Пифагор: "Всё есть число"

Что среднестатистический обыватель, никогда не слышавший о философии, знает о Пифагоре? Ну, он один из первых ученых и математиков; придумал теорему в честь себя, про какие-то там квадраты катетов с гипотенузами, а еще его «штаны во все стороны равны». И это верно, за минусом тех увлекательных, важнейших нюансов, о которых мы сейчас поговорим.

Второй исток философии

Начиная с Пифагора, любомудрие плавно перемещается с востока на запад, то есть с полисов Малой Азии, к острову Сицилия и берегам современной Италии. Совокупно эти территории назовут «Великой Грецией». Портовые города там успели отстроить еще ахейцы, а прибывшие ионийцы добавили к культуре несколько жирных баллов. Традиционно западная ветвь философии станет именоваться «италийской» и вместо поиска вещественного, материального первоначала с опорой на чувства (эмпирику), как это делали ионийцы, разовьет интерес к формально-числовой составляющей мира (логицизм), при поддержке доводов разума. Это закономерно приведет к углублению научных поисков и примитивных теорий.

Пифагор (ок. 570 – ок. 496 гг. до н.э.) был современником милетских философов и предположительно, в своих странствиях мог получить назидания от них, но это не точно. Биография философа настолько загадочна, что уже Аристотель терялся между истиной и выдумками на ее счет, спустя всего несколько поколений. Чего говорить о нас. Также невозможно достоверно сказать, какие достижения принадлежали самому Пифагору, а какие его ученикам или поздним авторам, решившим прописаться на скрижалях великого. Что ж, давай попробуем отделить хоть какие-то зерна от плевел.

Версия 1: Родился на острове Самос, у берегов Малой Азии (недалеко от Милета), в семье то ли богатого купца, то ли камнереза, то ли ювелира, Мнесарха. Отец был гражданином, а род знатным и явно не бедным. Политическую власть в Самосе на тот момент единолично сконцентрировал в своих руках тиран Поликрат, и Пифагор, возможно недовольный его правлением, уже будучи в зрелом возрасте, решил отправиться в путешествие. Да и нависала угроза со стороны персов, захвативших Лидийское царство восточнее греческих поселений, неоднократно лишавших в дальнейшем тот же Милет независимости. Побывал в Египте и вероятно, в Вавилоне, где напитался научных знаний в астрономии и геометрии, а также мистицизмом. В конечном итоге, причалил к берегам Италии, в город Кротон, где быстро расположив местных харизмой и премудростями, основал свою школу – «Пифагорейский союз».

Версия 2: Прежде чем родиться Пифагором, был сыном бога Гермеса и еще кучей воплощений, каждое из коих отчетливо помнил. По другой легенде, и она куда интереснее, являлся сыном бога Аполлона, которого мать зачала от него непорочно, а ее имя с греческого переводится как «девственница». Когда родители были в городе Дельфы, по делам, пифия – оракул храма Аполлона, предсказала, что ребенок прославится в веках. Некоторое время до плаваний отшельничал в пещере. Успел поучиться у финикийских магов, халдейских мистиков, а после добраться аж до Индии (куда греки попадут только с Македонским), попутно зарулив к кельтам. Количество чудес и вовсе не счесть: мог быть в двух местах одновременно; писать слова на лике Луны; говорить с животными; общаться то ли с силами природы, то ли с гласом божьим; успокаивать ветра и моря; ходить по воде и даже воскресать из мертвых, выползая как ни в чем не бывало из другой пещеры, в которой был погребен.

Никого не напоминает?

Пифагорейский союз

По прибытии в Кротон, Пифагор быстро обзавелся сторонниками из рядов местной аристократии, а послушать его приходили и женщины, и дети. Это вылилось в создание своей «школы», по сути, являвшейся первым «христианским» монашеским орденом. Скорее всего, философ какое-то время тесно контактировал с орфиками, позаимствовав у них практически все элементы, за исключением «обрядовости», т.е. путей достижения цели. В этом смысле Пифагор стал реформатором орфизма.

Школа представляла собой типичную коммуну, в которую принимали в т.ч. женщин, что для античного мира большая редкость. Имущество было общим; частная собственность и тем более роскошь, презирались, как недостойность тварного мира; ели из одного котла; занимались медицинскими практиками, физическими упражнениями и мнемотехниками (укреплением памяти); день был размерен с самого рассвета, и в целом образ жизни всех протекал примерно одинаково. От того и любые достижения отдельного члена ордена нарекались общественным достоянием.

Жизнь в общине регламентировалась строгим уставом, сильно напоминающим архаичные табу, когда просто нельзя и всё. Запреты, наставления и поучения, принимали форму небольших, емких выражений, называемых «акусмами». Что-то вроде устной мудрости, частью которой Фалес, будь их встреча правдивой, мог поделиться с Пифагором, как известный автор «гномов». А нет, так Пифагор сам был тем еще выдумщиком.

Если некоторые из указаний понять можно, вроде «Не ломай хлеба», что означало «Не ссорься с другом [ближним], разделяя общую еду», или «Не поднимай, что упало» - перед смертью не цепляйся за жизнь, то прочие ухватить без литра затруднительно. К примеру, «Не прикасайся к белому петуху». Возможно, это связано с обрядом жертвоприношения в определенные сроки, когда эти самые петухи использовались, а может быть от «сумы и тюрьмы» не зарекались уже тогда. Но что Пифагор действительно ненавидел всем сердцем, так это бобы: «Воздерживайся от употребления в пищу бобов» - первое и самое главное предостережение. Где-то мелькали предположения, дескать бобы похожи на зародыш и по законам симпатической магии (подобное к подобному) отождествлялись с будущим младенцем, что недопустимо в качестве блюда. Ну, или все проще и одно неловкое движение пятой точкой на уроке блокирует святость на несколько поколений вперед. Хотя от секса ученики тоже воздерживались, дабы не растрачивать энергию попусту. По крайней мере, в теплые сезоны года. Но, «возлюбить ближнего» всё же полагалось, отчего пифагорейцы были довольно мирным объединением.

Неофиты (новоиспеченные ученики) именовались «акусматиками» (слушателями) и первые годы в школе, не имея никаких прав, могли только молчать, внимать старшим товарищам, не видя самого философа и никак с ним не взаимодействуя, пока не перейдут на следующую ступень, став «математиками» (учениками). Впоследствии, эти две ветви разделятся, где первые продолжат слепо следовать записанным назиданиям учителя, как «священному писанию», заботясь лишь об этической стороне жизни, а вторые останутся верны математическому знанию.

Какая цель была у всего этого учреждения, за исключением потребности Пифагора истязать толпу невнятными фразами и запрещать трогать петухов? А она была в очищении (хотя бобы справились бы лучше прочего). Двойственность человеческой природы – телесной и нетленной (души), плавно перекочевала от орфиков, вместе с идеей метемпсихоза – бесконечного перерождения в новых телесных могилах, пока праведным образом жизни не будет отмыт весь накопившийся «грех», дабы приблизиться к подлинному бессмертию, слившись с божественным.

Если орфики еще оставались в рамках магической ментальности, выбирая мистерии и религиозные практики, и полагаясь только на чудодейственные силы обрядов с таинствами, то процесс «отмывания» души от мирской грязи у пифагорейцев с одной стороны, лежит в области строгих нравственных практик, как описано выше, а с другой, в созерцательности с научными поисками.

Помимо слова «оргия», означавшего у орфиков «причастие» (к божественному), им также принадлежит понятие «теория» - «страстное и сочувственное созерцание». В этом состоянии наблюдатель (участник процесса) как бы отождествляет себя со страдающим и умирающим богом, а затем возрождается вместе с ним. Обряд в общем такой символический. Для Пифагора подобным созерцанием служила математика с её элементами экстатического откровения. Ты наверняка помнишь, какое необъяснимое удовольствие в школе доставляло решение трудной математической задачи. Буквально лучше любого оргазма. Вот приблизительно те же самые ощущения при познании мира чистой интеллигибельной красоты – математического, с его гармонией и стройностью, пифагорейцы принимали за приближение к божественному.

В принципе, большинство мистических элементов пифагорейцев крутилось вокруг «души». Эта идея — очень древний, примитивный конструкт, отделявший в неокрепших сознаниях живую материю от неживой. Умер человек и перестал дышать. Значит, есть нечто в дыхании, что поддерживает жизнь. Поэтому в древнем мире природу души считали «воздушной», как это было у Анаксимена. Или вот он потерял много крови и умер, значит и в крови тоже есть что-то такое. Постепенно усложнив понятие, все это назовут «психикой». А в целом, душой были наделены и животные, поэтому пифагорейцы, как и орфики, придерживались вегетарианства. Считалось, что за различные прегрешения можно переродиться не только в скверного, нищего и больного человека, но и, например, в петуха, клюющего бобы.

Учение

Пифагор сделал многое для западного мира сразу по трем фронтам. В первом случае, это математика, как системная дисциплина, с творческим поиском проблем и решений ради высших идеалов, теоретизированием и т.п., а не просто как ряд прикладных приемов для разделения лепешки поровну между обслугой или постройки зиккурата. Сюда же можно отнести зачатки логики, только пока в рамках математических изысканий, а не в самостоятельном виде. Во втором, приближение к открытию «идеального» мира, существующего за пределами материальных вещей и напрямую к ним не сводимого. В третьих, начала этики, с еще довольно простенькими законами и предписаниями, но фокус на человеке и целенаправленная работа с «душой» не мистическими практиками уже говорит о многом.

Как нетрудно догадаться, первооснову всего пифагорейцы видели в числах. По легенде, Пифагор, проходя мимо кузницы, услышал, как ремесленник, орудуя молотками разного веса, издаёт пропорциональный каждому, звук. При занятии музыкой для достижения «катарсиса» – еще одного способа снятия напряжения и, конечно же, душевного очищения, пифагорейцы подметили зависимость соотношения высоты звука от длины струн. Так были открыты гармоничные сочетания – октава, квинта, кварта. И вес молотка, и длину струны можно измерить, что выражается числом. А выражаются им также и другие пропорции, которые пифагорейцы продолжат искать с неутолимой жаждой (часто доходя до крайностей): сезоны года, месяцы, недели и дни; срок вызревания семян урожая и зародышей у животных; время взросления отдельной особи и т.д. Отсюда и укрепление в идее цикличности, когда «ни что не ново под луной», и в закономерных феноменах, с числами во главе. Конечно, математика идеальна, а значит и сам мир, в основе которого она лежит – упорядочен и гармоничен. Именно с Пифагора окружающая реальность обзывается термином «Космос».

Так, значит, все вещи суть число. Однако, если в случае со стихиями у милетцев их материальность еще как-то представлялась, будь там хоть специальная святая вода, хоть сгущенный воздух, то каким же образом условная кружка может состоять из чисел? Получается, что не напрямую. По одной из версий, Пифагор являлся первым атомистом и считал, что в основании вещей лежат атомы с молекулами, а уже форма вещи организуется при помощи численных соотношений. По другой версии, вещи состоят из неких «первичных элементов» (неизвестно каких), но эти элементы исчисляемы. В обоих случаях, очевидно, это еще «живые» материальные тельца, чувственно воспринимаемые (можно слышать их музыкальный тон, о чем далее), имеющие пространственные формы и какие-то качества.

Сейчас будет забористый пример, пристегни ремни. Допустим, можно представить такие элементы в виде последовательности натуральных чисел: [1, 2, 3, 4, 5 ...]. Это множество одновременно не определено (неограниченно, пока мы не «откроем» все его элементы) и определено (ограничено, как только открыли какое-то количество элементов). В природе любое множество «само себя определяет». Так пифагорейцы делают вывод: «Число рождается из гармонии конечных и бесконечных элементов, порождая все остальное». Эта же идея актуальна, к примеру, и в представлениях о душе, где предел – «форма» и беспредельное – «материя», сочетаются как душа и тело. Форма делает любую вещь конкретной вещью, отделяя ее от других вещей. Ведь глина - это просто глина, пока ее не «оформили» в вазу, не придали ей определенность, уникальность. Это качественно отличный момент от философии ионийцев, мысливших материальную первооснову беспредельным, неоформленным основанием вещей, которые конкретизировались (появлялись из первоначала) под влиянием каких-то полумифических природных сил или вообще без разъяснения.

Сами числа также представляются по-разному и современный обыватель вряд ли поймет, как они выглядели для грека. Я тоже не понимаю, поэтому сразу объясню. Вот смотри, мы знаем, что числа – это абстракция, не существующая в реальном мире. Просто свойство психики проводить количественные операции, соизмеряя, подсчитывая и всё в таком духе. Эдакая интеллектуальная эквилибристика, на которой иногда летают самолеты с ракетами. Для Пифагора, числа – это «физис», реально существующий и проявляющийся во всем в природе, как стихия для натурфилософа. Любая вещь состоит как бы из вышеупомянутых конечных и бесконечных элементов, а число – это соразмерность, разумное сочетание величин этих элементов в вещи, задающее количество материала, форму и т.п. Числа для грека визуальны, а практически вся математика – геометрична, поэтому форма любой вещи обусловлена числом и высчитывается. Проще говоря, «первоэлементы» — это глина, а «число» — это форма, задающее количество глины (ее «ограниченность»), для условной вазы.

Также важно упомянуть, что геометрические фигуры пифагорейцев одновременно являлись и «телесными», сопоставляясь с природными стихиями. Например, огонь — с пирамидой, земля — с кубом, воздух — с восьмигранником, а вода — с двадцатигранником. Такая своеобразная геометрическая интерпретация физических объектов все еще показывает, что с материальностью и стихийностью, лежащими в основании объектов (пусть и не в виде «первоначал»), порвать пока не удается.

Помимо того, что числа визуальны, они еще и «живые». Ведь само сущее — жизнь и все вещи, включают в себя числа, а жизнь есть движение. Двигаясь, предметы издают звук (молотки, струны и пр.). Значит, любая вещь имеет свое звучание, музыкальную гармонию. Так рождается идея о «Гармонии сфер» - музыкально-математическом устройстве космоса, согласно которой космические тела постоянно издают музыкальную симфонию, каждое на свой лад, в зависимости от габаритов, скорости движения и пр. но мы их не слышим, поскольку с рождения находимся среди этой музыки и уже привыкли.

Состоя из разных элементов, числа делятся на четные – неопределенные (несовершенные) и нечетные – определенные (совершенные). Почему? А потому что выпущенная стрела пролетает сквозь щель между двумя камнями, а с тремя камнями упирается в камень, закрывающий эту щель и дальше не летит. Грек не любит ничего непонятного, а с не летящей дальше стрелой все предельно ясно, ведь предел – это закономерность, совершенство, оформленность, порядок и космос, тогда как беспредел – бесформенность, беспорядок, несовершенство, пустота. Короче, выглядит это вот так:

На самом деле, единица для греков, так называемая «монада», являлась божественной основой всех чисел «равная самой себе», не принадлежа к категориям чёта и нечета, а вот нечетные числа совершеннее четных оказывались еще и потому, что, к примеру, в числе 3, единица сливается с двойкой и происходит первое примирение противоположностей, т.е. «Гармония». Вообще, начиная с ранних философов, диалектические противопоставления стремительно проникают в мышление, еще убедительнее указывая на повсеместную двойственность мироздания, где равновесие противоположных начал порождает их гармоничный синтез, однако, именно научная деятельность в купе с формальной аристотелевской логикой спасает греков от скатывания к парадоксальной восточной философии.

Также греки представляли четные числа «прямоугольными» (2,4,6,8), что тоже говорит о несовершенстве, а нечетные «квадратными» (3, 5, 7). Квадрат лидирует!

Ну и нечетные числа считались, конечно же, мужскими, а четные – женскими. Во всём должен быть блин, который комом, так сказать.

Всё это отдает добротной нумерологией, с которой у пифагорейцев связана космогония (происхождение Вселенной), и на которую в принципе опирается вся повседневная жизнь.

Самым совершенным «числом всех чисел» считается 10-ка – «декада». Отраженная в фигуре треугольника – «тетрактиса».

Этот треугольник включает в себя сумму первых 4-х совершенных чисел: 1 + 2 + 3 + 4 = 10. Единица («монада») – божественное начало, творящая причина, «Единое и неделимое», соответствующее точке, из которой рождается всё остальное; двойка («диада») – материя, проистекающая прямо из единицы, имеющая вид прямой, определяясь двумя точками; тройка – идеальное число, имеющее начало, середину и конец, наименьшее, из которого получается священный треугольник; четверка – пространственная фигура в виде пирамиды. Указанные числа составляют десятку – «матрицу» реального мира, через которую он выражается.

Так и кодифицировали десятку в своеобразную десятичную систему на столетия, из которой продолжали вычленяться пары противоположностей, коих всего 10, при смешении порождавших «гармонию». Аристотель, упоминая пифагорейцев, указал: 1. Предел – Беспредельное; 2. Четное – Нечетное; 3. Единое – Множественное; 4. Правое – Левое; 5. Мужское – Женское; 6. Покоящееся – Движущееся; 7. Прямое – Кривое; 8. Свет – Тьма; 9. Хорошее – Плохое; 10. Квадрат – Прямоугольник. Поэтому, если ты делишь мир только на 11. Белое и Черное, ты пифагореец и расист на 10 из 10.

Сладкая парочка

Есть несколько учеников, заслуживающих отдельного упоминания. Первый – это Филолай Кротонский (ок. 470 – после 399 гг. до н.э.). Он был во многом согласен с Пифагором, разве что отсортировал положения планет в космическом пространстве по иному, но это неинтересно. Важное замечание касается природы «души». Филолай в своем учении отходит от орфической трактовки и называет ее «гармонией психических состояний», менее совершенной, чем гармония космическая, а потому подверженная «расстройствам». В качестве терапии души предлагалась музыка, а для терапии тела – умеренная диета. Позднеантичный историк Диоген Лаэртский напишет: «пифагорейцы делили душу на 3 части: сознание, интеллект и эмоции. Сознание и эмоции есть и у животных, а интеллект дан лишь человеку. Эмоции находятся в сердце, тогда как интеллект и сознание в мозге». Это куда более глубокая рефлексия на тему «души», чем ранее встречавшиеся прозрения.

Алкмеон из Кротона (1-я пол. 5 в. до н.э.) увлекался медициной и утверждал, что состояние организма определяется «парами противоположных сил и качеств, таких как: сладкое и горькое, сухое и влажное, горячее и холодное». Равноправие этих сил сохраняет здоровье, тогда как дисбаланс ведет к заболеванию. На нарушение равновесия влияет климат, особенности питания, качество воды и т.д. Предполагается, что Алкмеон первым начал практиковать вскрытие трупов, обнаружив нервную систему и функции головного мозга, как центра психической деятельности человека. По сути, эти прозрения надолго лягут в основу традиционной медицины, наряду с практиками Гиппократа, Авиценны и др.

Эпилог

И в завершении, пара слов о судьбе Пифагора. Его авторитет распространился практически на все города Великой Греции, количество участников братства росло, а некоторые ученики, состоявшие из аристократии, вели активную политическую деятельность, что сильно не нравилось оппонентам и приверженцам «традиционных ценностей». В результате заговора и кровавого нападения на школу, Пифагору пришлось бежать в город Метапонт. Детали его кончины неизвестны, а версии сильно отличаются друг от друга. По одной из них, он умер в глубокой старости. Давай на ней и остановимся.

Краткое резюме:

• Пифагорейцы первыми в истории философии начали полноценную рефлексию на предмет «души». Изначальный взгляд на нее проистекает из орфизма, а затем постепенно трансформируется, усложняясь. Учение о числах наталкивает на идею о материи и форме, где первая – это тело, оформленное душой в конкретного человека. Это новшество в дальнейшем подхватит и разовьет Аристотель. Позже, ученики Пифагора открывают «психические основания души», с тремя составляющими ее частями – эмоциями, сознанием и интеллектом, находящимися в мозге;

• «Единое» первоначало по Пифагору – число, отраженное во множестве конкретных вещей. При этом, само число как бы «вшито» в некую материальную структуру (атомы; неопределенные элементы), задавая ей пропорцию, меру, форму и т.п. В этом смысле, Пифагора еще нельзя назвать идеалистом, поскольку его первооснова чувственно постигаема (музыкальна) и в целом имеет материальный характер. Скорее всего позднее, уже в рядах его учеников, происходит трансформация взглядов, когда «количественная сущность» вещей превращается в «идеальную», отличную от самой вещи, однако при Пифагоре этого не происходит.

• Пифагореизм, приблизившийся к «идеальному» миру, стал возможен благодаря математике, ведь она является главным источником веры в вечную и точную истину. Геометрическая фигура, какими бы идеальными инструментами она ни была выполнена, всегда до известной степени будет отклоняться от идеала и лишь в интеллигибельном мире, в размышлениях, среди формул, отношений и пропорций, мы знаем, какой она должна предстать. Отсюда можно прийти к выводу, что мысль благороднее чувства, а ее объекты реальнее, чем любые чувственно воспринимаемые вещи. К тому же, математические объекты вечны и вневременны, существуя в «идеальной» реальности без каких-либо рамок, а значит приближены к божественному и могут быть истолкованы как «мысли Бога». Как писал Бертран Рассел в «Истории западной философии»: «С Пифагора начинается вся концепция вечного мира, доступного интеллекту и недоступного чувствам. Если бы не он, то христиане не учили бы о Христе как о Слове; если бы не он, теологи не искали бы логических доказательств бытия Бога и бессмертия»;

• Внушительное количество легендарных фрагментов как биографии самого Пифагора, так и его школы, схоже с тем, что будет воплощено в христианстве, от образа самого Христа и его деяний, до раннехристианских коммун. Сам Пифагор скорее всего являлся эдаким «реформатором орфизма».

• Пифагорейцы сделали множество открытий в области математики, включая теорию пропорций, теорию четных и нечетных чисел, всем известную «теорему Пифагора» и др.; выдвинули идею шарообразности Земли; открыли первые закономерности в музыкальной гармонике; являлись зачинателями этики;

End. Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы