Жизнь и смерть Геши Перегноева

Георгий Павлович Перегноев был человеком незначительным, да и профессию имел довольно заурядную: в самом что ни на есть обыкновенном ЖЭКе числился электромонтёром. Унылая и однообразная работа давно сидела у него в печёнках.

С понедельника по пятницу, с восьми до пяти он увязал в трясине перегоревших пробок, сломанных выключателей и обуглившейся проводки, а остальное время изнывал от жгучей досады то ли на самого себя, то ли на жизнь вообще.

Отношения с жизнью у Перегноева как-то не сложились. Жизнь не любила его и он отвечал ей взаимностью. Семьёй, в свои сорок с лишним, Перегноев так и не обзавёлся, больших денег не заработал, даже до Георгия Палыча не дослужился, оставшись, видимо, уже навсегда Гешей. Но самое прискорбное состояло в том, что Геша никак не мог уразуметь в чём же смысл всей этой возни, которая называется жизнью. Всё-таки очень хотелось ему понять для чего он существует. Но вразумительного ответа слышать не доводилось, кого бы он не спрашивал.

Геша пробовал читать. Читал запоем. В городских библиотеках его знали в лицо. Но книги, словно издеваясь, только запутывали дело. Вместо ясных ответов, Геша получал новые гнетущие душу вопросы и сомнения.

Геша пробовал пить. Пил не просыхая. Один мудрец некогда сказал, что истина спрятана на дне бутылки. Но как только Геша добирался до дна очередной бутылки, то вместо истины находил там лишь разочарование. Наверное, тот мудрец просто решил подшутить над незадачливыми правдоискателями.

Как-то раз от безысходности Перегноев забрёл в церковь. Потрескивая, горели оплавленные свечки, в полутьме мерцали начищенные оклады икон. По углам шушукались, истово крестясь, морщинистые старухи в белых платках. Измождённые смиренные лики на иконах, будто стыдили Гешу, мол, мы-то муки приняли, а ты с жиру бесишься!

Малость одурев от сладковатого духа курившегося ладана, Геша выскочил прочь. Над золотыми куполами кружило жадное вороньё. Возле храма прогуливался дебелый батюшка в новенькой рясе и с мобилой в руке.

- Ты меня не грузи, - басил служитель культа в трубку, - не на лоха напал! Говори конкретно: за сколько продашь?.. Какого она года?.. Тонированная, нет?

Тучная фигура и деловая хватка батюшки отбили всякое желание беседовать с ним о смысле бытия.

Погожими осенними вечерами Геша выходил во двор, садился на скамейку и наблюдал, как чахнет трава. Хилые ростки, пробившие весной затоптанную землю, теперь медленно увядали. Никаких тебе волнений, никакой боли. Тянешься к солнышку, зеленеешь, а пришла пора — забирайся обратно под землю.

Умиротворённый, застывший в каком-то томительном оцепенении Геша иногда безучастно косился на проходящих мимо людей. Они хмурились, торопились по своим пустяковым делам. Казалось, весь смысл их существования заключался в том, чтобы суетиться, нарушая зыбкое равновесие покоя. Перегноев не любил людей, а за что их было любить?

Ютился Геша в общаге, в затхлой комнатёнке с почерневшими от плесени стенами. Лёжа на продавленном диване, за чтением старых журналов, что стопкой громоздились на подоконнике, Геша методично убивал время.

Изредка он включал телевизор, сгоревший кинескоп которого помнил последних генсеков. Изображение кануло в лету, да и со звуком не всегда везло. Геша апатично щёлкал каналами, довольствуясь лишь обрывками фраз, едва разбирая их сквозь шум помех.

На одной частоте вещали о достижениях, о том как поднимается с колен великая держава: «После разрухи пшш… годов ему удалось добиться выдающихся успехов, - рапортовал диктор с вселяющей уверенность интонацией. - Развитие пшш… экономики идёт поступательными темпами. Несмотря на внешнее давление кхх… пшш… приобрела инновационный характер». Стоило просто выглянуть в окно и «выдающиеся успехи» сразу же бросались в глаза. Геша, вздыхая, щёлкал дальше.

До его усталого слуха доносился бархатный женский голос, чуть приглушаемый морским прибоем: «… и раствориться в абсолютном блаженстве. Кхх... кто же сказал, что рай на земле не возможен!». Перегноев точно знал, что в близлежащих окрестностях рай искать бесполезно и переключал на другой канал.

Там под монотонную мелодию кто-то гнусавил:

Остановите пшш...

Она не дает покоя пшш...

Остановите этот бит!

Кхх... Витя не спит.

Остановите! Пшш...

Вите кхх... надо выйти.

Остановите! Остановите!*

Зевая, Геша выключал телик, пил холодный чай с чёрствым бубликом и заваливался спать. Обычно сновидения его не беспокоили, но однажды...

Однажды Геша увидел странный сон. Будто бы плёлся он по степи. Степь расстелилась без конца и края. Сверху брюхатилось сизое небо. Ветер трепал высохший ковыль. Вдруг Геша заметил вдали Иваныча — бригадира сантехников ЖЭКа. Степной суховей лохматил седую шевелюру толстомясого бригадира. Тот устроился на плоском камне и, ретиво растягивая гармошку, пел хриплым, давящим слезу баритоном.

Из люка открытого дым густой валит,

Из люка открытого крики слышны -

Водопроводчики там погибают

В грядущее светлой надежды полны

Одет Иваныч был в рабочий синий комбинезон и резиновые сапоги до колена.

- Где я, бугор? - спросил Геша.

Иваныч замолк и сердито уставился на Перегноева.

- А-а это ты, - кисло промолвил он.

- Неужели я умер?! - Геша вспомнил, что Иваныч врезал дуба ещё год назад. - Но я ведь даже боли не почувствовал!

На гешиной спине выступила холодная липкая испарина.

- Умирать совсем не больно. Больно жить, - равнодушно ответил бригадир, выуживая из кармана мятую сигарету и коробку спичек.

- Ты тут какого хрена высиживаешь? - Геша перевёл разговор в другое русло, пытаясь отвлечься от дурных мыслей.

- Колодец стерегу, разве не понятно? - Иваныч затянулся. Колечки голубоватого дыма, уплывая вверх, медленно таяли в непроглядной хмари. - Люк на металлолом уволокли черти полосатые.

- Вроде, рассказывают про туннель, - усомнился Геша, - и про свет в конце.

- Сам ты туннель. Сказано тебе канализация! Колодец и никакого света, тьма кромешная.

- Ну и где он? - Геша озадаченно осмотрелся. - Вокруг же голая степь.

- Просто так его не разглядишь, - доверительно сообщил бригадир, - но он есть! Точно говорю! И кода-нибудь мы все в него ухнем.

Геша потёр глаза, но колодец всё-равно не появился.

- А на дне что?

- Да нету дна, - меланхолически заметил Иваныч, - бездна, одним словом.

Потушив недокуренную сигарету, бригадир откашлялся и вновь заголосил, извлекая из гармошки, тоскливые звуки:

С трубою смердящей сражаются смело,

С трубою несущей чёрную смерть,

Они погибают за правое дело,

Готовы за счастье страны умереть.

Геша хотел было дослушать, что же случилось дальше с героями песни, но его приспичило по-маленькому и он проснулся.

Загадочно зеленели ноли на электронных часах в коридоре. Облегчившись Геша вернулся в комнату и с изумлением обнаружил, что телевизор включился сам по себе. Мало того, он ещё и показывал! С воскресшего экрана на Гешу пялился старичок с кустистыми бровями и сморщенным лбом.

- Добрый вечер, Георгий Палыч, - сказал он так непринуждённо, будто доводился Геше давнишним приятелем. Лицо на экране, действительно, показалось знакомым, но это ещё не повод для беседы в столь поздний час. Злорадствуя, Геша подскочил к телевизору и выдернул вилку из розетки. Однако, изображение не исчезло.

- Как поживаете, любезный? - с издевательской вежливостью осведомилось изображение.

Геша в ответ пробубнил что-то нечленораздельное. Старичок дружелюбно выгнул брови.

- Да не пугайтесь вы! Эк, вас перекосило… Позвольте представиться — Сергей Петрович.

- П-петрович, - растеряно пролепетал Геша. Он всё старался припомнить, откуда знает этого пожилого гражданина.

- Зовите меня, как угодно. Дело, собственно, не во мне, а в вас, Георгий Палыч. Честно говоря, более невыносимо следить за вашими терзаниями.

Геша кивнул, мол, и ему невыносимо.

- Ведь, если разобраться, милейший Георгий Палыч, то ваш вопрос о смысле жизни не имеет смысла, уж извините за каламбур.

Геша с озадаченным видом опустился на диван, украдкой ущипнув себя за ляжку, чтобы проснуться. Увы, он не спал.

- Как вы считаете, любезный, реальность, окружающая человека, реальна? - поинтересовался между тем Петрович.

Геша пожал плечами. После того, как телевизор завёл с ним заумный разговор, он уже ни за что не ручался. Тем временем старичок продолжал:

- Конечно — ответите вы и будете не правы! Послушайте, вся эта ваша реальность не что иное, как картинка нарисованная мозгом, некая иллюзия, возникающая внутри наблюдателя, чтобы объяснять ему посылаемые сигналы извне. Но с чего вы взяли, что эта картинка идентична действительности? Совершенно нет никакого способа проверить что там за бортом человеческого сознания. В любом случае, мы пропускаем всю информацию через наш мозг.

Петрович поднял указательный палец и после театральной паузы добавил:

- В итоге получается любопытная штука. Человек не в силах утверждать, что окружающий мир вообще существует! Скажу больше, закрадываются определённые сомнения в существовании самого человека. Ведь человек, каким мы его знаем, тоже часть внешнего мира, а значит и часть иллюзии, сотворённой мозгом. И вы думаете, стоит искать какой-то смысл в том чего, с большой долей вероятности, попросту нет?!

Геша усиленно скрёб затылок, вмещая невмещаемое. Вот так живёшь-живёшь, а какой-нибудь профессор кислых щей тебе бац: нету, дескать, никакой жизни да и быть не может. И поёт, вроде бы, складно — не подкопаешься, а душа всё-равно трепыхается, не принимает!

У дивана валялась потёртая сумка с инструментом. И тут Гешу, точно молния ударила, вспомнил, откуда известен ему этот докучливый старикашка.

- Ах ты, гений парадоксов друг! - гешина рука сама потянулась за молотком. - Я тебе покажу опыт сын ошибок трудных!

Грузные тучи обложили небо до горизонта. Стылый ветер ерошил жухлую траву. Тоскливо желтели высоченные тополя. Кутаясь в балоньевую куртку, Геша сверлил взглядом Вселенную.

К подъезду, мягко шурша шинами, подкатила, сверкающая белизной, породистая иномарка. За стеклом нахально лыбилась сальная харя Игорька — гешиного соседа по этажу. Игорёк барыжил тефлоновой посудой и никогда не жаловался на жизнь.

- Видал, какую тачку оторвал?! - чванился он, поигрывая ключами от машины. Сдавалось, будто вот-вот и Игорёк, выпрыгнув из штанов, воспарит в лазурную высь, где обитают счастливые хозяева подобных автомобилей.

Унылым, как пасмурное осеннее утро, тоном Геша проронил:

- Видал.

Игорёк досадливо скривился.

- Жорж, ты чё такой смурной? - спросил он обиженно. Игорёк любил подначивать Гешу и иногда звал его Жоржем, почему-то считая это уморительно смешным.

- Ничё, - вяло протянул Геша и подумал о разбитом вдребезги телевизоре.

- Сейчас исправим! - снова засиял Игорёк. - Полагается же обмыть покупку!

Бодрым шагом он отправился в гастроном. Геша пристально смотрел вслед удалявшейся фигуре соседа, пока тот не сгинул за поворотом. «А всё-таки, - сомневался Геша, - неужели и, правда, весь мир только в моей башке? И зачем тогда я этого балбеса сочинил?».

Вернулся новоиспечённый автовладелец. Бутылка дешёвой водки и батон варёной колбасы виновато торчали из пакета.

- Кредит — сам понимаешь, - оправдывался Игорёк, откручивая крышку поллитровки. - Ещё на работе проставляться по-любому. Бабки надо уметь считать.

Пили из пластиковых стаканчиков. Пьянка Геше представлялась похожей на жизнь. Недолгий кайф молодости, сменяло затяжное отвратительное похмелье зрелых лет.

- Иих, - махнул Игорёк первый стакан, - много не бывает! А чтобы хватало — крутись как можешь, из кожи лезь, иначе — трындец.

Выпили ещё. Водка жгла нутро. Колбаса вязла в зубах.

- Вот я, например, - ткнул себя в грудь Игорёк, - жизнь знаю. У неё смысл простой: хочешь стать человеком — работай локтями. Пускай, я сейчас на дядю вкалываю и только процент с продаж имею. Но как клиентуру наработаю, так других манагеров у шефа сманю и свою контору открою. Съеду на хер с вашей общаги.

Врезали по третьему. Заныла печень. Потяжелела голова.

- Ещё бесят разные неудачники! - вошёл в раж Игорёк. - Скулят как всё вокруг несправедливо и бестолково. Да ты побегай с моё, когда каждый второй на три буквы посылает, а после плачь, как тебя судьба обделила.

Добили бутылку. Развезло. Беременными зенками Игорёк вылупился на Гешу.

- Давно я заметил, что, ты Жорж, будто с другой планеты. Сидишь во дворе часами, точно обмороженный, таращишься в пустоту. Ни детей у тебя, ни плетей. Один ведь, словно бездомный пёс. Но, главное, на всё забил! Ни черта тебе не надо! Так получается?

- По-олучае-ется, - отрешённо согласился Геша, задвигая ногой пустую поллитровку под скамейку.

- Извини, кореш, - окосевший Игорёк полез обниматься, - но даже хорошо, что ты детей не настрогал. Будь моя воля, я бы таких вахлаков от баб за версту держал. Размножаться начнут, какая тогда жизнь настанет? Болото!

- Слушай, а вдруг жизнь — это дырка от бублика? - выворачиваясь из назойливых объятий, саркастично спросил Геша.

- У кого как. Я, может, сейчас только до бублика добрался, - ответил Игорёк, бросая восторженный взгляд на свой автомобиль.

- Ты не вкурил, со-овсем дырка, - Геша развёл руки в стороны, - дырища-а! А бублик всего лишь мираж, игра ума…

Игорёк остолбенел, от его пьяной вальяжности не осталось и следа, глаза налились желчной злобой.

- И ведь в жизни никакого смысла! - подлив масла в огонь, присовокупил Геша.

- Почему никакого? - Игорёк схватил Гешу за грудки и сильно тряхнул его. - Почему никакого!

- А как мы живём? Не задумывался? Ка-ак! - Геша всплеснул руками с досады. И тут ему почудилось, будто он понял что-то очень важное. Настолько важное, что пересохло в горле и исступлённо заколотилось сердце. - Транжирим бесценные годы, - продолжал он, - ради сомнительного чувства счастья! А на кой нам это счастье? Чтобы скормить его прожорливому зверьку, который гложет каждого изнутри: хочу то, подай это. Но он вечно голоден, пойми, ему сколько ни давай, всё мало! Мы просто-напросто лжём себе, полагая, что смысл лишь в беспрестанном потакании своим желаниям.

Геша шпарил, точно по написанному. Бесчисленные мысли, вычитанные из книг и выстраданные за мириады напрасно прожитых часов, становились теперь словами, что жгли горечью, выворачивали наизнанку.

- Ты спросишь: что дальше? - рассуждал он. - А дальше мы придумываем благого бога, сотворившего невероятную Вселенную и нас самих. Мы ищем в нём утешения и смысл, которого не обнаружили внутри себя. Увы, но и здесь самообман. В конечном итоге, разумнее поверить, в то что всё вокруг иллюзия, ложь, дырка от бублика, поверить в то что отсутствие всякого смысла и есть смысл.

Продавец тефлоновой посуды насупившись молчал. Слышалось, как скрипят его мозги.

- Значит, я беспонтово живу? - процедил он сквозь зубы. - Типа, кинули меня с бубликом, как лоха...

Расстроенные нервы Игорька натянулись струной и, не выдержав напряжения, лопнули. Бздынь! И он с размаху врезал бутылкой соседу по кумполу, а потом долго бил упавшего ногами. Бил остервенело, словно хотел сквитаться за все невзгоды, что подкидывала судьба. Бил за урода-начальника, бил за изменившую с другом жену, бил за умиравшую в вонючей больнице мать! Бил! Бил!

Гулко лязгнула чугунная крышка. Мешком свалилось на дно обмякшее тело. Хрустнули сломанные рёбра. Из размозжённой головы густой струйкой сочилась кровь. В круглое отверстие люка заглянуло равнодушное небо, омыв ноющие раны мутными каплями зарядившего дождя.

Геша лежал на спине, широко раскинув руки. Он не видел уже ничего, только низкое угрюмое небо. «Как тихо и спокойно, - думал Геша, - совсем не так, как мы живём. Почему не внемлем мы тому умиротворению, что приходит с шёпотом осеннего дождя? К чему суета? Всё пустое, всё мираж! Ничего и быть не может, кроме вечной бездны над головой».

Снова громыхнула тяжестью крышка, наглухо задраив слезливые небеса. Едкое омерзительное зловоние наполнило грудь. Разлилась затхлая непроницаемая тьма.

Геша где-то читал, будто перед смертью человек заново проживает в воображении самые яркие, поворотные моменты своей судьбы. Но гешина жизнь монотонно протянулась ровным проводом, почти не оставив за собой зигзагов и волнующих воспоминаний. Разве что одна, саднящая занозой, майская ночь нипочём не желала зарастать быльём.

Подвыпив тогда с соседом, Геша отправился на дискотеку во дворец культуры канатного завода. Жёлтым фонарём висела луна, цвела душистая сирень, надрывались сверчки и халтурившая самодеятельность. Среди толпы кривляющихся в танце он увидел её. Ситцевое платьице, вздёрнутый носик, чистые детские глаза.

Хватанув в буфете двести портвейна для храбрости, подошёл. Заиграла спокойная, ленивая музыка. Пригласил, взяв её бархатную ладошку своей неуклюжей пятернёй. Она смущалась, изредка поднимая глаза. Он забыл обо всём, чувствуя её тёплые пальцы у себя на плече. Незаметно пролетела ночь. Они прощались, нежно гладя волосы друг друга. Она обещала встретиться с ним завтра. Он так и не спросил её имени. Не беда — у них впереди целая вечность!

Следующим вечером она не появилась. Он стал ждать: за месяц выучил репертуар заводской самодеятельности, выпил от безнадёги весь портвейн в буфете и передрался со всей районной шпаной. Но она так и не пришла! В конце концов, послушав совета участкового милиционера, он выкинул дурь из головы и устроился электромонтёром в ЖЭК.

Сейчас та ночь, да и вся жизнь, представлялись Геше каким-то убогим театром с нескончаемым числом вздорных декораций, за кулисами которого пряталась, корчившая из себя реальность, бездна. Как глупо надеяться на счастье, как глупо искать смысл в фальшивом картоне!

«Но ведь бездна, - решил Геша, - это совсем не пропасть под ногами и даже не вечное небо. Пожалуй, она похожа на бескрайний океан пустоты. Тот океан всегда тих, изредка по нему пробегает лёгкая рябь созидания, чтобы через мгновение кануть в небытие. Вот и он — Геша едва различимая рябь на необозримой океанской глади, но безмолвная пустота и внутри него, она всегда была там, а он всегда был ей».

Мысли спутались. Жалобно гудели трубы, гнавшие отходы чужих жизней. Геша впал в забытье. Умирать оказалось и, впрямь, не больно. Покойным сладостным сном угасал пресыщенный суетой ум. Дыхание сделалось прерывистым. Сердце стучало реже, будто давая обратный отсчёт. Тёплая истома нежным дурманом растеклась по жилам. И тут только до него дошло, что нет никакой смерти, как не было и жизни. Был только ноль, не ведающий никаких границ, совершенно пустой ноль. Геша Перегноев легко, словно сбросив непосильно тяжкую ношу, вздохнул и покойно обнулился.

А на поверхности довольный сосед любовно протирал ветошью свой автомобиль, мурлыкая под нос:

И крики о помощи им не помогут –

В глухой атмосфере они не слышны,

Плывут добровольцы в дерьме и не стонут:

Сердца их не бьются, глаза их не смотрят,

Дыханья не слышно – погибли они… **

В рассказе использован текст песен:

* «Вите надо выйти» музыкального проекта «Estradarada».

** «Гибель водопроводчиков» группы «Ноль».