Женщина в пудровом
Я тоже могу писать лытдыбрическое, хотя не могу его издать в надежде получить Премию растления малолетних - во-первых, помешает совесть (особая, писательская ее разновидность, о которой современные "совписы" и не подозревают), во-вторых, отсутствие дедушек-бабушек (мужей, свекровей, деверей, свояков и проч.) с железобетонными связями в творческой среде. Да и хрен с ними, со свояками, первое все равно превалирует.
Однако писать лытдыбрики и делать селфики это не мешает.
Настроение давеча случилось покупательное. За три дня было куплено дофига полезного и практичного: платьице пудровое в полосочку (а говорила, что розовое не ношу), джинсы-стрейч Tiger, босоножки "под античность", кроссовки беленькие "видал я вас в белых тапочках", два пояса кожаных, сумка на пояс Katomi, а также очень практичные серьги с топазами и не менее практичные бусики из бирюзы, бусики из сердолика и кулон из яшмы. О как.
Блин, всё купленное - для разных стилей. Куда сейчас это носить (кроме платьица, сумки и босоножек) - не представляю. И почему сейчас, почему не осенью, когда можно будет уже и одеваться, и выходить в свет, а не только мечтать забиться в тень под вентилятор, обняв ведерко мороженого?
Вильфанд по телевизору, как всегда, виновато улыбаясь, обещает, что больше жары не будет. Ну-ну. Еще я только метеорологам не верила. А пока, наслаждаясь аномальной теплынью, в Москве-реке вовсю цветут кубышки желтые, которых мы в детстве называли кувшинками. А кувшинки - лилиями, хотя есть у водяной лилии дивное второе название - нимфея.
От воды непередаваемо знакомо тянет запахом илистого затона, грязного, как черти в аду. Сразу хочется искупаться: именно в такой воде мы купались в детстве. В непредсказуемом, опасном Немане самые безопасные места - затоны, в них не было сильного придонного течения и водоворотов, способных утащить на дно и хорошего пловца, взрослого, сильного человека. Затоны были "вонькие", дно в них было илистое, берега грязные, но в них было безопасно, травянисто и многоцветно. А жестокий, на вид спокойный Неман так и норовил схватить и утащить вглубь, так, чтобы и следов не осталось. Все как с людьми.
Странно вспоминать, как купались москвичи и гости столицы в Москве-реке: сейчас кажется, что это попросту невозможно. Однако здесь еще в 70-е купались буквально везде, даже на Лужнецкой и Воробьевской набережной, где сейчас в воду сиганет разве что самоубийца - а я в детстве здесь реку переплывала. И никого это не пугало, в том числе и моих родителей - река же, не море какое. Беспечное время, беспечные люди. Сейчас от той беспечности остались только желтые кубышки - и цветут себе, цветут, заполонив реку до середины... Спешат жить и размножаться, пока их не разметало открывшееся судоходство.
Грязь гордо колышется на волнах под пафосным мостом "Багратион", расходится разводами. "Здесь есть траволаторы!" - гордо сообщает всем, кто знает это слово, путеводитель и википедия. Кто не знает - это горизонтальные эскалаторы - встаешь и едешь на ту сторону, как самый ленивый. В аэропорту вещь незаменимая, не всегда после полета есть силы еще куда-то тащиться с багажом, даже если тот на колесиках и больше похож на выкидыш минивэна, чем на чемодан. Но зачем это на мосту? Для понтов, больше, кажется, ни для чего.
В последний раз мы с Боевой Мышью прогуливались здесь за пару дней до полного карантина всех и вся. Теперь остается только вспоминать, по какому поводу у меня выражение лица сделалось такое... нагличанское. Погода весной карантину фартила: за окном был холод и кислятина, деревья стояли голые. Тогда-то мы и решили пройтись по набережной Тараса Шевченко, бывшей Дорогомиловской, пытаясь выбрать наиболее безлюдные места. Ага, как же, найдешь в этом богоспасаемом городе безлюдное место, если его не охраняет полиция с собаками... И никакие плакаты с бодряческими призывами оставаться дома на людей не действовали.
По Дорогомиловской (не могу я привыкнуть к переименованию) в марте шлялось такое количество народа, что казалось, будто туда сбежалась вся Москва. Гулять оказалось неудобно. Здесь и во времена моей молодости был раздолбанный асфальт, идущий буграми и ямами. Теперь набережную проложили плиткой в надежде сделать ровненькой, цивилизованной. Ага. Наши московские берега далеко не везде поддаются плиточно-асфальтовому плену. Вот и здесь не то протекающие где-то в глубине московских недр Пресня и Бубна, не то еще какой-то фактор искривляет почву как хочет.
Половина дорожки вдруг идет под уклон, и желающие проехать здесь на велосипеде, самокате или сегвее оказываются в кювете. А по рядом проходящей дороге ни ходить, ни ездить никому не стоит. Весной по ней с ревом носились гоночные болиды (буквально), стремясь со страшным пердежом пролететь хоть километр до гостиницы "Украина". На болидах бородатые абдувахобы катали своих (ш)мар, клея их тут же, на кривой плиточной дорожке: "Эй! Вай! Марьям! Поехали катаца! Ты не Марьям? А она Марьям?"
И ладно бы, катайтесь, Аллах с вами - но рядом-то пешеходная дорожка, а по ней бегают дети со своими мячиками, песиками, роликами, самокатами, велосипедами, периодически выкатываясь по кривой дорожке на проезжую часть. А там летит-пердит болид с гордым своей лихостью Абдувахобом и только что склеенной им Марьям... Будь я мамашей (пусть и не самой лучшей), у меня ребенок этой набережной до совершеннолетия бы не увидел. А после совершеннолетия - тем более.
На это безобразие смотрит свысока и похожая на старый замок с донжонами Трехгорка, понемногу превращающаяся в руины, и ее новый сосед (относительно новый, но для старого-престарого здания - новехонький и очень неприятный) - Москва-сити.
Словно какой-то капкан из прошлого, не желающего умирать, даром что время его миновало - и будущего, которое обещает-обещает блага и преференции, но всё никак не исполнит. Да и не наступит никак, а только самопрезентациями развлекается. Попутно вбирая в себя умы и жизни молодых, амбициозных, мечтающих о собственном болиде с табуном лошадиных сил под капотом...