На войне

Как мы на нее попали и куда она нас ведет

На любой войне не прав никто кроме тех, на кого непосредственно падают бомбы и ракеты, кто прячется от них в подвалах, бомбоубежищах, метро и не знают, вернутся ли они когда-нибудь в свои дома. Я не знаю, что такое война. Я никогда не прятался от бомб и ракет и поэтому нижеследующие размышления обращены не к украинцам. Они правы и мне нечего им объяснять. Этот текст для таких же как я - растерянных ошеломленных противников этой войны в России.

Почему мы ничего не понимаем

Ранним утром 24 февраля те из нас, кто имеет привычку сразу после пробуждения читать новости, терли глаза и не могли поверить, что уже не спят.

Первый вопрос, возникший после признания, что это не сон: как такое могло произойти? И самый популярный ответ: Путин сошел с ума. Тогда и ранее, после “признания ЛДНР”, это, в разной форме, произнесли все: главы государств и правительств, политики, журналисты и обычные граждане.

Эта вполне понятная, почти рефлекторная, первая реакция на действия, поражающие своей чудовищностью и не поддающиеся логическому объяснению или идущие в разрез с собственными интересами их совершающего, действия. Именно это объяснение было самым популярным в первые десятилетия после Второй мировой войны, когда люди пытались понять как Германия дошла до такой жизни, почему стали возможны, казавшаяся невозможной, новая мировая война и чудовищные преступления, которые совершил нацистский режим.

Однако, как сказано в классическом советском мультфильме, “это только гриппом вместе болеют, а с ума поодиночке сходят”.

Это не отменяет иррациональности принятого решения и надо сразу оставить попытки найти ему какое-то понятное нам объяснение. Об этом, кстати, сказал и сам Путин на встрече с бизнесменами 24 февраля: “Вы даже не представляете, какие угрозы они (Украина) могли нам создать”. И это ключевой момент. С одной стороны, даже руководители огромных компаний не в состоянии представить основания принятого Президентом решения, не говоря уже об остальном обществе; а раз так, то незачем и объяснять. С другой - мы и правда не можем понять.

Общество и государство окончательно перестали друг друга понимать - вот что произошло с нами и государством 24 февраля. Это кульминация давно идущего процесса разделения государства и общества в России.

С одной стороны, власть у нас остается советской. Характер политического режима в России после распада СССР не изменился. Он, конечно, адаптировался к изменившимся обстоятельствам, но его адаптивные способности ограничены, в том числе, кругозором “вождей”.

Государством руководят люди, родившиеся в 50-х годах прошлого века, прошедшие школу КПСС и КГБ и это была их единственная школа. Они смотрят на общество как единый монолит, который нужно вести и который, со своей стороны, должен идти за одной руководящей и направляющей силой, которая обладает единственно правильной идеей счастья всего человечества.

С другой стороны, есть общество, которое уже давно не монолитное, а очень сложное и становится все сложнее.

Оно состоит из множества разных групп с разными интересами. В нем есть всё и все: от нацистов до либералов. Это общество каким то образом самоорганизуется, осваивает новые технологии, решает проблемы, которые само же себе и создает - живет своей жизнью, в общем.

Дискоммуникация между таким сложным современным обществом и относительно простым архаичным государством со временем усиливалась, потому что никаких каналов обратной связи между ними и, похоже, быть не может.

24 февраля это полное взаимонепонимание стало очевидным. Когда Путин говорит по телевизору об “украинских нацистах” (Бог весть, что он сам при этом имеет в виду), небольшая часть россиян представляет себе немцев в 1941 г. и начинает плакать и молиться, большинство же - вообще ничего не понимает

По тем же причинам российское государство утратило контакт не только со своим обществом, но и с остальным миром. Верховный главнокомандующий ставит перед “специальной военной операцией” задачу “денацификации и демилитаризации” Украины. Откуда взялась эта терминология? Из времен Потсдамской конференции держав антигитлеровской коалиции 1945 г. Согласно ее решениям, побежденную Германию надо было денацифицировать, демилитаризовать, демократизировать и декартелизовать (ликвидировать крупные монополии). Путин и раньше неоднократно заговаривал о ценностях “ялтинско-потсдамской системы”

За восемьдесят лет несколько раз менялась политическая карта мира, принципы и понятийный аппарат международных отношений, а кремлевские старцы все еще заседают на Потсдамской конференции. В НАТО, вероятно, были бы рады с ними договориться и предпринимали для этого искренние усилия (обратное также верно!), но стороны не в состоянии понять друг друга, потому что ментально находятся в разных мирах

Час Быка

Мы так часто в последние годы повторяли, что самый темный час - перед рассветом (в Древнем Риме он ассоциировался с созвездием Быка), что не заметили, как этот час наступил

Протерев глаза утром 24 февраля, я с сожалением подумал (простите за малодушие), что так и не дописал колонку “Как жить в периоды реакции” и теперь она больше не актуальна. Это периоды “откатов”, наступающие вслед за временами революций и, вообще, бурных политических и социальных изменений.

Таковыми были, например: европейская реставрация после Великой французской революции и наполеоновских войн, в России ознаменованная правлением Николая I; “вторая империя” Наполеона III во Франции, правление Александра III вместе с первым десятилетием Николая II, брежневский застой и тому подобное. Путинская Россия - случай из того же ряда. Да и весь мир сейчас находится в периоде реакции на “третью волну демократизации” 90-начала 2000-х годов с ее распадами целых государств и “цветными ревоюциями”

Примечательная черта таких периодов, помимо прочего, - отсутствие массовых репрессий и больших войн. Диктаторы (а реакционные режимы склоняются к диктатуре) демонстративно, но точечно репрессируют и шельмуют в глазах общественного мнения своих политических оппонентов, но это очень далеко от массовых казней, “посадок” и депортаций “эпохи больших перемен”.

В международных отношениях, в то же время, случаются “военные тревоги” с крупными передвижениями войск, угрожающими заявлениями и даже отдельными “инцидентами”, но до полномасштабных войн не доходит. События вокруг Украины примерно с середины прошлого года напоминали такую большую “военную тревогу”.

Но вот Россия все-таки начала (очень похоже на то) большую войну. Означает ли это, что моя классификация путинского режима как реакционного неверна? Нет, скорее она помогает лучше разглядеть его перспективы в свете этой войны. Дело в том, что если уж автократ-реакционер развязывает войну, то он ее проигрывает, попутно подрывая материальные ресурсы и моральные основания своей автократии. Такая вот эмпирическая закономерность.

Во всех перечисленных и других подобных случаях важной причиной поражения была неадекватность оценки автократами своего потенциала в сравнении с потенциалом противника и международного положения. В итоге не хватало ресурсов, союзники отходили в сторону, а те, кто, по плану, должны были сохранять нейтралитет, вступали в союз с врагами.

Учитывая, что отрыв от реальности (как внутренней, так и международной) - второе имя путинского политического режима, аналогичный прогноз для нынешней ситуации более чем актуален.

Наш самый темный час перед рассветом начался, но это совсем не радует, потому что нам всем еще надо умудриться его пережить.

Ответственность и вина

“Путин развязал эту войну с молчаливого согласия 75% россиян, которые его поддерживают”. “Больно и стыдно”

Вслед за растерянностью и опустошенностью к несогласным с решением начать войну россиянам пришли чувства стыда и вины. Как и растерянность, эти эмоции непродуктивны, потому что парализуют нашу волю и лукавы, потому что позволяют сбежать от ответственности. Стыд это “интимное отношение с собой” (Сартр) присутствии других людей. Он легко превращается в жалость к себе и желание скрыться от других. Ответственность же это активное отношение с теми, перед кем мы отвечаем.

Не стоит путать ответственность с виной. Когда мы говорим о вине, то речь идет о вине за конкретные умышленные действия, которые мы совершили, либо желая наступления их последствий, либо зная, что эти последствия могут наступить. Но, тем не менее, ничего не сделано для их предотвращения. Вот только в этом случае можно говорить о вине.

Граждане России не давали согласия ни на двадцатилетнее правление Путина, ни на изменения в Конституцию, ни на начало этой войны, потому что у них этого согласия никто не спрашивал. Запрос на согласие с составом и действиями правительства возможен только при наличии специально предназначенных для этого институтов - выборов, свободных СМИ и т.д. В России власть никогда не менялась на выборах. Они выполняют в нашей стране совсем другие функции.

Либеральная оппозиция в России долгое время сама пребывала в самообмане и - вольно или невольно - обманывала других, когда говорили, что если на выборы придут все, кто не согласен с политикой нынешнего руководства если бюджетники будут голосовать по совести, а не так, как им приказали, то тогда то все изменится.

Другая мантра, вводящая в заблуждение: “Если на улицы выйдут сотни тысяч и миллионы несогласных, тогда всё изменится”. Во-первых, это далеко не всегда и не везде возможно. Во-вторых, это далеко не всегда приводит к изменениям. Для проверки последнего утверждения можно обратить внимание на пример Беларуси, Венесуэлы, или Ирана. Особенно Венесуэлы. Там было всё: и “опрокидывающие выборы”, и миллионные демонстрации, но политический режим, подобный нашему, не изменился. Любая оппозиционная и протестная активность может добиться успеха только используя те инструменты изменений, которые уже существуют в рамках данной конкретной политической системы. В странах с посттоталитарными режимами выборы и мирные собрания (даже если сохраняются их подобия) такими инструментами либо совсем не являются, либо их эффективность сильно ограничена.

Наши различия это еще и различные политические режимы. Если Украина в 1991 г. вышла из СССР, то Россия из него никуда не выходила. Когда Путин говорит, что СССР - это “историческая Россия”, он, в целом, прав. Хотя, точнее было бы сказать, что современная Россия - это “исторический СССР”.

Покинув СССР, бывшие его республики разорвали не только старые экономические связи, но и старые властные сети. Им пришлось строить свою государственность заново. В России же старые элиты и структуры (структура госбезопасности, например) остались. Их надо было только переименовать и модернизировать без изменения сущности. У наших стран слишком разные политические истории, чтобы их можно было сравнивать.

“Горячо поддерживаю, но сам не пойду и детей не пущу”

Другим “доказательством” вины “всех россиян” служат данные опросов общественного мнения, согласно которым около 60-70%% респондентов “поддерживают решение провести специальную военную операцию России в Украине”. Хочется спросить у тех, кого это в чем-то убеждает: как вы думаете, если бы результаты опросов были иными, их бы опубликовали? Но дело даже не в этом.

Я вполне допускаю, что результаты опроса именно таковы, или не сильно “приукрашены”. Однако на них, как и на результаты наших “выборов” и плебисцитов, нельзя смотреть также, как на аналогичные данные в демократических странах. Кроме различия политических режимов надо учитывать и особенности политической культуры

Американские социологи Габриеэль Алмонд и Сидней Верба в своём классическом исследовании гражданской культуры выделили три ее типа: культуры участия, подданическую и приходскую. Люди культуры участия - образцовые граждане демократического государства.

Они, в частности, считают, что от их голоса что-то зависит и поэтому голосуют на выборах в соответствии с собственными идеологическими и политическими предпочтениями, склонны иметь собственное мнение по политическим вопросам и не скрывать его от социологов.

Исторически в России было не очень много возможностей для формирования такой культуры и для подавляющего большинства наших сограждан она не характерна.

Это когда, государственная власть воспринимается как такая зараза, от которой нужно держаться подальше, и чем дальше, тем лучше. Есть мой приход, моя община, моя семья, и они входят в зону моей личной ответственности. А есть какое то государство, от которого одни неприятности. Если я могу уйти далеко в лес и жить независимо него со своей семьей и малым сообществом, это хорошо.

Если же государство все же меня настигает, то проще всего от него просто откупиться. Например, заплатить дань, проголосовать на выборах, или, на всякий случай, дать социологам такой ответ, который понравится государству. Тем более, что социологи составили вопросы таким образом, что желательный ответ в них легко прочитывается.

Вот почему вся эта “поддержка” семьюдесятью процентами “специальной операции” (респондентов ведь именно о ней спрашивают) носит, в основном, ритуальный характер и не подразумевает готовности к каким-либо действиям. “Да поддерживаемым мы, только отстаньте!”, или “Горячо поддерживаю, но сам не пойду и детей не пущу”

Это не значит, что люди приходской культуры неспособны к сопротивлению правительству. Только сопротивление это заключается не столкновениях с правительством, а в уклонении от участии в его ритуалах и преступлениях. В условиях авторитарных режимов такие стратегии оказываются и более эффективными.

На антивоенные акции выходят тысячи (одних задержанных на них около 8 000), а сколько выходит на шествия в поддержку действий Путина? Где массовые концерты на Васильевском спуске? Полагаю, их нет, потому что для принуждения к участию требуется слишком большой административный ресурс и картинка может получиться совсем уж неубедительной.

Конечно, значительная часть россиян поддерживает “спецоперацию” вполне искренне, потому что они обмануты. Но так бывает во всех странах-агрессорах в начале войны. Так, в марте 2003 г. 72% американцкв, по данным Института Гэллапа, поддержали вторжение США в Ирак. Садам Хусейн не был лучшим чловеком на Земле, но для вторжения был использован фальшивый предлог. Американское правительство обмануло не только Совет безопасности ООН, но и собственных граждан. У любого государства есть такие возможности.

Мы на войне. Независимо от того, кто в этом виноват, мы все за это ответственны, потому что, хотим мы того, или нет, последствия уже случившегося легли на каждого и каждую. Разгребать эти последствия кроме нас тоже некому. Мы уже протерли глаза и поняли, что не спим. Мы пытаемся понять, что делать дальше. Мы уже поняли, что не знаем страны, в которой живем и государства, с которым имеем дело. Мы и раньше не знали, но теперь наше незнание стало совсем очевидным. И, возможно, это не такая уж плохая новость на данный момент

Игорь Кочетков