, его сын?
"Тут есть свидетель, по совместительству − второй пострадавший. Домработник, продолжает работать на семью Селезнёва. Семья − в отъезде. Идеально."
— Представь себе, каково это − терять человека в таком возрасте. Это глубокая травма на всю жизнь. А ты? Ты убил человека, Джонсон. Ты сейчас пользуешься вещами, которыми пользовался он. Отвращения к себе не чувствуешь, кусок ты говна?
Юноша внимательно читал детали дела, строчка за строчкой.
"Домработник − это типа дворецкий? Имя − Айден Новиков. Дурацкое." — Подумал Евпатий Джонсон.
— Ну ты и уёбок бесчувственный.
Кажется, Детектив серьёзно обиделся на Евпатия. То есть, на самого себя. Юноша быстро отправил разрешение на следственные мероприятия себе на телефон и открыл последний файл, оказавшийся фотографией. На ней − большой частный дом, обнесённый забором...
Уже через полчаса Евпатий увидел его вживую. Обыкновенная заказная безвкусица для чинуш мелкого пошиба, поливаемая ныне разыгравшимся ливнем. Старательно раскуривая промокшую сигарету, Детектив приблизился к калитке и нажал на кнопку звонка. Через некоторое время гудок прервался, а посреди забора отворилось обитое заклёпками смотровое окошко. Оттуда на юношу глянули сощурившиеся в тонкую щёлку маленькие глаза.
— Айден Новиков, верно? —Дождавшись едва заметного кивка собеседника, юноша неимоверно пафосно отчеканил: — Евпатий Джонсон... частный детектив.
Собеседник засуетился: судя по тому, как двигалась в щели его голова, он нервно переминался с ноги на ногу.
— Детектив? Ко мне должен был приехать полицейский...
— А приехал я. Вот разрешение на следственные мероприятия.
Детектив сунул к смотровому окошку телефон с заранее открытым документом. Дворецкий, обнаружив там государственную печать и герб полиции, облегчённо выдохнул.
— Ну хорошо... стало быть, у служителей Фемиды есть более важные дела... понимаю...
— Ну что, впустите меня? — Спросил промокший Евпатий.
Тут же запищал магнитный замок, и ворота отворились. Евпатий юркнул в образовавшуюся щель и глазам его предстал небольшой ухоженный дворик, в котором не было ничего необычного: слегка запущенный искусственный газон, двухместные качели под навесом да песчаного цвета плитка. Айден, небольшого роста мужичок с плешью, молча и с выверенной "дворецкой" манерой пригласил ко входу, подбежал к нему и отворил дверь.
"В этот момент гостеприимство и становится вульгарным." — Подумалось Евпатию.
Минуя дверной проём, юноша едва не зацепил полой тренча торчащий из наличника гвоздь − и, судя по всему, кому-то повезло меньше: на шляпке уже красовался клочок тёмно-синей синтетической материи. Заметив замешательство Детектива, Айден обернулся, увидал гвоздь и тут же рассыпался в извинениях:
— Ой... простите, простите, чуть не попортили вещь... право слово − давным-давно хотел его забить, а теперь уж совсем некогда. Не обращайте внимания.
Отчего-то увязнув взглядом в этом гвозде, Евпатий рассеянно прошелестел:
— Ничего страшного, я не зацепился. Ну, рассказывайте, что видели.
Айден двинулся к кухне, бытовавшей тут же, вплотную к парадной, и принялся намывать какие-то столовые приборы в раковине.
— Может быть, вам чаю, кофе? Сейчас принесу стул... вешалка справа от вас, да. — Далее принялся он ураганом крутиться вдоль столового гарнитура, сгружая разнообразную утварь на один большой серебристый поднос. — Ванная прямо по коридору, который вы видите перед собой, обувь можете не снимать.
Евпатий, не привыкший к церемониалу, принялся распутывать нагромождения любезностей, исходящие от Айдена:
— Нет, нет... ни стула, ни чаю, ни кофе, ни вешалки не нужно. Я сюда делом заниматься пришёл.
Дворецкий прервал свои торопливые приготовления и устремился к гостю, поправляя скошенный от усердия воротник рубашки.
— У нас здесь темно всегда – покойный мой начальник светобоязнью мучался. У него глазной нерв с имплантом конфликтовал, всё никак исправить не могли. Прошу прощения за это.
— Ничего страшного... как же, покойный ещё здесь?
— Судмедэкспертиза ещё утром должна была приехать, а всё нет её. — Лицо дворецкого скукожилось в самых искренне горестных выражениях: — Так и лежит бедный наш Иван Сайнович, и трогать его никак нельзя. Пройдёмте.
Вместе они торопливо поднялись по лестнице, стоящей параллельно коридору. В одной из комнат на втором этаже в богато украшенной кровати лежал мертвец. Айден зажёг небольшой фонарик, вшитый прямо в ладонь, подошёл к кровати и посветил на горло Селезнёва. Сквозь тени рассмотрел Евпатий и наружность убитого: коренастый, морщинистый метис, покрытый следами многочисленных вживлений, полосы от которых теперь дугами извивались по отёкшему лицу. Всё бельё Селезнёв разметал по кровати, а скрючившиеся пальцы крепко вцепились в матрас.
— Вот, посмотрите, Евпатий... как барс задрал. Я в зоопарке по молодости работал, пока не закрыли − ровно как барс. — Всё так же горестно пролепетал Айден.
Приглядевшись, Евпатий заприметил на горле убитого глубокие прорези, окаймлённые запёкшейся кровью.
— Получается, так, господин. — Сказал Айден. — Изволите осмотреть комнату?
— Пожалуй, да. — Незаметно для себя юноша начал вовлекаться в ретро-атмосферу этого жилища. — Включите свет.
Дворецкий, едва нащупав давным-давно не используемые переключатели, зажёг две тусклые лампы, расположившиеся на покрытом королевскими вензелями потолке. С пару минут Евпатий обследовал комнату, но ничего серьёзного не обнаружил. Деловито обошёл каждый угол, перевернул пару вещиц для виду, и почти прикрикнул:
Вернулись в парадную. Детектив, стараясь напустить загадочности и таинственности в свою речь, спросил:
— Что вы можете мне рассказать? Вы наверняка здесь присутствовали. Что произошло?
Немного помявшись, дворецкий начал:
— В общем, как мне всё видится... сплю я в каморке на первом этаже, − а сон у меня, знаете ли, чуткий, − и слышу возню некую сверху... у меня знаете ли, рефлекс выработался на такие дела, оттого что дети постоянно кошмарами мучаются... просыпаюсь и иду наверх, а ступени-то у лестницы скрипучие. И стихло всё тут же... подхожу к двери в комнату Ивана Сайновича, и слушаю, слушаю... а Иван Сайнович человек такой, что не любит, когда личное пространство нарушают, и уж точно совсем не любит, когда будят его по пустякам. Ну я и не стал... подумал, стоит всё прочее осмотреть. Принялся по дому ходить, проверять – страх не пойми отчего напал. Всё обсмотрел – все пятнадцать комнат! Ничего.
"Слишком много ненужных деталей... белиберда какая-то." — Подумал Евпатий, а сам гаркнул:
— Подумал − показалось. Вернулся обратно в каморку, лёг и уснуть не могу... думаю, всё равно что-то не то! Взял и встал снова. Выхожу, значит, из каморки, решаю чаю на газу сделать, слышу – кто-то по лестнице спускается, да так крадучись... ну я без задней мысли с зажигалкой в руке, – вот с этой, – подхожу к лестнице, а там силуэт такой... ну вообще не начальника. Лица не видно. Смотрю внимательнее, а в руке у него пистолет...
— Он, гадина, в морозильной камере спрятался. Она у нас большая, на втором этаже стоит. Как понял, что я ушёл, так и попытался смыться... так вот, встали мы друг напротив друга, а затем... я с перепугу опалил ему лицо этой зажигалкой. Даже жжёным волосом запахло. И он выстрел сделал, ну, мимо меня, естественно... а потом − шмяк, − и я того... отрубился.
И указывает пальцем − в противоположной лестнице стене зияет дыра от суетливо пущенной пули.
"Лицо опалил. Жжёным волосом запахло." — Мозг Евпатия пронзило некоей странной, неопределённой мыслью. Пытаясь её поймать, юноша засмотрелся на перевязанную голову Айдена.
— Ага, прямо в висок. С перепугу поди...
— Пистолетом − он же в руках у него был. Я потерял сознание, а он, видимо, выбежал прямо через парадную.
Мысль сама собою куда-то улетучилась, уступив место раздражающей пустоте. Никаких зацепок. Никаких, кроме одной...
— Хорошая история, господин Новиков... однако, вы, дворецкий... — Евпатий особенно выделил это слово, — Прекрасно знаете, кто убийца!
— Что вы хотите этим сказать? Я домработник, никто никогда не звал меня дворецким...
"Дворецкий... дворецкий – всегда убийца."
Евпатий ухмыльнулся, молча вытащил из кармана пистолет и направил его на ошеломлённого Айдена. Не успел Детектив завершить свою мысль изрядно ёмкой и внушительной репликой, как находящийся на мушке дворецкий испуганно поднял руки над головой и выпалил:
— Хорошо, хорошо! Я покажу вам лабораторию, только не убивайте!
Повисла тишина. Тонущий в непонимании Евпатий так и застыл на месте, не зная, что предпринять.
"Какая ещё нахуй лаборатория?"
— Зачем же вы меня выслушивали? Зачем вернулись? — Пролепетал Айден. — Я знаю, зачем вам нужен был Иван Сайнович!
— Вы хотели удостовериться, что я не знаю ничего, что может вас скомпрометировать? Но я чем то вас выдал? Прошу, не убивайте, я буду молчать! Я покажу вам лабораторию! Чёрт возьми... вот уж не думал, что снова увижу этот пистолет!
"Пистолет?" — Евпатий взглянул на оружие. На стволе, отражая тусклый свет кухонной лампы, поблёскивал китайский иероглиф.
Внезапно, в голове юноши сложилась простейшая цепочка умозаключений, до этого её не посещавшая. Мозгом овладел беспощадный, унизительный ступор.
Изо всех сил стараясь не выдавать тяжести многотонного конфуза, прижавшего его достоинство, Детектив строго прикрикнул:
— Показывай лабораторию, быстро!
Дворецкий, стараясь не дёргаться, медленно побрёл к двери по правую сторону от выхода. Евпатий двинулся за ним. Айден отворил дверь – пахнуло затхлым и пыльным. Это был погреб. Там "домработник" отодвинул в сторону какой-то мешок и сдвинул пальцами небольшой кусок каменной плитки, за которым таился старенький пинпад ТОНИ. Дрожащими пальцами ввёл пароль – и отворилась фальшпанель в стене. Не сводя взгляда с Айдена, Евпатий жестом повелел тому зайти в образовавшийся проход, а затем двинулся следом.
Они оказались в небольшой, лишённой окон комнатушке. Как и все прочие помещения в доме, комнатушка пребывала в полутьме. На длинных панелях, размещённых вплотную к стенам, валялось множество механизмов и инструментов: тонкость и миниатюрность многих из них, а так же рентгеновские снимки аугментированного мозга, висящие на больших стойках с подсветкой, явственно указывали на то, что здесь изучается... изучалось.
"Сейчас, блять, пойму, что тут к чему."
— Теперь отвечай на вопросы коротко и понятно. — Сказал Евпатий. Адреналин и нежелание опозориться, пусть и только перед самим собой, теперь заставляли его проявлять несвойственную ему суровость. — Ты меня понял? Коротко, блять, и понятно!
— Хорошо, я готов... — Тихо пробормотал Айден.
— Он изучает... изучал тут акселераторы?
— Зачем тогда ему обличать ТОНИ?
— Заставили отдать преступный приказ.
Хмыкнув, Детектив двинулся дальше, не переставая держать Айдена на мушке. Посреди комнаты располагалась весомых размеров плита, усеянная акселераторами самых разных моделей, – в собранном виде Евпатий, наконец, смог их идентифицировать, – и кучами, кучами записей и заметок. Писали прямо на плите, писали на самих железках, то ли от нехватки времени, то ли от нежелания упустить мысль на полпути.
— Получается, борец за правое дело из среды тупых уродов...
— Не говорите так, пожалуйста. — Тихо, но решительно сказал дворецкий. — Он был хорошим человеком. И я помогал ему во всём. Вы из ТОНИ, да?
От этого вопроса Детектив едва не заскрежетал зубами.
"Я? Из ТОНИ? Да как ты смеешь?" — Для Евпатия эти слова были так возмутительны, что он даже не смог их выговорить. Вырвалось только шипящее:
Желая разобрать хоть что-то из многочисленных каракулей, Евпатий слегка наклонил голову к плите. Тут же сбоку послышался шорох – Айден дёрнулся вперёд, норовя вырвать из рук Детектива оружие.
Евпатий резко выставил ствол так, что он оказался прямо перед лицом дворецкого. Тот в испуге застыл, а глаза его собрались в кучу – уставились прямо в тёмное дуло.
— Я не дам корпоратам всё это уничтожить! — Завопил Айден.
Момент – и Детектив спустил курок. Ничего не произошло.
Моментально поняв это, Айден тут же дёрнулся в сторону, но рефлексы Евпатия на сей раз сработали безукоризненно – он нанёс неумелый, но увесистый удар рукоятью пистолета в то же место, где под бинтами виднелся кровоподтёк. Ноги дворецкого подкосились, и он грузно и с шумом упал наземь. Евпатий проверил – Айден остался жив, но пребывал теперь без сознания. Пытаясь унять тряску в руках, Детектив просто пошёл вперёд, разглядывая снимки, пытаясь разгадать, что означают пометки, нанесённые маркером поверх них. В глубине помещения он отыскал старый стационарный компьютер и запустил его. На скорую руку прошерстив содержимое жёсткого диска, Евпатий нашёл файл "Выводы".
"Наши исследования показывают, что так называемые "Перегоревшие" становятся таковыми в результате чрезмерного использования церебральных акселераторов... различные травматические события способны подстегнуть процесс деградации сознания... кроме того, деградация сознания, вызываемая использованием церебральных акселераторов сама по себе способствует усилению пагубного воздействия травматических событий на психику... таким образом, эти процессы можно охарактеризовать, как взаимовлияющие. Мы называем возникающий синдром киберэнцефалопатией (КЭП)."
"Лица с заболеванием тяготеют к сверхтяжёлым массивам данных – ими движет стремление обработать всю информацию, заключённую внутри. Эта крайне аддиктивная наклонность со временем полностью стирает человеческую личность, оставляя только тяжёлую, маниакальную потребность в восприятии и взаимодействии с информационным пространством... человек становится в прямом смысле этого слова биокомпьютером, отягощённым телесной оболочкой..."
Дочитав справку, Евпатий выпрямился. Взгляд его вперился в пустоту, и в глубокой задумчивости юноша сказал сам себе:
— Что же это получается... Галсанов зачем-то убил Селезнёва? Ладно, допустим... но лаборатория... неужели он искал её?
ПРОДОЛЖЕНИЕ: https://teletype.in/@gtnkt/MYibMvRNmTy
Telegram-канал автора: https://t.me/getnekt