Я бы сделала нежнее
Беседа с Алиной Бровиной: деревенско-летнее воспитание, хрупкость живого и альтернативное отношение к растениям.
Сергей Гуськов: До подготовки выставки «Направо — белый лес» вы бывали в Переделкине (не только в обновленном Доме творчества, а вообще)? Какие ассоциации это место у вас рождало до и после участия в проекте?
Алина Бровина: Нет, до выставки не бывала. Но моя бабушка работала экскурсоводом в Переделкине (возможно самопровозглашенным). Во всяком случае, я помню ее рассказы о каких-то тусовках и литературных вечерах, о доме Бориса Пастернака. Поэтому место уже до того, как я его посетила, было наполнено отголосками воспоминаний.
СГ: Насколько вам близко выражение кураторок Насти Григорян и Кати Крыловой «диалог художников с природой и стихотворением Еременко»? Вообще, по вашему мнению, искусство всегда про диалог?
АБ: Фраза про диалог, взятая из буклета к выставке, продолжается тем, что он начинается собственно на страницах этого издания. То есть диалог происходит внутри текстового пространства, где и кураторки, и художники, и само опубликованное стихотворение Александра Еременко, и текст литературного критика о поэте выступают вместе. Но думаю, определение «диалог» именно в качестве описания к выставке — не точное. Это скорее матрешка. Есть заданная рамка парковой выставки, а в ней уже существует стихотворение Еременко. Получается диалог с текстом о Переделкино и отдельный диалог с парком через форму. Но, на мой взгляд, искусство не всегда про диалог. Мне кажется, часто искусство — про свидетельство и, в том числе, про отсутствие диалога.
СГ: Какие темы важны лично для вас, для вашей художественной практики? Какие из них были задействованы на выставке «Направо — белый лес», какие, ключевые для вашей деятельности, вы в Переделкино не смогли поднять? Чувствуете ли, что чего-то недостает?
АБ: Обычно я работаю на пересечении трех тем: память, телесное и растительное. Как мне кажется, в моей работе все три и были задействованы. Мне видятся схожими неподвижность дерева и беззащитность человеческого тела перед насилием. Поэтому я выбирала деревья с повреждениями, изломами, свидетельствами случившимися N лет назад, и дополняла розовыми объектами из керамики. Если думать о том, чего недостает — я бы сделала нежнее. Заменила бы материал, и сделала новые вставки деревьям не из керамики, а из силикона, с которым я работаю в последнее время.
СГ: Про силикон стало понятно уже после открытия выставки?
АБ: Да, только где-то через месяц я подумала, что надо было использовать другой материал.
СГ: Откуда такой интерес к растительной тематике?
АБ: Думаю, с одной стороны, это семейное. У меня крестьянские корни, деревенско-летнее воспитание. Мой прадед — агроном, занимался земледелием Нижнего Поволжья. С другой стороны, мне интересны спекулятивные теории об интеллекте и нейробиологии растений — и вообще взгляд на растения как следствие конструкта, сформированного полярным разделением на животных и растений еще Аристотелем.
СГ: Ваша выставка Palus Florens под кураторством Ольги Дерюгиной в рамках проекта «Старт» на «Винзаводе» в 2019 году строилась вокруг образа двора, окруженного жилыми дворами. А такое пространство всегда озеленено, речь идет о целенаправленных посадках. С одной стороны, цветы на той выставке были сделаны из материалов, произведенных человеком — пластилина и металлической проволоки (плюс пластиковые баночки с пробами грунта из вашего двора), но, с другой стороны, в основном из углеводородов или при их участии, а эти ископаемые возникли из остатков древних живых организмов, в том числе растительных. В Переделкине деревья, с которыми вы взаимодействовали, не только соседствовали долгие годы с людьми, но и посажены, видимо, были ими — опять круговорот растительного и людского. Вам близки такие пересечения?
АБ: Да, мне интересно именно взаимодействие человека и растений — начиная с формирования искусственного ландшафта и заканчивая отношением к растению как к равному.
СГ: Как на практике может реализоваться отношение к растению как к равному? И как это можно выразить в искусстве?
АБ: Думаю, на практике уравнять человека с растением может только смерть. Ну или можно стать автотрофом, о чем мечтают любители оставлять комментарии про замену гемоглобина на хлорофил. Растения постоянно оказываются в ситуации эксплуатации. Поэтому говорить о равенстве можно только в рамках мысленного эксперимента. В качестве примера взаимодействия человека и растений мне хочется привести коллектив Posthuman Studies Lab, который в этом году устраивал показ инсталляции в поле (1, 2), где — как я вижу этот проект — отправной точкой была мысль о равенстве в труде сельскохозяйственных растений, человека и машины в раннем советском проекте. А сейчас эти растения могут быть источником фитомайнинга и фиторемедиации, очищая почву на бывших промышленных территориях. Хотя проект интересен с экологической и социальной точки зрения, он отходит от идеи альтернативного отношения к растениям, как мне показалось.
СГ: Как вы относитесь к проектам вне обычных выставочных пространств? Не боялись пропажи или повреждения работ?
АБ: К проектам вне обычных выставочных пространств отношусь хорошо. Пропажи не боялась, даже хотела так оставить объекты, но организаторы все же попросили их прикрепить. Больше всего меня волновали другие проблемы: этично ли я отношусь к деревьям, не нанесу ли я им вред; соотносится ли моя трактовка Еременко с тем, что он вкладывал в свои стихи, и, может, я не достаточно глубоко погрузилась в его текст; как сообщество литераторов отнесется к выставке; как все будет работать в пространстве парка и как мои объекты будут соотноситься с проектами других художников; сложится ли все это в единое высказывание и т.д.
СГ: Получилось ли в итоге включиться в общую картину выставки? Чьи работы показались наиболее близкими вам?
АБ: Думаю, получилось. Я с художественной симпатией отношусь к работам Марго Трушиной, Юлии Вергазовой и Николая Ульянова, Антона Крафтского, Алисы Смородиной и Даши Неретиной.
СГ: Были ли у вас какие-то находки в Переделкине, которые планируете использовать в будущих проектах?
АБ: Находок в самом поселке не было. Но потом я нашла проект Артура Бондаря в Переделкине, он тоже о памяти.
СГ: Традиционный вопрос про творческие планы. Сольные проекты, участие в групповых выставках, резиденции?
АБ: Пока все мои задумки в процессе переговоров. Планирую сольную выставку в галерее Fabula и проект о соединении материнства и деревьев, который курирует Алина Чичикова, но пока без подробностей. Кроме того, участвую в групповой антивыставке «Поле телесности» (проект одноименной платформы. — СГ.) в ДК Роза.
Как найти в себе цветок, если вы городской житель [дискуссия в рамках выставки Алины Бровиной Palus Florens] / Aroundart, 2019
«Современное положение дел отсылает нас к подсолнуху, выросшему на свалке среди корней машин». Интервью с Posthuman Studies Lab / К.Р.А.П.И.В.А., 2021
Posthum(ous): о том, что после [интервью с участниками Posthuman Studies Lab] / Colta, 2021