ТИКТОК/МУЗЕЙ : ИСТОРИЯ СМЕРТИ
ТИКТОК/МУЗЕЙ
Тикток лаконичен как продолжение музея, с его манией собрать все объекты желания, удовольствия и интереса под одной крышей, сделать всё более подручным, удобным для потребления, тем самым создать тесноту, увеличивая общую ценность накопленного капитала и уменьшая ценность каждой его части. Они соперничают и затмевают друг друга, превращаясь из уникальных случаев деятельности в череду залов, посвящённых каждой категории. В тиктоке, или в том же тиндере, такими музейными объектами являются люди, они также себя изымают и помещают под одну крышу "музейного" приложения. Жертвуя ценностью "отдельного человека", они приобретают ценность как часть одного большого наследия, коллекции, выборки. Нужно это для удобства извлечения выгоды, пользу получают как исследователи (например, собирая информацию, сопоставляя), так и обычный пользователь, благодаря множеству других, он создаёт специфическое пространство восприятия, возвышенное, романтическое, развлекательное. Как гость падает перед тяжестью собранных экспонатов, неизбежно становясь более поверхностным, так и человек, сидящий в инстаграме, падает перед тяжестью личности каждого, неизбежно становясь поверхностным по отношению к ним. Я не утверждаю, что есть нечто не поверхностное, тут дело степени. "Из храма высочайших наслаждений человек выходит с разбитой головой, на подкосившихся ногах" - не припомню, откуда взял, но то же самое применимо и к популярным ныне соцсетям или другим программам. Впоследствии рождается эрудиция, попытка ориентироваться в этом пространстве и настроениях, которые пытаются быть переданы. То есть объект исследования перемещается, важно положение этой работы среди других работ, среди других понятий, а навыки общения с самим произведением утрачиваются. Они больше не понимают, как можно воспринимать человека вне тех атрибутов, которыми он обладает в социальных сетях. Скульптура изъята из архитектуры, живопись изъята из политического/религиозного, общение изъято из знакомства, знакомство изъято из обыденности. Тесно, тем не менее, не будь этой тесноты, у меня не было бы ничего, другого я не знаю. Если единичность где-то и завоевывает, то тут уступает.
ИСТОРИЯ СМЕРТИ
История смерти, может ли быть у неё история? Если понимать историю, как систематизацию, верификацию или просто акацию свидетельств предполагаемых событий/фактов, то история у неё может быть. Тут встаёт проблема, садится. Считать ли смерть состоянием, или же событием без внушительной длительности. Если понимать смерть как состояние, то получается, что смерть, это когда не жизнь, последнюю же принято воспринимать как нечто неоднородное, внутри себя, значит, смерть тоже различна? Страшная смерть, спокойная смерть, внезапная, затянувшаяся, первый день разложения, десятый, кости, сохранена паховая область, нету головы, бальзам или пепел? Смерть оказывается удивительно насыщенной, динамичной, даже в каком-то смысле позитивной и жизнеутверждающей, происходит ли столько при жизни? Вопрос. У такого состояния будет множество очевидцев, по крайней мере в первые дни его пребывания, как при рождении ребёнка сбегаются все близкие, родственники, а потом разбегаются и оставляют родителей один на один с маленьким человеком. Но кто остаётся с состоянием смерти? С этим нежеланным младенцем, очевидно, черви, а ещё, мародёры, и совсем чуть-чуть, цыгане забирающие с могил сладости. Воспитание происходит в атмосфере не условно традиционной семьи, а в коммуне равных, где позаботиться может каждый, быть папой и мамой тоже. С такими свидетелями истории не составишь, но насколько было бы интересно прочитать хоть одну историю смерти. Если человек был выдающийся, в обществе его таковым считали/считают, то его трудами и личностью будут постоянно заниматься, воспроизводить, набрасывать его творчество на вентилятор, то есть, актуализировать. Но почему никого не волнует как он там? Сколько раз он слышал, про то, что он хороший мальчик, но сколько раз кто-то интересовался, как(!) этот мальчик? Целый пласт истории выпадает, почему меня должна интересовать моча в Ницше, она уже давно не в нём, даже в контексте безумия, где же информация о состоянии его тела, насколько может повлиять тазобедренная кость на его творчество? Так же как и его биографические данные, ведь это их часть. Сколько раз вообще проверяли, не украли ли его? Необходимы огромные тома, следящие за состоянием тушек людей, не всех, конечно, а за теми, кто вам нравятся, для этого, правда, нужно вскрыть пару десяток могил, а потом гадать, творить, по костям, гнилой плоти и особенно, по изветшалой одежде усопшествующего. Он забыт, а вы? Ницше забыт, его никто не вспоминает, никто не смотрит в глазницы. Я ничего не знаю о Ницше, но почему бы не написать текст на его фалангах, и в зависимости от их изгибов, оттенков, обязательно, запахов, интерпретировать его текст. Даже если взять его так называемую жизнь, трескались ли губы, шелушилась ли кожа на голове, возьмём это всё и получим пышный, праздничный стол, а если не возьмём, не возьмём? Если так, то мы фетишизируем чернила и листок, что, впрочем, тоже забавно, хорошо, не возьмём. Хотя, так называемая оторванность от автора, пытается автора найти в чём-то другом, в себе, всё же надо принять форму чего-либо, по-другому сложно. И тут дело не в какой-то биологической детерминированности, процесс гниения - вполне реальное внутриутробное существование, он является единственной вневременной путеводной звездой, достаточно только родиться.