Черные копатели литературного назема. Часть 2
Итак, продолжаем бить яйца и готовить омлет из младоаффтаров и их веры в себя. Вернее, в то, что «и они так могут».
Гораздо почетней варить и продавать пиво, чем сушить читательские мозги безвкусным литпродуктом. Пиво, конечно, вредно для фигуры (и для многого другого), но это не подделка (если пиво хорошее) и пивовар достоин уважения как честный производитель. К тому же потребитель, обнаружив складку, привольно драпирующую пряжку ремня, волен ограничить свои аппетиты и перейти на сухое вино или колумбийский кокаин (шучу). Потребитель предупрежден о последствиях своих излишеств, и если он считает пиво таким же здоровым продуктом, как сельдерей — это его собственные допущения и извращения.
В отличие от пива книга априори представляется годной пищей для мозга. Если она не несет в себе питательного субстрата для мысли, то она, как сейчас принято выражаться, «расслабляет». Человеку нужно «расслабиться» после работы, вот он и читает всякое… сусло с дрожжами. Складок на животе и боках нет — значит, и беспокоиться нечего. Лобные доли скрыты костями черепа, так что появляющиеся на них дегенеративные изменения — тайна для потребителя. По крайней мере до тех пор, пока в его речи не начнет доминировать обсценная лексика и клич «Ы-ы-ы!»…
Но ведь писатель-то не колется! — снова возражают мне. Да, он пишет полную хню, от которой вянут клетки мозга. Да, он пишет раздельно «всуе» и «несмотря». Но он НЕ КОЛЕТСЯ! И читатель не колется. А мог бы. Ура писателю!
Вы уверены? Опять-таки, как человек, писавший в рамках другой своей сферы деятельности (также скомпрометированной дилетантами) книгу о психологической зависимости, могу констатировать: аддикцией может стать ЧТО УГОДНО. В том числе и чтение. При этом конструктивный эффект (как то интеллектуальное развитие) уменьшается, а деструктивный эффект (как то отставание развития) усиливается. Человеку кажется, что он приобретает нечто ценное, хотя приобретает он лишь привычку к навязчивому фантазированию, чья ценность весьма-а-а сомнительна. Для подпитки этого монстра, объедающего личность аддикта, требуется все новое и новое литбарахло, содержащее необходимую дозу драйва. Книги, предполагающие работу мысли, отбрасываются с воплем «Ниасилил!»
Нельзя говорить о том, что выброс наркотиков на подпольный рынок не влияет на «хорошую молодежь», поскольку целиком всасывается организмами «плохой молодежи». Так же, как нельзя говорить, что затоваривание книжного рынка откровенной хренью не влияет на «хорошего читателя». Неопытный читатель одинаково подвержен опьянению адреналином-эндорфином при бесконтрольном потреблении литературного наркотика с последующим кайфом в форме навязчивого фантазирования. И вкус у неопытного читателя еще не сформировался, он с трудом отличает хорошую книгу от плохой, а со временем и вовсе перестает понимать, что и для чего он читает.
Поэтому, встречая высказывания типа «Книга увлекает, хочется узнать, что дальше, язык, которым она написана, не так уж важен», я понимаю: все. Еще один литературный вкус погиб в зародыше, еще один потребитель погиб для литпродукции — качественной литпродукции, годной и стоящей. Ему уже все равно, пища для размышлений перед ним или очередная марочка с психотропом. Вы имеете готовенького аддикта, который ничем не лучше простого химического наркомана — разве что его наркотик в разы дешевле.
Вдобавок вы имеете плеяду аффтаров, которым никогда не стать авторами — зачем? Их читают, какую бы фигню они ни несли в массы, какими бы ошибками — фактическими, этическими, стилистическими или орфографическими — они ни украшали свой текст. Главное, чтобы их «психотроп» продавался. Какими токсинами он осядет в мозгах — не их забота. Гм. Продавать толченое стекло вместо соли — это преступление, а продавать наркоту вместо литературы — это хорошо. Лишь бы аффтар сам на иглу не сел.
Хотя мне кажется, что такого пейсателя имеет смысл не хвалить, а пороть по субботам мочеными розгами. И приговаривать: «Бойся Бога, дурак!» Потому что отсутствие ответственности за свою работу, равно как и отсутствие легко прослеживаемых негативных эффектов от той работы вовсе не означает, что всё тип-топ. Пролонгированные последствия в виде деградации какой-либо сферы человеческой деятельности или какой-либо сферы человеческого мышления не всегда видны, но всегда вредны.
Я не думала, что когда-нибудь стану тосковать по советской цензуре, некогда казавшейся мне бессмысленной и беспощадной. Это была система, легко выплескивавшая младенца вместе с водицей. Это был молох, уничтожавший диссидентскую мысль (которая нередко выражалась в ОЧЕНЬ убогой форме). Но какую-то ответственность цензура на редакторов возлагала. Чудовищно безграмотные опусы бездарных бумагомарак (коих во времена моей юности было не меньше, чем сейчас) попросту не доходили до рынка. И потому большинство писателей, на чьих произведениях мы росли, сегодня причисляют к классикам. Просто потому, что их книги писались литературным языком и заключали в себе идеи, которые можно было обдумать. А литпродукт, если и не был питательным, то был хотя бы безвредным.
Сегодня невозможно выцепить глазом достойный объект в родимом грязевом потоке развлекательного чтива. Рыться в тысячах единиц электронного хранения текстов — задача для черного копателя, а не для читателя. Интернет пестрит воззваниями типа «Скажите, что бы хорошего почитать!» После таких воплей о помощи нередко дается список образцов, вызывающий недоумение: ширпотреб-макулатура, объединенная атрибутами вроде фэнтезийного средневековья, эротического вампиризма, вооруженного даосизма и прочего идиотизма.
Для чего нужно следить за уровнем языка и смысловой наполненности развлекательной литературы? Да чтобы, развлекаясь, читатель не отморозил себе мозг. Чтобы Ремарк или Гашек не казались ему «нудятиной правайну» — как же, ни одной эпик баттл с алебардами и моргенштернами! Чтобы видел разницу между литературным стилем, жаргоном и канцеляритом.
А потому что скучно стало «объяснять вкус дыни тому, кто всю жизнь жевал сапожные шнурки».