С Богом...
Не успела Рита и дернуть за дверную ручку, как из крошечного помещения в два квадратных метра на порог вывалились двое веселых смугловатых мужчин в обносках. Не замечая девушку, они спинами загородили проход, продолжая прозорливо общаться с хозяином обувной мастерской. Вдруг сквозь плечи и головы двух тел, которые назойливо качались то в одну сторону, то в другую, не давая девушке проходу, протянулась рука, которая аккуратно, но, тем не менее, весьма фамильярно, взяла девушку за запястье и начала тянуть внутрь.
— Заходи, дорогая, не стесняйся! — громко и звонко прокричал голос мастера обувных дел. Двое посетителей, которые до этого не замечали девушку, тут же невероятно учтиво развернулись, выстроив проход для молодой особы, и поприветствовали гостью.
— Заходи, садись, вот кресло, — продолжил он, а сам пока распрощался окончательно с двумя мужчинами.
Они ушли, а мастер, оставив дверь приоткрытой для того, чтобы свежий воздух хоть как-то поступал в тесное помещение, занял свое место на высоком стуле за захламленным столом. Это был высокий зрелый мужчина армянской внешности со слегка пыльным и грязноватым лицом и такими же грязноватыми руками. Заморозив свой взгляд на фигуре девушки, а точнее на ее глазах, без всякого стеснения и какой-то деликатности, он только молчал и немного улыбался. Его серые глаза словно источали какую-то перманентную благодарность всему и всем хотя бы за то, что зашли в его коморку и согласились присесть на секунду другую.
— Мне нужно… — начала девушка, спустя полминуты, но тут же хозяин ее прервал легким жестом.
— Погоди… — сказал мастер как-то удовлетворенно и нежно. — Как тебя зовут?! — он говорил с акцентом.
— Рита, — ответила она, улыбнувшись в ответ.
— А меня Айк, — представился он и протянул девушке руку.
Несмотря на характер его дела, сложение его рук было очень изящным, и на них не было ни рельефных морщин, ни мозолей, ни потертостей кожи, ни твердых подушечек, которые обычно становятся точно сухая земля у людей, которые долго занимаются каким-либо ремеслом.
— Очень приятно, — продолжил он, вернувшись на место. — Та-а-к… ну и что я для тебя могу сделать, Рита?
— Ну, у меня тут ремень… кожаный. Он порвался, и его нужно как-то сшить, закрепить, вот… — она говорила путанно, параллельно пытаясь показать что-то руками и жестами, к тому же теребя и перекладывая из рук в руки кожаные ремешки, словно маленький ребенок пытается засунуть деревянный кубик в треугольное отверстие, — еще, наверное, проколоть надо… чтобы на поясе носить… он вообще на бедрах, но… вот… — закончила она неуверенно и улыбнулась.
— Та-а-к, — продолжал тянуть мастер, даже не смотря на ремень, — А как бы это ты сделала?
— Я-я… не знаю, — смутилась она, — может, как-то внахлест? И заклепками придавить… — она повертела в руках ремешки, а затем, подняв тон, продолжила, — Не знаю, я поэтому к Вам и пришла… Вы же мастер.
— Ну да. Я мастер. Но вот ты бы как сделала? А? Рита…
Она улыбнулась, как-то сначала расширив, потом отведя глаза.
— Чем ты занимаешься, Рита? — продолжил мастер, — ты присаживайся-присаживайся…
— Я учусь в меде… — ответила она, садясь обратно в кресло.
— Ты не торопишься? Мы сейчас вместе с тобой все сделаем…
— Конечно, сейчас… если ты не торопишься.
— Нет… не тороплюсь, — сказала она неуверенно. — Но я думала, что я оставлю ремень… телефон… а потом заберу, когда будет готово.
— Тебе что ли не нужен ремень?
— Вот, сейчас и сделаем… — он, наконец, взял два куска ремня в руки, — так как, ты говоришь, ты бы сделала?
— Не знаю, говорю же… думала, может, внахлест…
— Вот так? — спросил он, соединяя две части ремня, по-видимому, не так, как имела ввиду девушка.
— Нет. Не совсем… Внахлест. Там, где порван.
— Так? — показывал он снова неправильно.
— Нет же, — сказала она, усмехнувшись, а затем встала и попробовала сама показать, взяв ремешки в руки, — Как-то так. Послушайте, вы вообще знаете, как это сделать? Может, я просто зря трачу Ваше время?!
— Нет, мое время ты не тратишь, — отмахнулся он. — А ты знаешь, как это делать?
— Нет. Ну, я могу предположить… но вы же этим занимаетесь, наверняка знаете, как лучше, — она стала говорить более четко и уверенно, по-видимому, оттого, что немного утомилась.
— Рита. Дорогая. Дело не в том, что я знаю… Дело в том, как ты хочешь… Я вот и спрашиваю: а как ты хочешь? Спрашиваю: спешишь ли ты? Ты говоришь, что не спешишь. Вот, давай с тобой выясним, ты знаешь, как это делать?
— Хорошо… — он взял ремешки обратно, медленно крутя их туда-сюда. — Ты говоришь, что ты учишься в меде?
— Ко мне часто ходят из меда… профессора, уважаемые люди. Я много кого знаю из меда. Ты говоришь, знаю ли, как это делать?
— Я подумала, вы же обувь ремонтируете… а тут ремень. И работаете ли с кожей…
— Ну-ну… — прервал он ее, — Я с кожей хорошо работаю. Мне сумки приносят… дорогие, итальянские. Очень дорогие приносят. Вот, из меда часто заходят. Ты знаешь такого?.. Владимира Николаевича? Он там профессор. Фамилию только не знаю.
— Вот, он мне туфли принес, там лежат. Хороший мужчина. Очень много знает… Так что я ремонтирую очень хорошие вещи. Это от Бога ведь… Он каждому дело приготовил. Каждый занимается тем, что Бог ему уготовил…
Девушка ухмыльнулась, но тут же, стараясь быть учтивой, попыталась поправить усмешку на добрую улыбку, которая получилась скорее снисходительной.
— Хороший он человек, Владимир Николаевич. И он занимается богоугодным делом. Знаешь, что он мне сказал однажды?
— Что же?! — переспросила она, смотря в пол.
— Говорит он мне, что так он хорошо знает тело человека, и так там все устроено, что такое мог создать только один… Знаешь, кто?
— Бог? — сказала она, снова улыбаясь.
— Конечно, Бог… Так мне и говорит. Только Бог мог создать такое совершенное тело. Я вот и говорю… он тоже занимается делом, которое ему Бог и уготовил. А ты на каком курсе?
— И ты идешь по пути его… и куда он тебя приведет… знаешь?
— Правильно. Никак. Но ты же знаешь, что ты идешь по его пути?
— Вот мы сейчас с тобой сидим, беседуем… и это тоже часть задуманного. Ко мне много людей приходит. И каждая встреча такая уже задумана…
Девушка молчала, достав какую-то тетрадку из сумки, и махала ей на себя, чтобы хоть как-то остудиться от жары.
— Так как, ты говоришь, ты бы сделала? Внахлест?
— Я бы да… но… — она выпрямилась и снова подняла тон, — послушайте, я же в этом не разбираюсь… вы-то наверняка лучше знаете!
— Нет, я-то тебя спрашиваю, как бы ты сделала? Как бы ты хотела? Ты знаешь или не знаешь?
— Ладно, я не знаю, как это сделать…
— Но ты же все равно сказала, как бы ты это сделала?
— А вот ты спроси, как бы я это сделал…
— Нет, ты говорила, что не знаешь, знаю ли я… Говорила, что…
— Хорошо, — чуть раздраженно прервала она его, — Как бы Вы это сделали?
— Во-о-от, это уже другой разговор, — он встал с места и заулыбался, — Ты сказала, как ты бы сделала, теперь я тебе скажу, как бы я сделал, — его тон стал словно заговорческим, как будто в зашивании ремней есть какая-то интрига или тайна.
— А теперь вставай, подходи сюда поближе и смотри, — она присел на стул и основательно с полной готовностью взялся за ремень. — Я бы сделал так: я бы, где порвано, там отрезал бы, чтобы ровно было и (самое главное) красиво, — после каждой фразы, где возможно, он делал паузы, периодически поглядывая на девушку, говорил медленно и с толком. — Ты согласна? — спрашивал он каждый раз, как оканчивал этапы своего плана.
— Согласна, — отвечала девушка смиренно, почти смеясь.
— Разрезал значит, потом бы на двух сторонах проколол бы… дырочек шесть… вот здесь и здесь… Согласна?
— Погоди-и-и, ты не опережай! — возмутился мастер.
— Ты сказала, что не знаешь… Ты спросила меня так?
— Вот слушай… Дырочки сделал, а потом бы их аккуратненько сровнял бы… чтобы красиво было. Согласна? А потом бы взял шнурочек. Вот такой, — он достал черный шнурок из чемоданчика и показал ей, — Поняла?!
— Поняла, — девушка уже смирилась и утвердительно отвечала на его вопросы, стараясь побыстрее с этим закончить.
— Или вот такой, — он достал другой, коричневый.
— Черный лучше. Ремень черный.
— Нет, ну зато коричневый будет видно. А мы же красиво сделаем. Шнуровочка будет не обычная, а какая-нибудь интересная. А?
— Значит, черный… но я коричневый не убираю. И вот так, — он начал любовно показывать все на пальцах, — раз… два… раз… два… Ты согласна?
— Да, нравится, — девушка уже не могла держать взгляд на ремешке, она не знала, куда деть свой взгляд и постоянно улыбалась.
— Погоди-и-и… Есть еще один вариант!
— Может, остановимся на этом… это пре-крас-ный вариант, я согласна.
— Не-ет… ты не спеши. У тебя ведь что получается… Ремень красивый… кожаный… а тут шнуровка… только в одном месте.
— Ну да, если по центру будет, то хорошо.
— Ну погоди же ты… — протянул он. — А мы возьмем и отрежем тут и тут. И также шнуровкой. И у тебя будет три шнуровки, ты понимаешь?
— Если одна, то будет видно, что рвалось. Если три будет, то будет так здорово, как будто так и надо. Вообще классно сделаем. А? Согласна?
— Нет, давайте первый вариант.
— Так первый или второй? Ты и то говоришь «давайте», и то!
— Ладно, давай первый, — сказал он, как будто расстроившись. — А теперь садись и смотри, следи внимательно, что я делаю.
— Да я же знаю, что сделаете хорошо.
— Нет. Ты все равно смотри, чтобы ты знала все, чтобы тебе нравилось.
— Ладно. Ты говорила, что на поясе тоже носить будешь?
— Тогда нам нужно, наверное, укоротить или еще дырочку сделать.
— Да, просто дырочку, вот тут.
— Они же все на одном расстоянии! И так понятно, где!
Она нехотя встала, закатив незаметно глаза, приложила временно скрепленный ремень к поясу и показала, где сделать отверстие.
— Ага… Значит, тут, — мастер взял маркер и нарисовал точку. — Смотри, тут?
— Вот ты говоришь, что видно… а вот я тебе говорю, что две надо… Запасную всегда надо…
— Не надо, моя талия такой не станет.
— Слушай, как без запасной, А?
— Да, точно, и так видно, что одной хватит, давайте, пожалуйста, побыстрее.
— Так, а ты что торопишься? — оторопев, спросил мастер.
— Да нет же… не знаю, — девушка совсем закрутилась, начала как-то потерянно махать руками.
— Я думал, мы сидим, общаемся, всем хорошо, все довольны.
— Да, все хорошо… жарко тут у Вас очень, уже хочется…
— Да ты чего сидишь-то, дверь пошире открой…
Девушка сделала, как ей сказали. Она снова села и уже начала нервно потряхивать ногой. А мастер приступил к делу и комментировал каждый свой шаг: «Так… одна дырочка… вторая», «Берем шнурочек… точно черный?», «Наверное, тут надо вот так еще сделать, согласна?» Когда время дошло до сшивания шнурком, он снова позвал ее, чтобы она следила за всем.
— Я вам верю, — сказала она, проговаривая каждое слово по-отдельности.
— Нет, ты смотри, вдруг я не туда шнурок вставлю, а ты раз и заметишь.
— Там всего шесть дырок! Ну куда там не туда можно попасть?
Девушка подошла и, черт возьми, мастер, сделав один крестик, сделав второй, каждый раз подносил ремень к ее глазам и спрашивал: «все ли так», а на третьем крестике, словно специально, проскочил мимо одного отверстия.
— Нет, не туда, — сказала она.
Мастер продолжал выполнять шнуровку, пропустив одно отверстие.
— Нет, вы ошиблись… не туда. Вы что не видите?!
— Ох! — воскликнул мастер, — и правда ведь… видишь, если бы ты не смотрела, я бы и сделал тебе неправильно…
Девушка закатила глаза и уселась в кресло.
— Как же ты хорошо замелила, а? А ты говоришь… и так понятно, и так понятно… вот тебе и на… кто бы мог подумать…
— Он надо мной смеется… — прошептала еле-слышно девушка.
Мастер закончил шнуровку и перед тем, как завязывать узел, снова попросил девушку примерить ремень.
— Тысячу раз уже мерили, прикладывали…
— Нет, ты померь, пожалуйста. Чтобы потом не переделывать.
— Послушайте, и так понятно, что по центру, все же хорошо, давайте зашивать, а?
— Нет, Рита, погоди, — мастер встал. — А как же, чтобы красиво было, чтоб нравилось?
— Да как тебе может нравится, если ты не мерила еще! Давай я приложу, — он подошел к ней и, как-то самостоятельно оттопырив ей руки, начал затягивать ремень на ее талии, — вот это зеркало… смотри и теперь говори, нравится или нет!
— Нравится, — ради приличия она немного выдержала паузу и повертела головой, как бы любуясь.
— А ты погоди, ведь шнуровку можно сделать еще красивее и интереснее!
— Все, хватит!.. — девушка еще сматерилась как бы про себя, замяв окончания, но все равно довольно слышно.
Мастер резко отстранился от нее, уставившись на раздраженную фигуру.
— Давайте просто зашьем его… Просто сделайте узел, и ремень будет готов. Это же дело пятнадцати минут, а мы растянули его почти на час… Это невыносимо!
— Ты сказала, что ты не торопишься… — угрюмо сказал мастер, возвращаясь на свое место… Девушкам не стоит материться, это вас сразу портит… Это всех портит.
— Я просто очень устала, — сказала девушка, плюхнувшись в кресло, продолжая трясти ногой.
— Мы разговаривали… — продолжил мастер, ковыряясь со шнуровкой, — Я вот так тут сижу, и мне так нравится, что люди приходят, такие все разные, все интересные… Вот ты в меде учишься, могла бы рассказать, как тебе… нравится ли, не нравится… И обсудить с клиентом люблю, что бы он хотел, как он это видит. Мне так нравится… мне так важно – посидеть, поговорить…
— А мне важно получить свой ремень! — не выдержала девушка.
Мастер поднял глаза на нее, и они начали наливаться каким-то ужасающим блеском.
— Вот… — сказал он, кривя губы. — Вот в этом вся и разница. В этом-то и проблема, знаешь? Что нам нужны разные вещи.
Девушка смотрела на полки, заваленные бесчисленными лоскутами кожи, старыми ботинками, туфлями, сумочками, барсетками, там же и инструменты, и какие-то агрегаты. Она успокоилась, но теперь не могла сказать ни слова, не могла поднять глаз.
— Я ведь радуюсь так от этого… — лепетал мастер, — когда клиент приходит, рассказывает, когда ему нравится, что я делаю. Ведь это же важно, чтобы клиенту нравилось? Важно, чтобы он был доволен?
— Я радуюсь, когда клиент возвращается, потому что знает, что Айк все делает на совесть, что Айк всегда с Богом и любит свое дело. Говорит: «привет, Айк, вот, у меня сломалось тут… сделай, а? Я вот так хочу… а ты как считаешь, так надо или по-другому? Давай посмотрим. Вместе сделаем» Вот от этого я радуюсь, что все с Богом, что все в радости, что все довольны. А я доволен, когда клиент доволен, когда он радуется вместе со мной.
Они помолчали, мастер все возился со шнуровкой, иногда приговаривая что-нибудь, чтобы разбавить тишину.
— А все таки, не матерись больше, Рита… Не будешь? Ты такая красивая. Женственная. Кожа у тебя белая. А это все портит… Все…
А затем он внезапно остановился. Посмотрел на шнуровку. Покрутил головой. Затем вдруг решил:
— Нет, все-таки я хочу попробовать другую шнуровку… — сказал он, безжалостно распуская кресты… — Я ее еще никогда не делал. Мне самому интересно попробовать. Ты можешь не смотреть, если не интересно… Я думал, у тебя время есть… А мне самому хочется красиво сделать.
Девушка свела брови и потерла глаза рукой. Она положила голову на руку и молча стала ждать, когда мастер закончит свое дело. Тот продолжал шнуровать несчастный ремень… скреплять его с помощью шести дырочек с одной стороны и с другой. Он покручивал голову, проверял, все ли верно… Иногда что-то приговаривал и все равно не оставлял собеседницу без разговора.
— Ну, как-то так, — сказал он, завязывая узел. — Теперь померь.
Девушка послушно взяла ремень и обернула его вокруг талии.
— Мне нравится, — сказала она.
— У всего есть своя цена. Вы же должны знать. Я, например, знаю, сколько примерно стоит починить каблук, я бы дала столько, сколько это стоит, про ремни не знаю.
— Знаете, я ремень первый раз делал, не знаю, какая цена.
— Вот, — протянула она деньги, — двести рублей. И спасибо.