Одиннадцать ссылок
Очередная подборка моих материалов, опубликованных в разных изданиях.
Да и шатать пограничные столбы художественного поля, оберегаемые мэтрами, знатоками и стройными рядами профессионалов, не стоит. Пусть и дальше охраняют рубежи, которые скоро никому не придет в голову нарушать.
Когда современное искусство закончилось / Художественный журнал, №119, 2021, с. 80–87
Однако подобные самоорганизации не просто служат удобной платформой для студентов и выпускников, которым требуется взаимная поддержка в начале карьерного пути, но также способом отрезать пуповину от alma mater. Так это описывает Лемиш: «Есть шутка, что в „Базу“ идут люди, у которых проблемы с отцом или его не было, и, подсознательно выбирая институт, они воспринимают Осмоловского как символическую фигуру отца, которого потом надо убить в творческом плане». Сценой такого ритуального убийства и становится самоорганизация, которую, как и многие до нее, художник-патриарх поощряет и вдохновляет. Впрочем, в планах «ИП Виноградов» стоит в том числе выставка Осмоловского — видимо, отца хотят все же добить.
«ИП Виноградов»: Брежневский шик, хоррор-эстетика и убийство Осмоловского на заводе «Энергоремонт» Арт-объединение имени друга с ИП / The Village, 2021
Я с пониманием отношусь к теории искусства. Но под этим зонтичным термином скрывается несколько разнородных вещей. Анализ происходящих или прошедших процессов мне близок, а неумело скомпонованные, нечитабельные конструкции из терминов и метафор — не очень. К сожалению, под именем «теория искусства» оказывается много пустословия. Но даже к этому можно относиться как к поэзии — так и делают, например, в редакции «Художественного журнала».
«Искусство для меня ценно и действенно само по себе»: интервью с Сергеем Гуськовым / Spectate, 2021
Ну не можем мы без вот этой контролирующей инстанции где-то за пограничными столбами, смотрит она на нас, осуждает, хвалит, вредит, помогает, любит, ненавидит — нам так важно это обсудить! Может, причиной тому слишком протяженные границы и соприкосновение с большим числом разнородных культур, кто знает. Но подобное положение дел настолько вросло в российскую реальность, что относиться к нему теперь уже стоит как к данности. Так же как к чрезмерно холодной зиме или слишком жаркому лету. Ничего не поделаешь, с этим нужно просто научиться жить. Главное, теперь без этой фигуры внешнего наблюдателя никуда. В том числе в художественной сфере.
Мир, который лопнул / Spectate, 2021
При критическом и даже местами пессимистичном взгляде на сегодняшний день художники, считающие себя социально и политически ангажированными, о будущем говорят зачастую в совершенно противоположном ключе — практически наивно оптимистичном (иногда с легкой добавкой иронии, что вовсе не спасает положение). Если настоящее полно опасностей и враждебных сил, то грядущее внезапно населяют утопии, альтернативные (в позитивном смысле) модели общественного устройства, культуры и экономики. Это обстоятельство всегда коробило меня, когда я оказывался на больших выставках, где соседствовали сразу десятки художественных проектов.
Тема будущего не раскрыта / Spectate, 2021
Люди так долго боролись с объектностью и притягательностью в искусстве, что в результате мы пришли к обратному — максимально кунсткамерной атмосфере. Но редкостей теперь больше нет, а потому их приходится постоянно — и в некотором роде безуспешно — конструировать, переделывая старые мемы или тасуя сюжеты и персонажей. И Гоффман занимается этим практически сизифовым трудом.
Money Gallery: и в город — начало конца — лазутчики тихо вползали / Spectate, 2021
Когда после открытия a^b мы пьем пиво в полупустой чайхане поблизости от ISSMAG, товарищ говорит мне: «Эта выставка похожа на вечеринку вещей. Им там хорошо, они веселятся». Люди же, согласно его гипотезе, оказываются не то чтобы лишними, но просто залетают в галерею как мотыльки, летают вокруг искусства, словно вокруг источников света. И между двумя этими уровнями — зрителями и искусством — нет никакой связи. Перед нами просто две несообщающиеся системы. Я задумываюсь над этой интерпретацией.
Мой сериал. Выставка a^b (TZVETNIK) в ISSMAG / Spectate, 2021
However, these circumstances leave the indelible imprint of the dependence, secondary nature of artistic substance and curatorial ideas on the organisers of such exhibitions, regardless of their actual merits and the depth of the research, compared to the primary and all-important political function of such events. Furthermore, in these instances curators are frequently compelled to conjure up miracles in terms of initiative (if not downright disingenuity), in order to “push through” even relatively non-confrontational solutions and works of art. Orders from the high office are not the same as spokes in the wheel from the Graz city authorities. Incidentally, the curators who worked on such projects also gained a certain renown and connections in other countries, and in addition acquired authority in Russia that they were subsequently able to convert into leadership positions at the country’s top museums.
Russian Curators Abroad / Artcatch, 2021
Гуськов: Ты хочешь сказать, что ХХ век — эксцесс исторического движения, а магистральная линия, прерванная Первой мировой войной, возобновилась сейчас?
Шурипа: В каком-то смысле так и есть.
XIX век. Дубль два [беседа со Станиславом Шурипой] / Диалог искусств, № 1, 2021
Я убеждена, что радикальная работа с музеями и их коллекциями нужна. Все зависит от того, с кем ты разговариваешь в институциях, это невозможно без союзников.
Катерина Чучалина: «Мы знаем, насколько парализующим для действия может быть самокритичное мышление» / Spectate, 2020
На той выставке на почетном месте висел комментарий Натальи Радуловой к новости на COLTA.RU про первый проект АСИ — увековечили они его помимо очевидной нарциссической подоплеки еще и потому, что по своей структуре он был устроен так, что работал в логике одновременно вопрошания и ответа, который снова порождает вопрос, а тот, в свою очередь, — ответ, и так до бесконечности. Так и делает АСИ. Постоянно. С множеством отсылок — к Лему, Борхесу, мотивационным тренингам, экономической теории или энтузиазму советских культурных деятелей 1920-х — 1930-х.