Судьба психоанализа во времена Гитлера 

Результаты последних исследований истории национал-социализма позволяют заключить, что в период между 1933 и 1945 годами проявились две с первого взгляда противоречащие друг другу тенденции. За национал-социалистическим «мировоззрением» и расовой теорией, которые обернулись массовым истреблением людей, иными словами, за кулисами реакционной политики национал-социализма скрывалось беспрецедентное по своим масштабам начинание по беспощадной модернизации Германии и Европы под знаменами имперской идеи и ценой жизни определенной группы населения (начиная со слабых и «нежизнеспособных» членов собственного общества и заканчивая «низшими расами» во всех европейских странах) (см. Aly und Heim, 1991). Эта двойственность проявилась и в отношении национал-социалистов к психоанализу. С одной стороны, в мае 1933 года книги по психоанализу были публично сожжены. С другой стороны, по мнению национал-социалистов, психоанализ должен был освободиться от «еврейского влияния» (что бы это ни значило) и затем, приняв новую, идеологически «чистую» форму, стать составной частью «германской психотерапии». Руководитель Германского института психологических исследований и психотерапии, сотрудниками которого в 1936 году стали немецкие психоаналитики после очередного подтверждения их членства в Международном психоаналитическом объединении, в интервью газете «Фолькишен Беобахтер» от 14.05.1939 сформулировал сущность этого двойственного отношения к психоанализу следующим образом: психоанализ может быть признан «весьма современной медицинской дисциплиной», как только удастся «предотвратить вторжение евреев в область психоанализа» (Goring - факсимильное воспроизведение в Brecht et al., 1985, S. 141).

Благодаря стратегии сохранения психотерапии при условии ее функционирования в рамках национал-социалистического «мировоззрения» психоаналитики, не покинувшие Третий Рейх, получили возможность продолжить свою работу. «Очищенный» от «еврейского влияния», психоанализ сохранился, причем Мюллер-Брауншвейг, будучи вторым председателем Германского психоаналитического общества, начиная, самое позднее, с 1934 года, старался привлекать психоаналитиков к активному участию в создании «германской» психотерапии. Он составлял соответствующие меморандумы и обсуждал сформулированные в них идеи с председателем Международного психоаналитического объединения Джонсом (см. Brecht et al., 1985, S. 96). Тезис, гласивший, что в условиях гитлеровской Германии психоанализ может, хотя и с некоторыми ограничениями, продолжать свое существование, был публично представлен президентом Международного психоаналитического объединения Джонсом на международных психоаналитических конгрессах в Люцерне в 1934 году, в Мариенбаде в 1936 году и в Париже в 1938 году.

Несмотря на то что в личной переписке официальные представители психоанализа, начиная с Фрейда и заканчивая Джонсом, единодушно заявляли, что национал-социализм является современным варварством, а значительная часть эмигрировавших из Германии психоаналитиков заранее - хотя и недостаточно громко - предупреждала о пагубных последствиях, которые может иметь политика приспособления, проводимая Германским психоаналитическим обществом, мнения о наиболее предпочтительной официальной позиции в отношениях с национал-социалистическими властями разделились. Во имя сохранения психоаналитических учреждений в гитлеровской Германии многие были готовы пойти на компромисс, который в результате обернулся коллаборационизмом: в 1933 году было распущено правление Германского психоаналитического общества под председательством Эйтингона, дабы предоставить эти должности «арийцам» - Бему и Мюллеру-Брауншвейгу. В письме Эйтингону Фрейд высказался против ответного упразднения Берлинского института (а следовательно и самого Германского психоаналитического общества). В 1935 году под давлением своих коллег «арийского» происхождения и с согласия президента Международного психоаналитического объединения Джонса все психоаналитики еврейского происхождения «добровольно» вышли из состава Германского психоаналитического общества. Эта жертва тоже была принесена во имя сохранения психоаналитических учреждений в гитлеровской Германии. После того как в 1936 году психоаналитики стали сотрудниками Германского института, возглавляемого Герингом (кузеном рейхсмаршала Геринга), который недвусмысленно и открыто заявил, что в стенах этого института будет проводиться научная работа в соответствии с национал-социалистическим «мировоззрением», политика приспособления привела к своему логическому завершению. Этот период завершился самороспуском Германского психоаналитического общества в 1938 году. Вместе с тем, именно в стенах Германского института начались процессы модернизации, оказавшие значительное влияние и на послевоенный психоанализ. Впервые психотерапия была включена в список услуг, финансируемых больничными страховыми кассами. Терапевты из числа неспециалистов (то есть психологи) получили психотерапевтическое образование и официальное право на врачебную практику. Порядок защиты дипломов по психологии был изменен при активном участии Германского института. И наконец, психотерапевтический подход в целом был защищен от тогдашней психиатрии, тесно связанной с национал-социалистической теорией наследственности и расовой идеологией (Cocks, 1985; Geuter, 1984).

Одним из немногих психоаналитиков, с самого начала решительно и открыто выступивших против политики приспособления ради «спасения» психоаналитических учреждений, проводимой представителями психоанализа в Вене, Лондоне и Берлине, был Вильгельм Райх. Макс Эйтингон, еще занимавший в то время пост председателя правления Германского психоаналитического общества, просил Райха, слывшего коммунистом, не посещать более Берлинский психоаналитический институт, чтобы в случае ареста Райха задержание произошло не в стенах института. Не желая компрометировать себя в глазах национал-социалистических властей связью с Райхом, многие психоаналитики постарались избежать отождествления собственных представлений со взглядами Райха. Во время подготовки к Международному психоаналитическому конгрессу в Люцерне в 1934 году имя Райха, вопреки высказанному им желанию, не было включено в список членов Германского психоаналитического общества. В отличие от психоаналитиков еврейского происхождения, «добровольно» покинувших Германское психоаналитическое общество в 1935 году, Райх не был готов к подобным компромиссам. В письме, написанном еще весной 1933 года под впечатлением от сообщения Мартина Фрейда, в котором Райх отмечает, что «договор, по которому моя книга «Анализ характера» должна была в скором времени увидеть свет в Международном психоаналитическом издательстве (Internationale Psychoanalytische Verlag), отменяется» (Reich, 1935, S. 60), он точно указал на последствия подобной политики приспособления: выбранный курс на компромисс означает «бессмысленное самопожертвование» психоанализа (Reich, 1935, S. 61).

Поскольку Райх не мог одобрить политический курс, выбранный официальными представителями психоанализа в Вене, Лондоне и Берлине, его попытались принудить к «добровольному» бездействию. Когда стало ясно, что и эта попытка не увенчалась успехом, ибо Райх, изгнанный в Скандинавию, продолжал как психоаналитик и во имя психоанализа открыто выступать против национал-социалистического режима в Германии, дистанция между Райхом и немецким психоанализом стала стремительно увеличиваться, что de facto привело к отлучению Райха от психоаналитических организаций. Выход Райха из психоаналитического общества, о котором упоминают Джонс (Jones, 1957) и Фридрих (Friedrich, 1990), de jure до сих пор ничем не подтвержден, и, по всей вероятности, официальное решение по этому поводу не было принято. По крайней мере, до последнего времени никто не предъявил копию заявления о выходе из общества, составленного Райхом, между тем как сам Райх уже давно отверг распространяемые еще с 1934 года противной стороной слухи о том, что он якобы вышел из общества (см. Reich, 1935). Так или иначе, в опубликованном списке психоаналитиков, «добровольно» покинувших Германское психоаналитическое общество после конгресса в Люцерне, отсутствует имя Райха. Можно предположить, что de jure Райха никогда и не исключали из общества, поскольку подобный шаг был бы равносилен открытому признанию неприемлемости антифашистской позиции Райха, а на подобный жест, весьма вероятно, бывшие коллеги Райха не решились бы даже в Берлине после 1933 года.

Таким образом, «случай» Райха остается камнем преткновения: Райх был поборником психоанализа, готового на деятельное противостояние политическим реалиям. Стремление занимать активную политическую позицию по острым вопросам современности в качестве психоаналитика и во имя психоанализа вызвало возражения уже в 1932 году на конгрессе в Висбадене, поскольку возникли опасения в связи с тем, что «интерес к психологическим проблемам» может «оказаться в тени» под давлением «интереса к экономическим и общественным» проблемам, не говоря уже о проблемах политических, как указано в «Докладе» Анны Фрейд о 12 Международном психоаналитическом конгрессе (см. Brecht et al., 1985, S. 67). Эти же принципы - отстраненность «мировоззрения», аполитичность психоанализа и допустимость вмешательства психоаналитика в политику лишь на основании личной инициативы - отстаивал в 1934 году на конгрессе в Люцерне президент Международного психоаналитического объединения Джонс. Поскольку выдвинутая Райхом трактовка психоанализа как инструмента в политической борьбе против фашизма явно противоречила официальному взгляду на психоанализ, оставалось по мере возможности оградить от влияния Райха сообщество психоаналитиков, которым полагалось мыслить и выносить суждения лишь с «научной» точки зрения. Объявление психоанализа аполитичной наукой имело роковые последствия для дальнейшего изучения его истории и до сих пор препятствует поискам истины, в ходе которых политика психоаналитических организаций в отношении режима, правившего в Германии в период между 1933 - 1945 гг, равно как и «случай» Райха могли бы не только оказаться камнем преткновения, но и натолкнуть на новые выводы.

Источник: Бернд Ницшке. Статья №2 книги «Ключевые понятия психоанализа». Под редакцией Вольфганга Мертенса. Перевод с немецкого С. С. Панкова. — СПб.: Б&К, 2001.