Малыш и Карлсон

Светофоры, эти гребаные светофоры... Когда эти припадочные зеленые человечки дергаются там в своем паркинсоне, ты тоже не можешь устоять на месте: они нагибают твою волю, и твой зад уже послушно направляется им в такт, да, ты спешишь, ускоряешься, пока красный пидорас не выкатит тебе свое крепкое стоячее знамение. Каждый раз одно и то же, каждый раз один маршрут. Каждое утро.

Мне только одно обидно. Что я не могу вертеть на хую светофоры, потому что там уже верчу и эту школу, и Кристера с Гуниллой и всю, блядь, Швецию залпом. Кроме, пожалуй, икеевских тефтелек. Да, пожалуй, кроме них.

И да, мне нужен пес.

***

- Кристер, тебе же не нравился Вазастан.

- Плевать на Вазастан. Дыра она дыра и есть. Но, как я уже говорил, у меня свидание. С Гуниллой.

- Смотри, в дерьмо не вляпайся.

Кристер хмыкнул, задумчиво сплюнул и молча выразил несогласие. Левой. Блядь, опять теперь в углу стоять за синеву под глазом.

Сука, мне нужен пес. Срочно.

Самые злоебучие псы должны быть у Альберта. Во всей Швеции не сыскать тварей опасней, чертов ниггер знает свое дело. Надо найти этого обдолбыша на перемене. Он знал, на что шел: один раз попал ко мне в долги за матешу - и все, ты у меня в кармане.

***

- Ну мам.

- Ну так а хули ты хотел, сопляк? Я тебе давно говорила, все споры можно решать словами. Словами, милый. Простыми такими и доступными, подробно описывающими, какой толщины болт пройдется по этим жопошникам и сколько таджиков будет сошкребать со стен их жалкие яйца. Словами, детка... А ты думаешь, как я женила на себе твоего папашу, Свантессона, эту гребаную еврейскую морду? Ну и фонарь, в угол съеби и не отсвечивай.

Мама знает свое дело, я бы даже хуй поспорил. Местные собаки, завидев ее издалека, уважительно ссут в себя, дабы не испортить газон, а бабки едят семечки сразу с кожурой.

Мама всегда чиста и сторонится противозаконных делишек. Она гордится своей работой, и еще больше гордится тем, что она законна. Она - самая разумная в нашей семейке.

А гребаный еврейский папаша по-прежнему жидился купить мне барбоса. Старый хер, я тебе это припомню. Все донашивать за старшим братом, ага. Гроб за ним донашивать будешь, пидор жадный.

***

- Бжж. Надеюсь, не помешал?

- Что ты, я как раз собирался разглядеть в окне наглого жирного пиздюка. Ты, блядь, кто?

- Если ты будешь таскать торт одним куском, у тебя всегда будут проблемы. Лучшее, что можно с ним сделать - это расчленить его на шесть кусков и сложить их горкой.

- Нет, кто-нибудь мне скажет - кто ты такой?

- А когда ты расчленишь его на шесть кусков, вот тогда можно от него избавляться. Только не надо прятать куски в холодильник, чтобы маму не напугать.

***

Карлсон. Так его звали. Я был тогда еще юн и неопытен, и ничего не слышал об этой жирной рыжей заднице. Нет, он даже не держал свиноферм - о, нет. Этот парень из тех, кто сам с вареньем сожрет твои косточки за восемь минут, воткнув тебе предварительно в зад двенадцать праздничных свечей - а это ж праздник, хуле, когда любимый друг проголодался и прилетел. Нет, приятель, остерегайся не тех, у кого есть свинофермы, а тех, у кого домики на крыше и желудок необъятней, чем жопа мамонта.

Не, ну пока собаки нет, под пиво сойдет.

Карлсон. Одни евреи вокруг. Обосраться.

***

- Я нихрена не вижу, твою мать.

- Ты же напялил простыню без прорезей, мудила, хуль ты собирался там увидеть?

- Это рейд! Ты не видишь, я не вижу, главное, чтобы чертов пропеллер видел! Филле, Рулле... Что за имена-то такие. Повесим этих двух пидоров!

- Ты не успеешь. Они обосрутся при виде летящей с крыши тряпки, пытающейся взъебать их в зад, и будут правы.

- Какие чувствительные мальчики.

***

Карлсон лениво смахнул пепел на подушку.

- Да ты не охуел ли.

- Малыш, дело-то житейское. Вот скажи мне, ты когда-нибудь пробовал лосося, запеченного по-тайски? Томившегося в соевом соусе? А с маленькими аккуратненькими перчиками чили вдоль хребта и лепесточком имбиря в маринованной жопе? Пробовал? Так вот и я нет, а все потому, что мы живем в северной сраке мире, где все на вкус не солоней моченой моржовой залупы. Вот так потом однажды и просыпаешься через 40 лет с кризисом среднего возраста и пылающей под пропеллером жопой, в попытках хоть где-нибудь нормально пожрать.

- Не пизди, тефтельки норм.

- Это да. А сигары тоже говно, папе так и передай. Чтоб не брал больше доминиканские.

Остался один день. Я получу собаку и ствол. А этой рыжей падле скормлю Фрекен Бок. Посолю, хуле, я не жадный.

***

- Ну и где мой обещанный пес, мать вашу?

- Малыш, опусти ствол...

- Я вас, блядь, спрашиваю. Где. Мой. Пес.

- Малыш, детка, последний раз прошу, опусти ствол, это не тот ствол нахуй, это одуванчик, в кого ж ты такой кретин-то, господи.

- Ну мам.

- Да помню я, что у тебя день рождения, помню. Нà вон тебе Фрекен Бок, та еще сука, только без прививок, отъебись уже.

***

- Карлсон! Новая нянька, эта старая стерва, заперла меня в комнате! Какую руку отпилим ей первой - левую или правую?

- Чувак, не тупи. Левую, конечно. Правой пусть еще плюшки херачит.

***

- Так, бля. Я че-т не поняла. Где половина моих плюшек и чья это жирная жопа торчит в моей форточке?

- Это не твоя форточка, старая манда.

- Попизди мне еще.

- Я маме скажу.

- А вот это не надо. Опасный маленький говнюк. А вот ты, рыжий, попал на счетчик. Ты хоть представляешь, чье варенье пиздил, мышь? Ты в курсе, сколько для него вручную собрано листочков заботливыми, блядь, колумбийскими ручонками? В курсе, как его приходилось перевозить в старых колготках через шведскую границу? Старых и штопаных, блядь, как твои мозги. Ты попал, клянусь тебе твоими яйцами, ох ты попал, я сейчас нажму на кнопку, и тебе пиздец.

- Какой? Полный?

Карлсон застрял невыгодной во всех смыслах стороной. Но даже без возможности включить пропеллер, эта еврейская задница вскружилась так, что стокгольмские крыши долго еще помнили ее реактивный след.

Он улетел. Но обещал вернуться. С 90-мм базукой, ножовкой и грилем.

Милый, милый Карлсон.