Что нам ожидать и куда бежать

Оригинал взят у

navigator011 в Что нам ожидать и куда бежатьМы находимся на пороге слома всех, так называемых, "моральных скреп". В их уничтожении принимают участие очень хорошие профессионалы и мы можем наблюдать как они (скрепы) тают на наших глазах.
Для профессионала очень интересно наблюдать симптоматику этих процессов уничтожения.
Так сказать, использовать для этого точные приборы, метры или мерки этих процессов.

Для любых процессов можно найти свои метрические инструменты, что позволяет документировать и утверждать как идет процесс размывания "устоев", какая часть популяции имеет их и какие конкретные слои популяции их еще имеют и какие нет.

Дело в том, что это не линейный процесс. Это как процессы на разрыв в механике жесткого тела.
Как стальной трос. Казалось бы он еще держит груз, но стоит добавить к критической массе еще один кг и трос рвется. Так и со скрепами. Есть критическая масса, когда носителей скреп становится ниже 70-80% от обшей популяции и наступает смута. Очень важно понимать в каком месте накапливается эта масса без скреп.

Одно дело они сосредоточены в столице и областных центрах и другое они распылены по общей популяции.
Что такое "моральные скрепы". Это мифы. Одинаковые мифы для всей популяции и одинаковые тотемы и табу.
Проблема табу и тотемов, что они носят сакральный (без логического объяснения) характер и стоит "осквернить" эту сакральность как сила тотема падает.

На самом деле, в мире есть некий консенсус элит. Не рушить чужие тотемы и табу. Если разрушить эти невидимые  скрепы начинается смута. Общество распадается и его очень сложно опять собрать в что то структурированное.
Это опасный процесс ибо смута имеет особенность переходить на смежные территории. Это, в какой то мере, очень заразный процесс. Его можно уподобить, когда стадо вдруг сбесилось и его несет.
Например табун лошадей.

Процессы подобные смуте мы сейчас наблюдаем в Донбассе. Проснулась душа народа, его архаика. Она жаждет погромов, мести и крови. Она жаждет воли и свободы от всех запретов. Кровь, грабежи, изнасилования, хмельная вольница.

Особенно табу и тотемы скрепляют самый низ общества. То есть людей, которых еще сложно назвать людьми, они стоят по умственному развитию между природой и людьми, это пограничное состояние, но мы из соображений политкорректности называем их полноценными людьми. Разрушив эти невидимые скрепы мы провоцируемым выброс огромной дикой энергии народа, который до этого казался тихим и забитым.

Если базовые скрепы разрушены, начинается война всех, против всех. Хороший пример побития а РИ в голы 1917-21.
Были уничтожены миллионы людей и еще больше просто умерло от сопутствующих причин (голод, эпидемии, холод, разруха, падение рождаемости и тд и тп)
Сколько гибнет в таких явлениях народа, сложно считать, так как сама ткань социума разрушена. И банально некому считать

Я не являюсь историком и к своему пониманию, что в лице России мы имеем дело с уникальной цивилизацией созданной кочевниками- скотоводами, пришел  не на основании изучения исторических документов.
Я управленец и меня заинтересовали специфические "технологии управления" которые уникальны и которых нет в Европе. То есть я пришел к своей концепции "чингизиды" "ордынцы" "ярлык", "вор в законе", "юродивые" и тд, после того, как увидел это старые монгольские или ордынские технологии управления в своих новых формах, но внедренные или вшитые в реальность РФ.

Своими наблюдения я поделился со своими читателями около года назад, а в процессе этого года в свободное время я стал собирать подтверждения своим наблюдениям.

За этот год, количество публикаций в мире, на эту тему ЗНАЧИТЕЛЬНО увеличилось.
Я назвал это явление "волны по ноосфере". И я предсказывал, что с расширением этой инфы позиция ордынцев в мире будет усложняться. Проблема в том, что Петр 1 возможно в целях самосохранения и видя отставания Московии попытался европеизировать то, что было на то время Московский улус и сделать из него модерный новый гос проект. Так из Московии родилась Российская Империя.

Многие мои наблюдения так и могли остаться наблюдениями "городского сумасшедшего", но я вижу что это не так.
За дело взялись очень серьезные и мощные медия. Радио Свобода это инструмент правительства самой мощной страны мира.
Я очень рекомендовал прослушать своих читателей интервью в статье "Пока Марксист торгуется, Ордынцев решили слить. Жадность фраера губит. — 28 комментариев"

И продолжаю и настаиваю всем внимательно прослушать хотя бы часть 2
для тех кто не любит слушать
я нашел писаный вариант этого интервью

Царь и раб. Передача вторая

Поэт, прозаик и эссеист Сергей Магид представляет свою историософскую концепцию России. Политика, культура, национальное самосознание — под единым углом зрения.

Иван Толстой: Царь и раб. Заключительная программа. Сегодня окончание разговора о новой историософской концепции России, которую разрабатывает поэт, прозаик, эссеист Сергей Яковлевич Магид. Вопросы общие и частные, геополитические и археологические, психологические и этнографические, а если говорить коротко — русский человек в историческом аспекте и в его сегодняшних проявлениях — вот что нас интересует. Полюса, которые борются внутри нас и о которых гениально сказал Гаврила Державин: “Я царь — я раб, я червь — я Бог!”.
Ежедневная работа у моего собеседника завидная: Сергей Магид библиограф Национальной библиотеки Чешской республики в самом центре Праги. Когда я задумываюсь, чем он постоянно окружен, я представляю себе какого-нибудь героя Борхеса.
И еще одна немаловажная деталь. Поскольку мы будем говорить об имперских комплексах России, я хочу напомнить эпизод из биографии Сергея Магида. Впервые он приехал в Чехию 46 лет назад на интересном транспортном средстве — на танке. Магид — советский оккупант в буквальном смысле, радист танка Т-62. И это дает ему дополнительное право, моральное, размышлять об имперскости и агрессии. Рассказ Сергея Магида об оккупации “Отчет за август” напечатан в журнале “Иностранная литература” в 8 номере за 2013-й год.
А теперь обратимся к беседе.

Сергей Магид: Бывший президент Чешской республики Вацлав Клаус совершенно недавно, на прошлой неделе, кажется, в интервью чешскому телевидению сказал, что он вообще занимает пропутинскую позицию и не скрывает ее. И он сказал, что вполне понимает Путина и видит, что Путин поступает совершенно рационально. С моей точки зрения, это колоссальное непонимание Путина, поскольку, с моей точки зрения, Путин поступает принципиально иррационально и иначе поступать не может.
Если бы сейчас был жив Карл Юнг, он плясал бы от радости. Потому что его концепция коллективного бессознательного прекрасно подтверждается на практике. Оказывается, оно — коллективное бессознательное — существует. Это коллективное этническое бессознательное, которое мы сейчас видим в действии, которое реально воплощается в бронетранспортерах, в солдатиках с автоматами, в зеленых маленьких человечках. Путин иррационально воплощает это коллективное этническое бессознательное русского этнического менталитета.
Что это за коллективное бессознательное? Это коллективное бессознательное, как я уже сказал, кочевнического происхождения. В кочевническом менталитете была старая древняя архаическая концепция, которая говорила о том (я несколько ее утрирую и интеллектуализирую), что вообще в мире должно быть только одно государство. А почему, собственно, только одно государство? Потому что небо — оно ведь одно, и под этим небом может быть только одно государство, одна поднебесная. Эту концепцию поднебесной то ли они предвзяли у китайцев, то ли китайцы взяли у них, я, честно говоря, этого не знаю, я не ориенталист. Но к этой же концепции одного государства под одним небом прилагается и другая концепция или стереотип кочевнического мышления о том, что земля под этим одним небом расположена вся там, где пастбища, там, где трава, то есть на континенте. Там, где континент кончается, там кончается и земля. А где кончается континент? Он кончается у последнего моря. Поэтому смысл жизни весь в том, чтобы под этим одним небом дойти до последнего моря и дать напиться своим коням, если они будут пить эту поганую соленую воду.

Иван Толстой: Или вымыть сапоги.

Сергей Магид: Или вымыть сапоги в Ганге или в Индийском океане, о чем писали наши комсомольские поэты еще перед Второй мировой войной. Вот это концепция одного государства — это мы современным языком называем универсализм, концепция универсализма. Концепции универсализма бывали не только у кочевников, они бывали у Наполеона, они бывали у Гитлера, они бывали у Сталина, и так далее. У каждого свой универсализм.

Иван Толстой: Достоевская всемирность.

Сергей Магид: Так вот, то, что Достоевский называет всемирностью русского народа, его всеотзывчивостью, его универсализмом в конечном счете, — это на самом деле та самая старая кочевническая концепция одного государства под одним небом.
Что значит одно государство под одним небом? Это значит, что весь мир должен принадлежать нам. На самом деле это не идея всемирности — это идея мирового господства. Я говорю это совершенно убежденно, потому что вся история России, если мы посмотрим на нее непредвязтым вглядом, говорит нам, Иван, страшные вещи.
Я сейчас опять отклоняюсь от Крыма. Второй моей темой, кроме историософской концепции, является тема происхождения Первой мировой войны. В этом году исполняется сто лет со дня начала мировой войны. Я очень долго занимался этим вопросом, не буду сейчас его разбирать, мы сейчас не об этом говорим. Хочу сделать только одно заявление, которое опять же, конечно, будет воспринято как русофобное тявканье, и так далее, но я глубоко убежден в этом и не буду скрывать того, к чему пришел в результате исследований. С моей точки зрения, почти все войны 19-го и 20-го века начала Россия, не только в Азии, но и в Европе. С моей точки зрения, Россия стала у начала Первой мировой войны, то, что она принимала участие в развязывании Второй мировой войны, теперь уже вообще не секрет, мы наконец к этому и пришли, а это и есть идея мирового господства. Она принимала самые разные идеологические формы, последняя идеологическая форма — это мировая революция, перманентная революция Троцкого. Государство, которое возникло на основе этой идеологической концепции, — это Советский Союз, СССР, это последнее государство мирового господства, последнее одно государство под одним небом, последняя поднебесная. Поэтому именно лозунг “Назад к СССР” возникает у нынешнего русского обывателя, потому что это ближайший пример для необразованных, для черни.

Иван Толстой: Поясните, пожалуйста, почему Россия стояла у истоков Первой мировой войны?

Сергей Магид: Это совсем просто. Когда Екатерина Вторая стала строить Севастополь, она там поставила Триумфальную арку, построила деревянную Триумфальную арку еще перед тем, как город построить. И на этой арке написала по-русски: “Се врата в Константинов град”. Вот для чего был взят Крым.

Иван Толстой: “Проливы будут наши”.

Сергей Магид: Вот для сего был построен Севастополь. Проливы — это параноидальная идея русских царей, которая на самом деле к ним пришла от кочевников, только морских, викингов. Дело в том, что древнерусские племена, восточнославянские племена, так лучше скажем, были взяты в клещи, это были лесные племена, они были взяты в клещи кочевниками с юга, — это были степные кочевники, тюрки, хазары, с севера это были морские кочевники — скандинавы, шведы, которые пришли по рекам, они были кочевники, только морские, с кочевническим менталитетом. Я опять же сейчас разбирать не буду — это к делу не относится. Так вот, Екатерина, проливы, где проливы, там выход в Средиземное море, где Средиземное море, там Балканский полуостров, где Балканский полуостров и Средиземное море — это подбрюшье Европы.

Иван Толстой: Короче — всемирность.

Сергей Магид: Отзывчивость. Об отзывчивости сейчас будем говорить очень серьезно. Лозунг Путина — гуманная операция в Крыму, он сам это сказал. Мы спасаем наших соотечественников — это старая как мир идея. Потому что Екатерина Вторая начала с того, что мы будем спасать наших единоверцев. Для этого, собственно, и был захвачен Крым как дорога туда — в Турцию, где угнетают мусульмане наших единоверцев.

Иван Толстой:Подождите, а крестовые походы — спасать христианскую веру от неверных, от сарацинов и прочих мусульман?

Сергей Магид: Освобождение гроба Господня.

Иван Толстой: Конечно. То есть дело не в Екатерине, вам скажут русофилы. Что это у вас тут русофоб Магид распространяется? Это вообще идея всех. Эта провокация совершенно объяснимая, натуральная провокация: я иду спасать того, кто мне дорог, я отстаиваю свои ценности. Давайте предложу вам поговорить не в терминах завоевательских, а в терминах освободительства, в терминах спасения своих. Если так перевернуть формулу, то ничего дурного в этом нет. Ребенок плачет: мама, мама. Мама протягивает руку и вырывает его из волосатых лап обезьяньих.

Сергей Магид: Тут есть два камня преткновения. Первый. Придется говорить о крестовых походах, но это совсем другая тема.

Иван Толстой: Смотря о каком, — о первом или втором, или крестовом походе детей.

Сергей Магид: Там больше десяти. Я этим специально занимался, безусловно, как вы можете понять. Это вообще идея метафизическая. Освобождение гроба Господня, во-первых, и перенесение христианской веры на язычников — это идея цивилизационного развития, на самом деле. Это идея привнесения нашей цивилизации в варварский мир.
Здесь мы подходим к тому, что опять же хотел сказать позже, но скажу сейчас, это очень хорошо, что о крестовых походах вы заговорили. Эволюция, с моей точки зрения, проходит в борьбе — это постоянная борьба между двумя мирами. Я вам сейчас расскажу свое маленькое открытие. Много лет назад я читал “Историю Древнего мира”, я очень любил и люблю историю Древнего мира. Читал статью великого ленинградского ориенталиста Дьяконова, который там писал вводную статью о Древнем мире, такую обычную, академическую. И вдруг я увидел у него как бы случайно написанные строчки, которые заключали пассаж, эти строчки меня совершенно убили. И они и сейчас для меня являются руководством к действию. руководством к размышлению. Что это были за строчки? Дьяконов написал, что мы изучаем историю Древнего Египта, изучаем историю Древнего Китая, изучаем историю Шумера, этих цивилизационных очагов, историю Месопотамии, но мы всегда должны знать и держать в голове, как два пишем, три запоминаем, что эти маленькие островки цивилизации были окружены бесконечным океаном варварства, которое постоянно на них наступало, сдавливало, которому они сопротивлялись. Эта фраза меня совершенно поразила. Когда я стал под этим углом зрения смотреть на историю человечества вообще, я увидел это воочию — так оно и есть.
Таким образом эволюция есть постоянное противостояние до сегодняшнего дня, до сегодняшней минуты, грубо говоря, двух миров. Первый мы так и назовем, как он назывался в древности, — это Пакс Романа, то есть мир, по сути дела, цивилизации, второй называется Пакс Барбарикум. Эти два мира борются и противостоят. Я говорю об этом без всякой моральной оценки, я не оцениваю историю в морально-этических категориях, история вне морали, с моей точки зрения, так же, как и политика, она над природой.
Крестовые походы полностью укладываются в эту борьбу Пакс Романа и Пакс Барбарикум, как метафизическое, идеальное, достоевское — вот что интересно, только на Западе, привнесение зачатков гуманизма, христианской идеи искаженными путями, огнем, мечом, через аутодафе, через виселицы, через маленькие геноциды, через маленькие холокосты, потому что евреев, например, на этом пути всех убивали, которых встречали, еще в Европе. Вообще крестовые походы начинались с еврейских погромов, потом уже шли на юг.
Кроме того, крестовые походы послужили причиной страшной ненависти русских в этих фильмах военных времен, “Александр Невский”, псы-рыцари, которые русских детей бросают в огонь, сажают их на пики. Я не знаю, было это в действительности или нет, я не думаю, у меня есть как раз примеры обратного поведения, что делали псковичи и новгородцы, когда завоевывали города в Лифляндии и Эстляндии.

Иван Толстой: Все делали то же самое, только все всегда видят сучок в глазу у соседа, а у себя бревна не замечают. Чем нынешние действия, нынешнее отношение Москвы, России, большинства людей, как мы видим по опросам, к событиям на Украине и в Крыму отличается от взаимоотношений Пакс Романа и Пакс Барбарикум?

Сергей Магид: Отличаются принципиально. Раз мы об этом заговорили, я тогда буду говорить об этом.

Иван Толстой: Мы с нашей всемирностью пришли и наконец-то освободили и своих, и надо было показать кузькину мать, потому что кузькина мать — это всего лишь инструмент для того, чтобы наладить нормальные дальнейшие взаимоотношения. Русский человек добрый — так считает практически любой русский человек. Он не замечает своих недостатков, он не думает о себе плохо. Мы добрые, мы всемирные, мы всеприемлющие, мы вообще соборные. А эта шваль варварская, она должна знать свое место. Мы пришли, и теперь будет добро.

Сергей Магид: Вы замечательно изложили типичную кочевническую точку зрения — это кочевнический менталитет. Потому что кочевник чистый, добрый, справедливый, он не знает избытков имущества, он не знает вредного, разлагающего человека богатства. А вот этот погрязший в грехах и разврате Константинополь, который мы завоевываем, или Рим, они недобрые, несправедливые, злые и повязли в разврате и богатстве. Одно дело, Иван, когда мы знаем, что это действительно так видели люди в первых веках нашей эры, когда они завоевывали Рим, другое дело, когда это люди говорят в 21 веке, есть небольшая разница.

Иван Толстой: Мы юные, молодая нация.

Сергей Магид: Это из области анекдотов. Хорошо, я отвечу на ваш вопрос вполне конкретно. Когда мы говорим о всемирности, об отзывчивости, когда мы привносим наш универсализм куда бы то ни было, мы привносим туда на самом деле только русскость. В Европе говорят, я сам это слышал десятки раз, и чехи это говорят, к сожалению: куда ступала нога русского, трава не растет. Какая же отзывчивость, какая всемирность? Приходит русский — беги, спасайся, здесь трава не будет расти. Когда приходят псы-рыцари, что делают псы-рыцари? Псы-рыцари основывают земли Тевтонского ордена, из которых вырастает Ливония, из которых вырастает Рига, Кенигсберг, ганзейские города, цивилизация. Вырастает цивилизация торговли и права на границах с Московской Русью. Иван Грозный этого перенести не может.
Путин говорит: обижают русских. Обижают русских в Приднестровье, обижают русских в Донецке, в Харькове, в Киеве, в Крыму, везде. Он призывает к общественному мнению мировому: посмотрите, мы защищаем русских. Но то же самое говорил Иван Грозный. Вы знаете, почему началась Ливонская война? Иван Грозный заявил, что в Риге ганзейцы оскорбили русских купцов, дали им по роже, что-то там случилось. Из-за этого 15 лет велась Ливонская война, первая война Руси с Западом, когда мы повернули на немцев с востока.
Каждый этнос, как и каждый человек, начнем с человека, человек имеет тенденцию к трансцендентности, к расширению себя за свои собственные пределы. Каждый из нас расширяет себя за свои физические пределы.

Иван Толстой: Это точно: широк русский человек, хорошо бы сузить.

Сергей Магид: Любой человек, человек любого этноса, человек как “хомо сапиенс” — это его антропологическое базовое свойство. Мы расширяем себя духовно, если у нас есть дух, мы расширяем себя кулаком, если у нас есть сила, мы добываем пространство вокруг себя, даже в транспорте это видно, и так далее. Абсолютно таким же свойством обладает этнос, поскольку он сложен из “хомо сапиенс”, из людей. Как расширяется человек, так расширяется и этнос. Я увидел это свойство этноса и назвал его трансцендентностью. Этнос имеет тенденцию к расширению — это не его злой умысел, это он не поджигает войну, он не может вести себя иначе.

Иван Толстой: Это его энтропия — расширение, физическое расширение.

Сергей Магид: Я понимаю энтропию как нечто другое, как полную смерть — это тепловая смерть, это конец.

Иван Толстой: Это когда молекулы совсем разлетелись.

Сергей Магид: Хорошо, но я не называю это так, я называю трансцендентностью. Поэтому речь идет не о том, что этнос расширяется, что Екатерина стремится внести Россию в Европу, освободить от иноверцев, крестовые походы делают то же самое. Речь идет о том, что мы и как несем. Я уже сказал, что приходят псы-рыцари, начинают с огня и меча, сажают бедных новгородских детей на копье, а в итоге устраивают нам Ливонию под боком, цивилизованную страну с торговлей, с университетами, и так далее. А что принесли русские? Здесь начинается страшная русофобия, потому что мы должны честно сказать, что принесли куда русские? Иван, вам вопрос.

Иван Толстой: Отвечу на этот вопрос. Русский человек понимает себя все время бинарно, как вы любите выражаться. Он понимает себя в двух ипостасях, он все время видит в себе и великое, и ничтожное. Русский человек осознает свою всемирность и осознает свою глубокую и непреходящую провинциальность. И все это гениально одной строчкой сказал Гаврила Державин: “Я царь — я раб, я червь — я Бог”. Русский несет в другие культуры, в другие этносы вот эти все время парочки такие: и царь и раб, и червь и Бог. Все это делает русский человек. Видит он себя в одну минуту царем, а в другую рабом. Вот в этом сложность и незаконченность русского человека. Француз о себе ни один никогда не написал бы такой строчки, а русский напишет.
Посмотрите, кто себя больше всех казнит в кухонном разговоре, после «второй»? Русский человек. Я не знаю, как казнит себя немец, но очень в этом сомневаюсь. Или чтобы швед рвал на себе волосы за то, что он швед? А русский рвет на себе волосы, но не публично. Как говорил Пушкин: мало кто, как я, презирает мое отечество, но я не люблю, когда мне об этом говорит иностранец. То есть, на миру русский человек больший патриот, чем вообще надо было бы. Как Розанов говорил: “Там, где немец капнет, там русский плеснет”. Вот русский плескает свой патриотизм (свое православие в последние годы), когда это можно, модно и даже поощрительно воспринимается. А вместе с тем, русский понимает, какой он ничтожный, какой он раб при этом.
Этих вещей не понимают иностранцы в русском человеке, вот почему они говорят: “загадочная русская душа”. Мы-то знаем, что никакой загадочности нет, потому что мы и такие, и сякие. Каждый раз и волна, и электрон, и частица — все одновременно. А иностранцам это не постичь, потому что я абсолютно уверен: это от нашей нерациональности, от нашей этической, духовной, нравственной незаконченности, незавершенности, отсутствия кумпола. Это потому, что мы все поэтические подростки. Я, во всяком случае, себя точно отношу к поэтическим подросткам, потому что я бываю то таким, то сяким. И вот эта внутренняя игра во мне, — мне кажется, что я ее вижу в большинстве моих соотечественниках.
Не хотят русские войны ни в Крыму, ни в Украине, нигде, они просто хотят, чтобы Крым стал нашим. А если для этого нужно употребить инструмент войны, — ну, что ж, ну, надо значит употребить. Но мы же всех любим, и убитых, и оставшихся в живых, всех любим, мы всемирные. Вот в этом сложность русского человека, не поймаешь его за хвост. Схватишь его за хвост, а оказывается, что это шиворот.

Сергей Магид: К сожалению, русские хотят войны. Хотеть войны — это основа русского сознания. Русские хотели Японской войны, русские хотели первой мировой войны, русские хотели второй войны и завоевать Европу всю до Гибралтара, и стихи писали, и песни об этом пели.

Иван Толстой: Знаете, почему?

Сергей Магид: Знаю. Потому что кочевники.

продолжение здесь