Орлы-меценаты и душевно ясные снегири
Вышла у меня новая статья на "Альтерлите". Ну и, натурально, понеслась: "аццки недочетал, ниасилел, где новые интересные сплетни"? Да нафига вам новые, когда за пределами малюсенькой литпесочницы этого прилипалу Прилепина, пардон, человека большой душевной ясности, никто знать не знает? Вот я и разъясняю эту сову. То есть рыбу-прилипалу. С начала и спроста.
Знакомство мое с критикой Андрея Рудалева началось вовсе не с трудов Рудалева. Меня вдохновило то, что сказал о нем «светоч современной литературы» Захар Прилепин: «Мне кажется, что Андрей Рудалев — человек удивительной душевной ясности. То есть, обладает он, помимо своего литературного (а вернее сказать — критического) дара еще и такими человеческими чертами, которых не хватает многим и многим, а уж литераторам особенно часто».
После такого признания со стороны светоча, пожалуй, можно вообще ничего не писать. Только припадать к стопам благодетеля или к чему благодетель разрешит припасть. А тот уж сам расскажет публике, за что ей следует любить Андрея Рудалева как критика, как человека и как этическую постоянную в штормящей литературной действительности.
Вроде бы и нет ничего криминального в том, что одному литератору нравится другой литератор — как литератор. Однако система «литтусовочного протекционизма» давным-давно служит не к развитию литературы, а к ее разрушению. Вот публика, неблагодарная, едва заметив в очередном литераторе чьего-то протеже, и вглядывается недоверчиво: а ты, мил-человек, сам-то чьих будешь? Уж не тех ли, кто нам и прежних, гм, порекомендовал? Хотя это, конечно, неправильный подход. И о книге не стоит судить по обложке, и о даровании — по личности покровителя. Надо самому разбирать, кто тут константа, а кто большой душевной ясности человек.
Итак, начнем с того, что критик А. Рудалев очень любит свою страну. Он патриот настолько, что его декларации остранения писателя от идеологии выглядят бенефисом на ярмарке, где-то между пивным ларьком и лавкой с расписными пряниками. Ну или небольшой шуткой, скажем, над самим собой.
«В настоящее время следует констатировать печальную тенденцию возвращения идеологической литературы. Если в нулевые годы молодые литераторы писали манифесты и бодро заявляли о своей свободе от идеологических пут, то сейчас идеология стала активно проникать в литературу. Художественный текст становится идеологически предзаданным, особой формой развертывания политического кредо авторов». («Литература бежит в сторону идеологии». 2018)
Как тут не согласиться — так оно всё и есть. И что идеологическая литература вторична, клиширована, представляет собой симулякр реальности, тоже нельзя не согласиться. Значит, критик Рудалев свободен от этого бремени?
Свободен, конечно. На бескрайних просторах нескольких абзацев. Даже в этой статье критические уколы поражают Д. Быкова, Д. Глуховского, С. Алексиевич... Чувствуется некая тенденциозность выбора. Притом, что многие высказывания в адрес упомянутых авторов верны. Верен и конечный вывод: «Идеологизированная литература производит мертвечину. Ее становится все больше. Автор спешит обозначить свою идейную позицию, заявить политическое кредо. Откликнуться развернутым постом, который назовет романом. Идеология наступает и удушает живое и суверенное в литературе».
Так за чем же дело стало? Как всегда — за осуществлением всех изложенных принципов в трудах самого Рудалева. А что там с трудами? Я, хоть и знаю о его порочной (или наоборот, беспорочной) склонности хвалить произведения З. Прилепина в превосходной степени, не стану повторять то, о чем писалось многократно. Так же, как поминать не единожды помянутое произведение «Четыре выстрела в упор», где Рудалев с подачи все того же светоча рассказал «о значимости современной литературной ситуации. И что нынешнее литературное состояние находится на уровне Серебряного века». И даже стал на стезю «преодоления нигилизма по отношению к современности».
Но ведь жизнь началась не в позапрошлом году, не так ли? Началась она гораздо раньше — так что даже довольно молодые люди застали столь нелюбимые многими 90-е. Застал их (и невзлюбил) и Андрей Рудалев. Ну, если судить по манифесту (а вернее, по печальному романсу в духе «Как грустно, туманно кругом») под названием «Во всем виноват тунгусский метеорит»: «Я никогда не доверял теории реинкарнации, но тут хочешь не хочешь прислушаешься. Продукты распада СССР, с примесью Чернобыльской АЭС образовали фантом Ельцина. Дух Ельцина помазал на царствие Путина и стал ВВП, Путин раздвоился и предстал в двух лицах, обрел себя виртуального с аббревиатурой ДАМ. И все они плоть от плоти одно и все они одно чужое, но тщательно мимикрирующее тело. И все это не реальные персонажи, а скорее метастазы некоего внеземного паразита, занесенного нам возможно тунгусским метеоритом. Такая вот баня с пауками, а вы говорите, вечность…»
В той давней-предавней статье уже не без благодетеля: «И ведь, действительно, как написал в своей колонке в «Русской жизни» Захар Прилепин, «зла не хватает». Отчего-то цитирование прилепинской «мудрости» А. Рудалевым сильно напоминает привычку мужа-подкаблучника повторять за «своей Галей» пословицы и поговорки, как будто «его Галя» их и придумала.
Но в общем и целом картина нарисована не просто безрадостная — апокалиптическая.
Однако возьмем сборник статей А. Рудалева, полистаем его — и обнаружим: то была не катастрофа, а победа! Только пролонгированная. До осознания победительности которой надо было дожить. Всего-то несколько годочков.
В статье «Жизнь по чужим лекалам» автор а-капелла поет песнь победы: «Да, мы победили! Мы завоевали «нулевые». Мы огромный, сплочённый липкинский полк. Нам двадцать-тридцать, мы от Камчатки до Калининграда. У нас всё: и финансовая поддержка, и СМИ, и благосклонность старших товарищей. Мы общались в Кремле с Сурковым и с Путиным в Ново-Огареве пили чай». То есть вот это самое Великое Зло, метастазы космического паразита в теле человеческом, допустило автора статьи к своему сервизу — и там, за чаем было побеждено, не так ли?
Не так. Побеждено было не космическое зло, а… литература.
«Мы затуманили всем мозг и отформатировали литературу, сделав из неё «новый реализм». Мы для кого-то агрессивные бездари-сорняки, расчищающие локтями себе место под солнцем. Но уже совсем скоро никто и не вспомнит, что может быть что-то иное». Да, в такое верится. Еще бы глаголы местами поменять: «отформатировали мозг и затуманили литературу». Вот так хорошо. Правдиво.
Да бросьте, скажут мне. Это сарказм. Вам надо в текст смайлик с саркастическим выражением поставить, чтобы вы поняли? Что вы, не стоит, отвечу я. Я и сама так думала. Все время, пока читала строки именно что космической глупости и такой же безграмотности. Не обессудьте, но приведу еще несколько: «Мы делаем будущее, мы формулируем идеал. Мы не одеваем кепки от солнца и не закрываемся в футляр кондовых стереотипов и бессмысленных псевдоинтеллектуальных рассуждений».
Одетые кепки (прежние мещане от литературы, надо понимать, ходили в раздетых кепках) не раз уже послужили предметом издевки над уровнем автора — и заслуженно. Но не в них цимес. А скорее в том, что принадлежность к стае, вернее, приписка к полку — вот причина большой гордости литератора Рудалева. Очевидно, со времен обличения тунгусского метеорита он полюбил ходить строем.
«Пусть для других литература — иссохший родник с паутиной и пауками, но для нас она бьёт ключом. Если кто-то прозревает её финал и бьётся в апокалиптических конвульсиях, то мы радуемся всему новому, которое неисчерпаемо». Пауки не водятся в родниках, даже и иссохших. Даже водяные. Особенно в тех, где все еще могут прибить ключом. Ну и апокалиптические конвульсии не чужды критику Рудалеву. Были не чужды. Достаточно вспомнить «вину тунгусского метеорита».
«А если завтра скажут: на фиг литература! И фаталисты согласятся, пропев: они победили… Мы опять будем заявлять «новый реализм» и делать через него искусственное дыхание». Критикам, так и норовящим рекомендовать публике ту или иную книгу, надо научиться хотя бы согласовывать падежи. Пусть песнь победы можно петь и «без падежов», на чистой мегаломании. Однако метафоры тоже учитесь создавать, панегиристы многогрешные: делать искусственное дыхание относительно здоровому человеку значит переломать ему ребра, рискуя его жизнью, и без всякой нужды. «Я хочу признаться, папа, что мне очень нравятся убийства».
«Но мы-то никому не проигрываем. Никогда. Потому что другие… Мы победители, и это записано у нас на подкорке, и иными уже не сможем быть». Там еще было про «тавро неудачника», выжженное на тех, кто не с данными конкретными любителями чая, и много столь же прекрасного. Критик Рудалев создал эталон. Эталон низкопоклонства «непобедимого полка» — только какого именно полка? Писателей ли? Или новых чинуш?..
Всё в этом гимне чинуш прекрасно, всё дивно. Но не ново, видели мы нечто подобное в щедринском «Орле-мецената». Да не соловья, чей талант и холопство убить не могло, а снегиря: «Самый большой успех достался на долю снегиря. Вместо приветствия он прочитал фельетон, да такой легкий, что даже орлу показалось, что он понимает. Говорил снегирь, что надо жить припеваючи, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что была бы у него розничная продажа хорошая, а до прочего ни до чего ему дела нет, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что холопское житье лучше барского, что у барина заботушки много, а холопу за барином горюшка нет, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что когда у него совесть была, то он без штанов ходил, а теперь, как совести ни капельки не осталось, он разом по две пары штанов надевает, — а орел подтвердил: «Имянно!»
Конечно, взгляды могут меняться. Но присущая А. Рудалеву смена настроения, взглядов и принципов, случается, извините, с наркоманами, которые вот только что были счастливы — и уже лезут в петлю. И наоборот. Все потому, что источник их счастья-несчастья находится вне их тела и никак ими не контролируется — наоборот, это он контролирует их. Так и А. Рудалева контролирует некая внешняя сила. Может, Прилепин, может, Сурков с Путиным, может, мозговой слизень, удачно оседлавший пролетающий метеорит…
Как писал в свое, весьма далекое от нас время критик Юрий Самарин: «Этим объясняется необыкновенная легкость, с которой он меняет свои точки зрения и меняет бесплодно для самого себя, потому что причина перемен не в нем, а вне его».
Могут сказать, что здесь вырвали из контекста несколько противоречащих друг другу фраз и… Да не фраз, дорогие оппоненты. Статей. А. Рудалев пишет противоречащими друг другу статьями.
Так, статья «И Сталин такой молодой» даст вам разъяснение, чем хорош, по крайней мере полезен и нужен тиран, диктатор: «Самые свежие примеры — «преступные» режимы Слободана Милошевича и Саддама Хусейна. Цели, ради которых из них сделали чудовищ, нам всем понятны. Подобное исчадие ада технологи могли бы сделать и из Лукашенко, Путина, да собственно из кого угодно, лишь бы было желание и стратегические интересы».
А в статье «Кухонные разговоры и параллельные миры» вы найдете только что не призыв к бунту: «Кто сегодня пойдет на баррикады, будет колотить касками об асфальт? Кто будет совершать безумные, в терминологии центральных ТВ каналов, поступки, говорить правду в лицо? «Они слишком вальяжны и успешны, чтобы дать в морду» — услышал я как-то подобный комментарий». И так со всеми «убеждениями» Рудалева: каждый раз у него бабушка надвое сказала. Сообразно социальному заказу.
Так критик Андрей Рудалев и следует двум стезям разом, так и живет в параллельных мирах, причем в обоих — в полном довольстве. Определенно, найти в удивительно гибком литераторе Рудалеве душевную ясность может только такая глыба с орлиным взором, как Захар Прилепин. Уж больно малое количество упомянутой ясности демонстрирует его протеже. Можно сказать, следовое.