Топливо премиального процесса
Моя новая статья на "Альтерлите". И опять она многим раздражает многих. Видимо, в силу того, что эти многие сами давным-давно позабыли, для чего и что пишут. Один товарищ, живописующий нравы в русской семье (ну там, папочка мечтает выебать дочку, как у "этих русских принято"), нервно заявил: "Странная какая-то статья. И дело даже не попытке покусать за пятки Березина (до них ещё дотянуться надо), а в непонимании того, что литература бывает очень разная. Не условно "хорошая" и условно "плохая", а для разных аудиторий..."
"Условно плохая литература", утибози. Действительно, если обслуживать неизлечимых русофобов, или любителей инцеста, или сообщество страдающих какой-либо парафилией, или аудиторию говноедов, пардон, копрофилов, то какое дерьмо ни напиши, найдутся желающие его подъесть. "И хорошая новость: говна у нас много".
Дошло до меня, дорогие читатели, что писатель и критик О. Демидов (и не только он) зело возмущен новыми критическими веяниями. Но вместе с тем надеется на лучшее: «Весной народилась так называемая «новая критика» (бессмысленное и беспощадное хейтерство), была объявлена интифада всей премиальной литературе (что бы это ни значило), были более-менее громкие скандалы. К счастью, всё это сходит на нет».
Однако спешу убить светлые чаяния: похоже, все только начинается. С изрядным запозданием, конечно, начинается… Собственно, недовольство публики «премиальной литературой» мы могли наблюдать, например, десятилетие назад после прочтения широкой публикой романа «Цветочный крест» Е. Колядиной. И как критик В. Топоров ни объяснял метонимией (то бишь метафорой) «некоторые ошибки автора» (в частности, наличие у героини двух десниц, сиречь правых рук), автор с печалью обнаружила, что продолжение романа не заинтересовало никого. Несмотря на получение престижной премии, обширную информационную поддержку и скандальную славу данного творения, оно получило разве что статус курьеза.
С тех пор прошли года, но положение дел изменилось мало. Выросло целое поколение читателей, с каждым годом убеждающихся, что писателям современной прозы и поэзии нет до них, читателей, никакого дела. Ибо занимает их не литература и даже не читатель, а добыча топлива для премиального процесса.
Если некоторым критикам и писателям угодно строить из себя невинных дев перед брачным ложем, я объясню, что этот термин обозначает. В ЛЮБОМ ИСКУССТВЕ есть произведения, рассчитанные отнюдь не на широкую публику. «Неискушенная» публика, далекая от «круга экспертов» при их создании не учитывается вовсе. Соответственно, эти произведения рассчитаны не на публику, а на гильдию, заведующую премиями. Оттого и пишутся/снимаются/рисуются такие произведения согласно различным «премиальным трендам». Список каковых не слишком обширен: страсти по ЛГБТ, радикальный феминизм, бодания различных политических воззрений, деформации псхики в быту и на службе у криминала (или искусства, или искусства криминала). Усталость от подобных шедевров (в средневековом смысле этого слова — то есть поделок подмастерьев, созданных именно для вступления в гильдию) у публики возникло более десятилетия назад.
Недавно, что показательно, Г. Садулаев заявил, что, перекрыв возможность регулярно получать премии, Р. Кадыров своим негативным отзывом закрыл писателю и «дверь в литературную судьбу». О чем это говорит? В первую очередь о том, на кого рассчитана современная литература. Писать для читателя — уже не цель и даже не средство. Цель — успех! Сиречь получение премий. Желательно во множественном числе.
Зададимся вопросом: для чего литератору нужен успех? По идее, творческий рост — дело первостепенной важности. Второе по важности — формирование своей собственной аудитории или, говоря языком бездуховных личностей, своей ниши на культурном рынке. С ЦА связан кредит читательского доверия, который приходится отрабатывать, как ни надейся творческая личность на некое «вдумчивое прочтение», которое поможет ему получить второе без первого. Как я это желание понимаю: я тоже в детстве не любила есть первое и постоянно норовила сразу перейти ко второму — ан нет, шалишь!
Альтернативой всей этой тягомотине для современного писателя стало создание тех самых «внутренних шедевров» — книг, написанных своими для своих. А что читателю становится скучно, как сами же критики признают, после прочтения двух страниц… Так недовольных надобно окоротить и указать им их место. Критики справятся, справятся. У них на сей счет множество железобетонных аргументов припасено.
Так, например, критик В. Березин доподлинно знает, что те, кому не нравятся произведения лауреатов, всего лишь дураки и душевнобольные: «Я не претендую на подробное знание современного бурления, но то, что видно издалека, во-первых, выдаёт малую начитанность участников, во-вторых, нечуткость к метафорам, и, главное, совсем другую их целевую аудиторию. …целевой аудиторией паровой машины имени Даниила Хармса становятся не-читатели. Иначе говоря, те люди, которым по какой-то причине не хочется составить своё мнение или они заскучали на второй странице, потому что в голове у них нечто древесно-стружечное, и длинные слова их расстраивают».
Действительно, ну как не назвать дураком и профаном критика, чьи статьи имеют более высокий рейтинг, нежели твои собственные? Или критика, работающего в этой области много лет? Как его образование, квалификация и популярность может гарантировать наличие ума и профессионализма?
А может быть, это и вовсе недееспособные, психически нездоровые личности? Вон, критикесса Е. Сафронова после отказа А. Кузьменкова написать предисловие к ее книге немедля прозрела насчет его душевного состояния и принялась открывать глаза остальному сообществу. Так отчего бы и Березину не намекнуть на странности «работников паровой машины имени Даниила Хармса»: «Ну, помилуйте, какая Яхина или Водолазкин схватится за сердце, кого из них вынесут вон со сцены, огорошенных новым знанием. Думать, что они ужаснутся своим грехам и начнут работу над собой, вменяемому человеку не приходится».
Иными словами, только сумасшедший может надеяться что-то изменить в литературном процессе, давно превратившемся в паралитературный. То есть в окололитературный и с творчеством, в общем-то, не связанный. А с чем же он, болезный, связан?
С маркетингом. В рекламе, пиаре, маркетинге, конечно, имеется элемент творческого подхода, но к критике он отношения не имеет. Даже начинающий маркетолог знает: успех, навеянный пиаром, не формирует аудиторию, он исполняет исключительно ознакомительную функцию. Только качество товара отвечает за появление у оного целевой аудитории. ЦА будет дарить свое внимание модному бренду и тогда, когда он перестанет быть модным.
Так же и литературная премия открывает читателю имя автора, название произведения, но не дарит никакой «литературной судьбы». За то, чтобы у произведения и его создателя была пресловутая литературная судьба, отвечает не критик, не премия и не издатель. Эту задачу решают двое — автор и его текст.
Однако насчет качества текста у нас всё… сложно. Авторы усердно пытаются угодить всем экспертам разом, напоминая персонажа басни «Слон-живописец». Тут вам и сомнительные открытия в области психологии однополой любви, и смешные фантазии на тему психических заболеваний, и востребованная по нынешним временам жесткая русофобия, и обвинение «Империи зла» в глобальном потеплении и поднятии зомби, и переписывание истории Руси до праславян включительно… Ну и, разумеется, бесценное культурное явление, которое наглая, нечитающая, невежественная, да и попросту душевнобольная читательская масса окрестила «синдромом поиска глубинного смысла».
Для увеличения продаж такого добра нужны «целевики», то есть критики-восхвалитики. Возможности «целевиков», лоббирующих что бы то ни было, особенно в сфере оказания идеологических услуг, довольно обширны. Можно сделать так, что положительные отзывы о предмете лоббирования поисковиком находятся первыми, а негативные — последними. Плюс чисто технические уловки: оптимизация всевозможных «индексов цитирования» и «упоминаний», — вплоть до превращения подопечного в отдельный новостной блок.
Однако если в геополитике и идеологии в широком смысле есть подобные информационные технологии, то у критиков XXI века, похоже, ничего такого нет. Иначе зачем бы им переходить на личности, обзывать дураками и психами всех чохом, кому пришла охота высказать свое мнение (довольно-таки разнообразное) на «недружественном ресурсе». Война ресурсов — это вам не какие-то там снулые диспуты-дискуссии. «Война, господа, это… война!»
Воевать можно и с читателем, а то что ж он некачественный-то такой? И, по утверждению Ю. Милославского: «…упорно держится за традиционные свои ценности (привычки). Он все еще отдает предпочтение классике XIX — первой половины ХХ вв. …Русский читатель упорно отворачивается от новейшей премированной литературы: именно ее-то он и не читает. В этом смысле деньги, отпущенные на ее содержание, до сих пор не окупаются, и навряд ли когда-нибудь окупятся».
Все потому, что в голове его опилки, да-да-да. И читает он мало, и длинные слова его пугают, и он, вдобавок ко всему, обыватель. Ан масс, значится, как сказал бы профессор Выбегалло. Березин сетует: «За эту неделю я послушал разных людей, которые говорили мне, что прежде, чем рассуждать на эти темы, я должен был досконально изучить социологию, психологию и демографию читателя-обывателя».
Ужас какой, изучать еще всяких… нечутких к метафорам про две правых руки. Когда можно просто погрозить пальцем: как, мол, не стыдно тебе, обывателю, не читать взахлеб про семейные ценности гомосексуальных пар и психически больных, живущих семьями психически больных, про детские психотравмы дяденек и тетенек далеко за пятьдесят, про мифопоэтику ГУЛАГа и т.п.?
В. Березина необходимость иметь дело с черной костью ужасно расстраивает: «Я, конечно, расстроился, поскольку быть внимательно прочитанным — счастье редкое, и мне оно выпадает не часто. Ничего нового в старых приёмах я не вижу, никакой критики, в том числе новой, нет, но в наше тяжёлое время нужно быть снисходительным к разным безумцам». Как я его понимаю! Со своей стороны. Как человек, имевший дело с акулами рекламного бизнеса. И неоднократно. Вот уж где и безумцы на вес золота. Особенно если товарец только им и может «зайти».
Рекламное дело кажется нехитрым разве что дилетантам, отсюда и их, дилетантов, нездоровая надежда, что неумеренные восхваления могут полностью компенсировать низкое качество продукта. По мнению дилетанта, если написать сто, двести статей с одной и той же фразой «Это главная книга, такой книги еще не было!» — потребитель поверит. Дорогие мои профаны! В лучшем случае потребитель запомнит название бренда. Ну и слоган, связанный с торговой маркой. Всё. А те, кто обнаружит, что товар некачественный — они просто больше никогда не прикоснутся к данному продукту. А может, и к остальной продукции разочаровавшей их фирмы.
Литература, разумеется, не отличается легко распознаваемым качеством — но и та же косметика ничем подобным не отличается. Порой далеко не сразу поймешь: это мне, потребителю Имярек, не подходит. А что подходит? На помощь, в идеале, приходит мнение эксперта. Вот тут и начинается игра бульдогов под ковром: эксперты, лоббирующие один бренд, хают лобби конкурента, и наоборот. И в премиальном процессе все то же самое. А публика, по идее, должна сидеть и ловить каждое слово профессионалов.
Да сколько ж можно сидеть-то? Профессионалы год за годом награждают премиями и грамотами «за выдающееся качество» что-то, что в переводе на ту же косметику — точно карандаши «Живопись», которыми советские модницы рисовали стрелки на веках в эпоху дефицита карандашей для глаз. И нынешнему читателю еще твердят: ну что вы, это самый замечательный, современный и здоровый продукт! Самоновейший! Наилучший! Для живописи — возможно. Но не для макияжа.
Так же и с современной литературой — для безостановочного движения премиального процесса она хороша, спору нет, вон он какой бойкий. Но не для чтения.
Странно, что норовящие унасекомить конкурента эксперты одновременно ужасно переживают из-за девальвации мнения профессионала: «У не очень искушённой публики есть инерционное уважение к слову «критик», но оно постепенно проходит, как симптомы простуды… Поэтому рассудительные люди чуть что открещиваются от этого звания и называют себя филологами, рецензентами, журналистами — да мало ли других имён».
Что тут скажешь? «Вы и убили-с». Ежели год за годом, десятилетие за десятилетием предлагать потребителю некачественный или попросту нецелевой товар, откуда взяться доверию к экспертному заключению?
Современная литература и современная критика, помаленьку растратив выданный им читательский кредит, утешаются внутренней конкуренцией да лихорадочным поиском денежных средств для продления собственного существования. Но не обессудьте, господа литераторы, ваши амбиции пусты и ваши кредитные карты пусты. Вам не удастся натянуть худосочную сову современной литературы на глобус настоящего, неподдельного успеха. Вы ведь уже давно перевели литераторское дело в рамки «своего круга», выведя читателя за скобки, за кадр, за порог. Так отчего ж вы теперь сетуете, что по прошествии многих лет это заметила какая-то другая критика, не ангажированная ничьим лобби?