Приписки по-советски
Продолжу раскрывать тему приписок. Добрые старые приписки к нехитрому содержимому отчета, в котором, если разобраться, обещанного шиш да маленько — а надо же создать благоприятное впечатление!
Недавно задумалась над вопросом: а почему, собственно, всевозможные «пресс-Псаки» от нашей многострадальной «российской литературы» (да уж, русской ее не назовешь — и не в силу национальности авторов, Бог с нею, с национальностью; но уебищный СРЯ, на котором нынче пишут — это вам не великий и могучий) — итак, почему эти недотыкомки называют сетературу масслитом, а вбросы в вентилятор выделений премиального процесса — боллитрой, сиречь большой литературой? В каком месте они настолько популярны/высокодуховны, чтобы именовать мало кому известных авторов (и произведения, главное — произведения, которые никто различить не в состоянии) представителями МАССОВОЙ или БОЛЬШОЙ литературы?
Ведь для подобных утверждений должно (с ударением на первом слоге) предоставить:
а) большие тиражи, причем не четырех- и даже не пяти-, а хотя бы шестизначные;
б) широкую известность и, как выражаются нынешние любители (а чаще любительницы) речекряковой речи, «медийное присутствие» автора;
в) высокое качество текста и интересную литературную форму, отличную по стилю и прочему от текста и формы произведений собратьев по перу;
г) новизну художественных средств и задач, пусть невеликую, но чтобы было.
В этом плане ничегошеньки не может предъявить ни как бы массовая как бы литература (массовая, очевидно, не ОТДЕЛЬНЫМИ многотиражными опусами, а ВАЛОВЫМИ миллионными производствами никому не известных и неинтересных фанфиков-лырок-РПГэшек), ни ее как бы боллитровая сестрица (компрометирующая собой действительно большую литературу, точно пьяница и дебоширка Софья Фарпухина — дома приличных дам, пусть даже и с фамилиями типа «Паскудина»).
И что забавней всего, точно такими же приписками занимаются и так называемые мэтры боллитры.
После того, как по окончанию ежегодного большекнижного бурлеска г-н Мильчин, критик, работающий по сценарию «Figaro là, Figaro qua, Figaro sù, Figaro giù», издал на Фейсбуке плач по убиенной литературе: «…неполучение романом Михаила Елизарова «Земля» первого места на «Большой книге» — настоящая катастрофа. Можно найти и другое слово — преступление. Осквернение. Убийство. Насмешка над самой идеей премиального процесса», я, как вы помните, задалась вопросом: чем отличаются лаурированные книги, и не приписки ли вот это всё, с рыданиями над убитой литературой и непризнанными шедеврами? Скорбь пополам с рекламой. Как-то уж очень все знакомо выглядит.
Возможно, разница в количестве и/или в форме саморекламы очередного победителя? Чем больше он надуется, тем выше взлетит? Например, у Иличевского имеется вера в сверхценность собственной логореи и связанная с нею старушечья манера пересказывать сны и воспоминания, слепившиеся в мозгу автора (именно автора, а не героя) в обильно смазанный колобок: «Я никак не мог отойти от видения, калощадка все еще скакала по коре моего головного мозга, сотрясая черепную коробку. Этого зверя я помнил из детства, из сказок отца, в которых тот составлял для меня настоящий чудо-зоопарк, включавший и летающего жирафа, и гусеничного единорога».
И ком этот ездит и ездит по вашим мозгам. А критик всё пишет и пишет, как это неебически хорошо. Калощадка (нет, я эту гадость, составленную из слов «кал» и «площадка» даже представлять не хочу — скажу только, что ни черта у лауреата слуха нет; как, впрочем, и у его собратьев по перу) скачет по мозгам, но в отличие от колобка, деваться ей некуда.
Я много пишу про бабское писево и бабское же поведение. Потому что и то, и другое смешнее, смачнее, безобразнее «творчески-мужского». Мужики пока-а-а еще растеплятся до танца с вызыванием дождя (желательно золотого)… А бабу только ткни — она немедля начинает вертеться и, визжа, ловить свой хвост, пардон, мифопоэтически камлать. У мужиков, впрочем, тоже пристрастие к камланию все заметнее. И не поймешь, то ли камлание в приписки переходит, то ли наоборот.
Обычно за подобные графоманские пляски писателя почему-то начинают звать стилистом. Сколько ни объясняй, что стилист — это паликмахтер, как сказала бы Соня Прокоповна из любимого народом фильма, все равно только и слышишь это глупое словечко применительно к писателям. У очередного мастерапера, дескать, есть стиль, поэтому он стилист. Особенно прекрасно, если какой-нибудь Анкудинов из Майкопа, существо, вместе с Жучкой подвизающееся на лумумбарских пастбищах для руссконеговорящих, заявляет, что оно «лучший стилист Майкопа». Действительно, почетно называться лучшим мастером чего-либо там, где других мастеров попросту нет... И вот эти Богом обиженные стилисты то и дело занимаются приписками. Или, как они любят называть это дело, ребрендингом.
Отличная штука ребрендинг! Всегда можно взять какую-нибудь всем знакомую и всем же осточертевшую хню и назвать ее по-новому. Эдак красиво и незнакомо. И какое-то количество лохов непременно купятся, попробуют... Так что простые, незатейливые приписки есть занятие для дураков и дур уровня Жучки и Скади. Мужики похитрее будут, они придумывают для говна новые имена, а бабоньки тупо врут, даром что поймать их на вранье проще простого. Вот, например, Скади-Жучки норовят назвать масслитами-боллитрами:
а) фикописево, абсолютно бесплатное и лет двадцать как затоварившее сетераторские дребеня, а потому если и нужное кому-нибудь (в основном любителю вздрочнуть на продку), то не отдельными произведениями, а погонными метрами текста;
б) премиальную литературку, издаваемую микро, а то и нанотиражами по 300 экземпляров (на подарки френдам), которая дает своего автору столько же дохода и стабильности, сколько дает игроману того же самого игра на скачках и одноруких бандитах.
А мужики, хитрованы, например, делят всю эту неразличимую муру на Сарру и Агарь. И в результате получается, что бабские приписки ущучить проще простого (недаром же Скади сразу после обещания масслитераторам мульонных доходов завертелась, заюлила, принялась скулить, что лично она — sic! — пишет исключительно бесплатно, но это ее желание такое, благое-непринужденное, а вовсе не полная нечитабельность, невостребованность и негодность ее писанины), то с мужскими хрен разберешься. Чем Агарь хуже Сарры в художественном отношении? Конечно, лучше быть уважаемой женой, чем подневольной наложницей, это всякой восточной женщине «интуитивно понятно». Но и в том, и в другом положении есть определенные плюсы и минусы. Вот и путайся между двух сосен под названием цимес и ахнаса, пока очередной хитрый критик объясняет тебе, что Агарь, видите ли, есть закон, а Сарра есть благодать (хотя на самом деле-то все наоборот).
Короче говоря, современная литература такова, что без приписок, по-бабски глупых и легко разоблачаемых или по-мужски хитрых, но оттого не менее идиотских, паралитературному процессу не обойтись.