«Детство — это неизлечимо»
Новая статья моя в «Камертоне» посвящена модной поэтессе Вере Полозковой. Из «имиджевой поэтессы», усердно изображающей андрогина-бунтаря, получилась довольно утомительная пышная матрона-либерастка со связями. Увы, сегодняшние «блогопоэтки» заканчиваются с последней своей удачной фотосессией.
Я больше всего чувствительными стихами занимаюсь, которые выражают любовь, разные страдания. А то много теперь стихов написано таких, которые ничего не выражают. Так те для меня неинтересны-с.«Женитьба Бальзаминова»
Меня давно интересует вопрос: куда девается любовь к поэзии, когда поэзия уходит — и из культурной жизни, и из семантической памяти? Разве не должны люди, которые когда-то любили поэзию, искать новые ее явления, новые феномены, новые имена? Время от времени информационный поток проносит мимо имена модных поэтов и поэтесс. Со временем из категории модных они переходят в категорию известных, а там в категорию медийных. Медийный поэт есть феномен нашего времени, завязавшего культуру на медийность. Морским узлом.
Одна из модных поэтесс 2000-х, Вера Полозкова, не единожды подвергалась критике и хвалитике, о чем охотно упоминает в своих стихах:
Либо кривятся, либо туфли ползут облизывать,Жди в гримерке, пока на сцену тебя не вызовут.
Создается впечатление, что сидение в гримерке и есть то, что формирует современного поэта в большей степени, нежели живая жизнь и литературное творчество.
По мнению Евгения Ермолина, поэзия Полозковой — это «голос нового российского поколения», поскольку поэтесса «совпала с этой эпохой в её самом лучшем выражении». Насчет лучшего выражения поспорю: поэтесса Полозкова совпала с новым российским поколением в его основном качестве, а именно жажде внимания и признания. Поэтам вообще-то свойственна истероидность недолюбленных детей, но талант может компенсировать любой недостаток, в том числе и «детство, которое неизлечимо» и которое накладывает отпечаток на всю последующую жизнь.
Стихи Полозковой — это прямо-таки квинтэссенция того, что может высказать чем-то (кем-то) обиженная в детстве девочка, а ныне популярная блогерка, в адрес своих мужчин (вернее, «мальчиков»), непонятливых взрослых, а заодно и руководства Этой Страны, разумеется. Претензии к безразличным «большим» со стороны сердитых «маленьких» — вполне рядовое творческое начинание. Корить за него смешно, это не более чем программное выступление.
«Непоротое поколение», «снежинки», «книжные дети, не знавшие битв» — все они пишут нечто подобное, «изнывая от мелких своих катастроф», демонстрируя себя вселенной равнодушных взрослых. Чтобы представить, о чем в общем и целом пишет Вера Полозкова, достаточно прочесть стихотворение четырнадцатилетней давности: начало посвящено вышеупомянутым взрослым, которых «Верочка», по ее мнению, знает лучше них самих…
Взрослые — это нелюбознательные когда.Переработанная руда.Это не я глупа-молода-горда,Это выне даете себе труда.Назидательность легкая, ну, презрительная ленца.Это не я напыщенная овца,Это вас ломает дочитыватьдо конца.Потому что я реагент, вызываю жжение.Напряжение,Легкое кожное раздражение;Я свидетельство вашего поражения,вашей нарастающей пустоты.Если она говорит — а кому-то плачется,Легче сразу крикнуть, что плагиатчица,Чем представить, что просто живей,чем ты.
…затем рассуждение плавно съезжает на своеобычное молодежное, если не сказать подростковое самолюбование…
Я занимаюсь рифмованным джиу-джитсу.Я ношу мужские парфюмы, мужские майки, мужские джинсы,И похоже, что никому со мной не ужиться,Мне и так-то много себя самой.
…и заканчивается неизменным «девочка любит мальчика, девочка ругает мальчика за то, что она любит этого мальчика».
Потому что врагам простые ребята скальдыНа любом расстоянии от кости отделяют скальпы,Так что ты себя там не распускал бы,Чтобы мне тут сниться, хороший мой.
Из подобных произведений читатель «со стороны» (то есть тот, кому они не могут быть адресованы как целевой аудитории в силу изрядного возраста, иного круга интересов и отнюдь не подросткового уровня интеллекта) извлекает важную информацию, а именно четкое понимание, что собою представляет современный поэт. На деле поэт сегодня есть результирующее трех составляющих: популярного блога, покровительства знаменитости и наличия словаря рифм.
Проект модели «Полозкова» (или «Яхина», или «Прилепин») в наши дни можно вырастить из любого гладко говорящего начитанного создания, уверенного, что быть пошлым — не стыдно. Стеснение и даже адекватная самооценка литературному проекту не к лицу, мешают блистать харизмой и покорять пустословием. Быть многоглаголивым пустословом совсем не сложно, да еще и выгодно. Тем более во времена, когда критики и сами не ведают, что говорят и кого творят.
Критик Евгения Вежлян видит причину успеха Полозковой в том, что она синтезировала «в единой версии-лайт голоса столь разных поэтов, как Дмитрий Воденников или Дмитрий Быков». Не знаю, как можно считать такие высказывания положительными отзывами — компиляторские «лайт-версии» (то есть как, еще больше «лайт»?) и умение попадать в градус банальности вряд ли можно отнести к достоинствам.
Сам Дмитрий Быков с его небескорыстным интересом к молодым литераторам объяснял отрицательные отзывы на Полозкову нехитрыми причинами, теми же, какими объясняют критику в адрес своего кумира все фанаты (хотя Д. Быков если от кого когда и фанател, то исключительно от себя самого — его мотивация для положительного отзыва намного материальнее) во все времена: «Молодость, слава, миловидность и здоровье — сами по себе грехи столь непростительные, что пафос разоблачительной рецензии понятен». Действительно, аргументы вроде «сперва добейся» и «вы просто завидуете» по умолчанию неоспоримы. Остается упомянуть количество подписчиков/отпускную цену книг предмета критики и можно праздновать победу в споре.
Признаться, я сама отношусь к тем, кто не знал и не читал стихов молодой, миловидной и здоровой Веры Полозковой «лайт-версии 2000-х», несмотря на всю ее виртуальную славу. Однако, прочитав недавно стихи вполне зрелой поэтессы Веры Полозковой (которая уже не так молода, сменила имидж и вряд ли после рождения детей и усердного концертирования здорова настолько, насколько была в юные годы — то есть, следуя за мыслью Дмитирия Львовича, более не должна служить предметом осуждения, а должна, наконец, стать предметом осмысления) я без затей провела небольшой эксперимент: открыла словарь рифм на «ка» (на отглагольные окончания, которыми некоторые поэты и поэтки любят имитировать рифму, открывать было стыдно) — и всего за три минуты сваяла мутно-либеральное, инфантильно-всем-недовольное стихотворение. Вполне пригодное, чтобы стать «проектом» и завоевать любовь и уважение читающих народных масс:
Как бодро бежит за рукою строка,
Когда я залипаю на мужика.
Россия немыта, но велика,
А по сути одно сплошное ЧеКа,
Человек в ней имеет префикс «зе-ка»,
Из груди цедят водки, не молока,
Нам чужда наших прадедов ДНК,
Наша жизнь — сидеть от звонка до звонка.
За пару месяцев эдак можно накропать стихов не меньше чем на брошюрку в мягкой обложке и даже наскрести некоторое количество похвал да лайков со стороны френдов — чем не начало поэтического проекта?
Впрочем, как говорила героиня Тэффи: «Это у вас уважатели, а меня и смолоду никто не уважал, так под старость мне срамиться уж поздно». Неохота ввязываться в создание рифмованных и нерифмованных кляуз на несовершенство мироздания, растворяясь в море самовлюбленных и одновременно закомплексованных «не как всех».
Не стоит ругать самого поэта (или прозаика) — он, как правило, руководствуется благими и даже великими помыслами. Он задумывает эпическое социальное полотно, а тем временем пишет что в голову взбредет — причем взбредает туда исключительно подростковое нытье, подпитываемое гормонами. Но и такое творчество, можно сказать, обречено на успех, поскольку отменно обслуживает духовные потребности ЦА. И уж она-то лепит из творческого человека то, что ей больше по нраву. Ведь мы не учим творческого человека противостоять нам же. А следовало бы.