Бестиарии и бестиалии
Помнится, в свое время френдесса в ЖЖ подала идею перевода термина "фикрайтер": "На немецком "фикен" - трахаться, "фик" - трах. Соответ-ственно получается, что "фикрайтер" - трахописец". Если говорить о шипперах, то это именно так. У тех весь опус не более чем слегка запутанный подход героев к койке. Трахописцы попросту не умеют писать что-либо помимо траха - даже если произведение принадлежит к жанру "джен", то есть по определению не содержит сексуальным сцен. Как в анекдоте про Анку-пулеметчицу: хоть детскую кроватку собираешь, а всё пулемет получается.
Ну а поскольку маршрут "Фикбук-Самиздат-Армада" (впоследствии преобразившаяся в "Альфу", но все равно оставшаяся издательством сетераторского хлама) трахописевом был проложен давно, лет десять назад, то и получили мы в "официальной литературе" вместо большинства жанров ту самую лырку, маскирующуюся подо все подряд. Теперь вот это всё протекло в боллитру и усердно впаривается Левенталями в качестве "нового тренда" (ужасно нового, и тридцати малютке, рожденному шипперами, не исполнилось! как? исполнилось? все равно новое!). И мы, читатели, уже начинаем привыкать к шипперской не столько даже биологической, сколько социопсихологической чуши.
Но есть вещи, к которым что-то не привыкается никак. Вот меня, например, в фэнтези нового тысячелетия неимоверно изумляет мотив секса человека (или антропоморфных персонажей) с драконом. Однажды я где-то приводила фрагмент фика, в котором хоббита Бильбо охаживает Смауг, в электронных библиотеках имеется, прости господи, тег "полюбить дракона". И писеводелы неустанно его пополняют под девизом "Драконы? Дайте два!".
Некоторые люди еще лет девять-десять тому назад писали о своем категорическом неприятии подобных миксов, объяснив по Станиславскому, что не верят в совпадение брачных ритуалов и наклонностей разумных рас, а тем более в преодоление табу, стеной стоящих между видами. Не могу согласиться безоговорочно, вспоминая поведение, скажем, тех же зверушек в зоопарке, у которых нет пары. Они начинают ухаживать за зоотехниками или обращают внимание на тех животных (порой не только другого вида, но и другого отряда, другого класса), которые оказались в их вольере.
Не всегда у животных инстинкты сосуществуют в мире и согласии. Например, инстинкт размножения запросто отключает инстинкт самосохранения - и лососи идут на самоубийственный нерест, а самец богомола бодро марширует оплодотворять ту, которая его безжастно сжует в процессе совокупления. Вдруг у разумных тоже такое бывает? Хотя о чем это я? Бывает - и постоянно.
В первую очередь отметем как стоящий источник информации известного многим просветителя-благодетеля Дольника, вещающего на тему гармонии животного мира - он идиот, excusez-moi. Его сверхвыводы биологу, а тем паче этологу хочется спустить в унитаз. Что поделать, избирательное восприятие рулит: Дольник видит лишь то, что подтверждает его теории, а выпадающие из теорий факты в упор не замечает.
Он из тех, кто с пафосом заявляет: все животные кидаются спасать детенышей, рискуя жизнью! Ага. А родителей, спокойно жертвующих половиной детенышей изначально (слабых обычно убивают, лишая еды, более сильные из помета - еще в гнезде или в норе) и принципа многочисленности потомства как компенсации высокой смертности детенышей в природе не существует. И животных, которые со своими деточками даже не знакомы - тоже. Эту циничную штуку придумали злые дяди и тети, дабы испортить настроение малограмотным популистам-бихевиористам.
Начнем с того, что межвидовое скрещивание, несмотря на всю хитрую зоопсихологию, широко распространено. Пусть природа и для разумных, и для неразумных придумала много систем "ключ-замок", чтобы рождалось поменьше гибридов, они все равно рождаются. При этом многие оказываются стерильны, как мул или лошак; или хуже адаптируются к местным условиям, как помеси гавайской кряквы с дикой; или вообще ни для чего не годятся, кроме демонстрации в зоопарках, как лигры и левопарды. Но даже если межвидовой гибрид вполне жизнеспособен и способен к размножению, поколения его потомков непременно будут содержать множество нежизнеспособных, стерильных и полустерильных особей. Подавление мощности и плодовитости в гибридном потомстве называется разрушением гибридов. Словом, природа добьет тебя в твоем потомстве, коли не смогла отвратить от неподходящего партнера.
Однако люди по мере развития медицины становятся все наглей и безбашенней в выборе партнера. И не задумываются над тем, какие розы им приготовит данный конкретный Гименей, какое потомство принесет данный конкретный партнер. Еще столетие назад хотя бы околицей выведывали, нет ли в роду жениха/невесты скорбных главою - а сегодня и этого не делают: авось прорвемся! Может, во имя любви и стоит рискнуть. Тут каждый делает свой выбор.
С брачными ритуалами также не все просто: некоторых индивидов тянет на экзотику с такой страшной силой, что сойтись с представителем невиданного племени для них - воплощение сексуальной фантазии. Есть и целые народы, в чей мозг свингерство встроено как средство вливания свежей крови, как средство от вырождения. В немногочисленных, уединенно живущих племенах есть обычай подкладывать своих женщин под всякого мимокрокодила в лице очередного Жака Элиасена Франсуа Мари Паганеля. Благо географы существа рассеянные - настрогают детей и дальше пойдут, капитана Гранта искать.
Все вышеперечисленное могло бы объяснить, с каких девиаций люди могли бы засношать представителей разумных рас, даже если те увешаны крыльями-хвостами-рогами-грудями не по-человечески. Приблизительно антропоморфный облик наверняка вызвал бы интерес у любителей экзотики, не зря же в мифологии постоянно всплывают извращенцы такого сорта, Афродитой обиженные. Подсознание соглашается на эксперименты.
Но эксперимент эксперименту рознь, знаете ли. Описание дракона всегда проникнуто восхищением, всегда. Оно и неудивительно: что великая мудрость, которую символизируют восточные драконы, что великое зло, таящееся в драконах Запада, равно вызывают восхищение своей масштабностью.
У меня по этому поводу один вопрос: драконофилы, вы собираетесь трахать мудрость или безнравственность? Спать-то придется - с телом. Ну и еще один, пожалуй: вы в зоопарке-то были, крокодила видели? Вот эту великолепную трех-пятиметровую тварь в грязно-зеленой броне, с бессмысленными буркалами и ротиком, полным кривых ножей? Мне как биологу отряд Крокодилы нравится: замечательное животное и, действительно, вершина эволюции с точки зрения адаптивности. Но заниматься сексом с гигантским пресмыкающимся, особенно если размерчик оного увеличить метров с трех до тринадцати... Тут уж не требуется никаких барьеров психологического плана, физиология задушит желание в зародыше. Как говорится, давай дружить, о мудрый ящер.
Тем не менее в каждом правиле найдется хоть одно исключение. А чаще и не одно. История не столько любви, скорее уж секса по дружбе между женщиной и ящером, встретившаяся мне у Кристофера Мура в веселой книге The Lust Lizard of Melancholy Cove - "Ящер страсти из бухты грусти", была обоснована идеально.
Шизофреничка Молли Мичон, бывшая порнозвезда с нелегкой судьбой и неусмиримой мизантропией - тот самый тип женщины, что способен взять на себя заботу о ящере-людоеде. Люди Молли несимпатичны, она им не доверяет. А отношение публики к ее телу, словно к куску мяса, уравнивает представителей вида хомо с любым другим хищником, который не прочь полакомиться человечинкой. Ящер, всплывший в Хвойной бухте, не пугает бывшую "малютку Мичон" даже размерами. Ну а сама тварюга, пришедшая на нерест, особо не разбирает, человек перед нею или вообще бензовоз.
К тому же у мифической зверюги есть тайное оружие, которым на деле располагает практически любой реальный биологический вид, но человек его утратил (или практически утратил), а значит, утратил и защиту от него. Феромоны.
"Стив зарычал, и острые углы трейлера растаяли, превратившись в изгибы и жилы драконьего тела. Он перекатился на бок, и Молли увидела, как чешуя у него на брюхе раздвинулась, и на свет божий выдвинулись семь футов драконьего пениса — толстого и несгибаемого, как телефонный столб. По всему органу замигали люминесцентные огоньки.— Ух ты — впечатляет, — выдохнула Молли, отступая на несколько шагов.Стив послал ей сообщение, похожее на то, которое отправлял бензовозу. На Молли подействовало лучше. Колени ее подогнулись, по бедрам побежали теплые мурашки, в висках застучало".
К тому же уникальному ящеру, так же как зверушке из зоопарка, лишенной пары, возможно, навсегда, - ему, сами понимаете, перебирать партнерами для спаривания не приходится. Самки еще могут выкобениваться, у них выкобенивание заложено в биологическую программу - но не самцы с их, как сейчас говорят, полиаморией.
Молли не зря много лет снималась в порно, где все стопоры с выбора партнера были сняты надежно и надолго. К тому же в ее нынешней жизни не предвидится никаких контактов ни с какими партнерами в уныло-добропорядочном городке, где нормальных людей нет, поэтому все усердно имитируют "каквсехность". Она не любит людей - причем во всех смыслах этого слова не любит.
Кому и быть ксенофилом, как не такой Молли Мичон? Особенно с ее специфическими, гм, умениями. И кому смеяться над романтическими ксенофилами, как не Кристоферу Муру? Он знатный мастер стеба.
"Она заглянула Стиву в глаза (по крайней мере — в один глаз), подошла к его морде и нежно коснулась губ (или того, что было бы губами, если бы они у него имелись). Ее обдало резким и сладким дыханием — смесью одеколона «Старые специи», мужественных мексиканцев и выблеванных коров.— Ты знаешь, — сказала Молли, — я никогда не целовалась с парнем, у которого изо рта пахнет школьным завучем".
Мур, конечно, не может не коснуться темы, которая на деле интересует всех потребителей темы ксенофилии. Как в анекдоте: "But how, sir?" Как-как... Газонокосилкой!
"Молли попробовала — а фактически совершила героическую попытку, — но даже для женщины в такой превосходной физической форме задача оказалась не по силам. Тем не менее, ей удалось засечь возле ангара бензиновую газонокосилку (которой покойные наркобароны пользовались для зачистки местности и предотвращения возгорания) и твердым, но нежным применением этого неуклюжего механизма и некоторым количеством ласковых увещеваний довести Стива, которое французы неисповедимо называют „маленькой смертью“".
Чем хорош настоящий писатель (и талантливый переводчик), так это тем, что текст, даже повествующий о вещах откровенно несбыточных, непристойных и неведомых, не производит впечатления "фубля" или "что-то у них тут недоработано". А то как откроешь каких-нибудь шипперов или тырящих у шипперов "повестку" упырих, как увидишь там что-нибудь эдакое, познавательное, из "Занимательной копуляции для детей" почерпнутое и переписанное для взрослых на гопоязе... Причем для отменно глупых взрослых, которые не в теме ни в плане зоологии, ни в плане сленга.
Взять, например, упырский рассказ, по мнению аффтара, саамый что ни на есть толерантно-просветительский: "А под трусами у гиены выпирает огромный хер!— Ах ты сраный трансвестит! — зарычала псина. — Приперлись тут однополые мудаки, детей развращают, насмехаются над честной тудящейся женщиной! Хером в бикини трясут!— Это не хер, а клитор! Я горжусь своим клитором! — захохотала гиена".
Поверьте, дело не в том, что писево упырей непристойно и крутится вокруг того единственного места, которое интересует фикопишуще-шипперящих, уверенно идущих проторенным путем правила 34. Литературная эротика, исправно переходящая в антилитературное порно, встречается и у выдающихся авторов. Харуки Мураками, что ли, вручали премию Bad Sex in Fiction - "За плохое описание секса"? Но он точно попадал в шорт-лист премии в 2018 году.
Притом, что эта самая Bad Sex in Fiction касается и очень неплохих сцен, посвященных, гм, копуляции. В сравнении с тем, что на эту антипремию номинируется, барахло наших шиппероподобных боллитровок - голимый отстой. И не из-за темы извращений, а тем более не из-за "гетерастии" и ханжества настоящих критиков этого... тренда (которую критикам так любят приписывать и сами шиппероподобные, и их соратники, а точнее, подпевалы). А просто из-за отвратительности передачи процесса словами.
Зато писатели - настоящие, а не назначенные - бывают и насмешливы, и забавны, и даже романтичны, оказавшись вроде бы загнаны в угол этим самым "but how".
"А вскоре то, что поначалу казалось непреодолимым препятствием — разница в размерах, — превратилось в преимущество, что и позволило Молли присоединиться к Стиву в этом царстве мира и наслаждения. Как? Вообразите, что медленно скользите по длинным и скользким перилам языка, причем каждый вкусовой сосочек дразнит и щекочет все щелочки именно там, где нужно, — и вы поймете, как именно Молли в конечном итоге растеклась лужицей удовлетворения у него в том самом месте между шеей и плечом, которое так любят все женщины. (Только у Стива рука от этого не затекла.)"
Разница, если кому неясно, не в способах занятия сексом. Не в выборе партнера персонажами. Не в степени непристойности описанного момента. И уж тем паче не в сексуальных наклонностях автора (о которых ни критики, ни читатели ни черта не знают, что бы и те, и другие ни врали; к тому же и декларации авторские тоже могут быть всего лишь маркетинговым враньем). Разница в качестве текста (в существование каковой некоторые деписы и дочекритикессы не верят).
Разница в другом. В лексиконе. В интонациях. В стиле. В литературном слухе. Короче, в писательском таланте, который в наши дни принято приписывать, уж не обессудьте, любому золотарю, роющемуся в отвалах сетературы.
Продолжая рассказ о ящере и даме его рептильего сердца: нет, они не поженились и не начали плодить гибридов. Здесь автор оказался жестоким реалистом: у женщины и ящера нет будущего - даже в качестве друзей. История закончилась возвращением монстра в родную среду с печальной нотой расставания и разрыва. Очень трогательной, несмотря на то, что Мур безусловно сатирик-постмодернист. Он тоже любит взять какой-нибудь литературный штамп - и раздербанить в клочья, а из клочьев составить забавный коллаж. Любуйтесь и ужасайтесь.
Собственно, это и можно назвать настоящим постмодернизмом - умение освежить штамп и подарить ему новую, незнаемую жизнь. А рассказы про дефекацию, копрофилию и некрофагию - это, по моему мнению, не более чем умирание идеи. Ее смерть и разложение, обильно политое слюной восхвалитиков и литературоведов, пребывающих в запущенной, нелеченной гипомании под девизом "мыникаквсе".