All That Jazz
Прошу прощения за то, что не отвечаю на комментарии и не появляюсь, но у меня некоторое время не было такой возможности. Тем временем вышли мои новые статьи в "Камертоне".
Первая из них "стихотворению года" некой Малиновской "Бело-красно-белый флаг", каковое на пике своей славы было удалено с Фейсбука и по сей день нигде не публикуется. Ну а если и цитируется, то ма-а-аленькими такими фрагментами, так что и не поймешь: а самое стихотворение-победитель где? И что в нем такого, что в литтусовке бурлят и возбухают субстанции известного колора? Если кто и найдет текст, и решится цитировать обширно, как я, то "самые важные моменты" обязательно запикиваются. А что поделать, если за подобную "поэзию" нынче в интернетах и забанить могут?
Эх, какая современная поэзия без мата и гопояза! И то ли еще будет, родимые... Словом, стихотворение года таково, что какие бы младокритики под руководством мэтров ни пытались будировать в публике синдром поиска глубинного смысла, всё это не более чем шаблонное оправдание графомана: "Нет, мое произведение не про извращения, не про разврат и не про валяние в грязи, оно про отношения братских народов, оно должно помирить народы и прекратить войну!" — ну да, ну да, конечно.
А в общем и целом все присутствует. Повесточка по пунктам нарисована. Как выражаются эксперты, "очень грамотно сделанное стихотворение". Грамотно сделанное...
Автор верлибра свободен во всём, если не считать необходимости создавать хорошие стихи.Томас Элиот
9 ноября объявлены лауреаты премии «Поэзия» в трёх номинациях. «Стихотворением года» посчитали «Бело-красно-белый флаг» Марии Малиновской. И разразился скандал…
Региональный обозреватель Андрей Игнатьев в статье «Стихотворение года — поэтизированная политика или политизированная поэзия?» писал: «Этот длинный, лишённый знаков препинания верлибр разделил литературный Фейсбук на два лагеря». И не только Фейсбук. Не первую неделю пылают страницы. Хотя, признаться, непонятно, почему.
Для начала приведу мнение, высказанное доктором филологических наук, профессором НИУ ВШЭ, литературоведом Олегом Лекмановым: «Меня, если честно, поразил пещерный уровень состоявшейся „дискуссии“. Я вполне допускаю, что победившее стихотворение может кому-то сильно не понравиться (все люди разные и вкусы у них разные), однако уровень предъявляемых аргументов удручает. […] Стихи не в рифму — это не стихи. Вы — серьезно? Мат и описание секса в стихотворении недопустимы. […] Какое нынче у вас, милые, тысячелетие на дворе?»
Примерно так же высказался на этот счет в журнале «Лиterraтура» Евгений Никитин: «В скандале вокруг премии „Поэзия“ в первую очередь очень мало поэзии. Все высказывания на эту тему предсказуемы, все возмущение исходит от людей, которые эстетически находятся где-то в шестидесятых годах прошлого века. Это примерно то же самое, как если бы „Премию Кандинского“ ругали авторы портретов маслом на холсте и члены кружка имени Глазунова».
Позволю себе отступление: портрет маслом на холсте не является антагонистом творчеству Кандинского, в условиях указанной премии нет ограничений на холст и масло. И вообще это лишь техника, а не вся концепция и не вклад в искусство, за которое, собственно, премию Кандинского и дают. Если не знаешь предмета, не надо пытаться сделать из него метафору. Несуразные метафоры, выражающие что угодно, кроме авторской мысли — бич и примета современной литературы. Их использование выдает не только плохое знание русского языка, но и незнание элементарных вещей.
Тем не менее претензии к дискуссии кажутся обоснованными: верлибр, как говорил Томас Элиот, дает свободу. От всего — от рифмы, ритма, литературности выражений… Только от необходимости писать хорошие стихи свободы поэт получить не может. С этой свободой он освобождается и от звания поэта. Зная эти неприятные особенности литераторской профессии, «авторитетные критики» то и дело наставляют читателя, как школьника, читая лекции по теме «Что хотел сказать автор» — а то как бы мы не заплутали в дебрях на удивление одинаковых верлибров, свободных от всего, включая писательскую индивидуальность.
Мнение Олега Демидова о произведении (выраженное там же, на Фейсбуке) вроде бы и не ругательное, но все-таки нелестное: «Все темы и приёмы, на которые ориентируется так называемая „актуальная поэзия“, на месте. Маша долго этому шла и, наконец, нашла нужную комбинацию: антиимперские протесты […], проработка психологических травм, сексуальное отклонение […], героиня не феминистка, но находящаяся в этому дискурсе, стихотворение удалено из ФБ по доносу и доступно только в „Воздухе“. Вот и все слагаемые успеха. Это, конечно, стихи […], но абсолютно „грамотно сделанные“». Кому как не бессменному «делателю успеха» Захара Прилепина узнать знакомые приемы?
Тем временем рождение нового имени из своеобычного скандала продолжается. Нужны спортивные комментаторы, телеведущие, которые бы разъяснили публике, что, собственно, на ринге происходит.
Критик Ольга Балла-Гертман, мастер подобных разъяснений, в «Учительской газете» любезно извещает, каким предстает победитель в глазах человека, близкого к Олимпу: «Победило стихотворение не просто сложное по внутренней динамике и конфликтное по той же внутренней динамике, но отражающее наше время с такой мучительной точностью, что может показаться прямым публицистическим, политическим высказыванием», хвалит «мучительную точность» (присущую нынче буквально всем, кто пользуется фем-оптикой, то есть ругает мужской пол и жалуется на жизнь, страну и психотравмы).
Между тем директор журнала «Вопросы литературы» Игорь Дуардович логику выбора не оценил и даже вовсе вышел из жюри. Евгений Никитин как еще один спортивный комментатор вынес свой вердикт: «Ведь стихотворение Марии Малиновской, получившее премию фактически из их [Игоря Дуардовича и Евгении Коробковой] рук, нарушает все их представления о нормах в стихосложении, словно желанная, но запретная и потому вытесненная сексуальная практика. Субъект может выдержать только определенную степень наслаждения, после которого оно превращается в лакановский jouissance».
В историю об удивительном фаворите, вывезшем на собственном, можно сказать, горбу троих — мучительную точность, публицистическую политизацию и запретную сексуальную практику, добавил интриги тот факт, что стихотворения-то в открытом доступе и не было. Его удалили, как утверждало множество народу, «по доносу». Хотя это мог сделать и бот.
Е. Никитин даже намекнул, что это не просто удаление «за плохие слова», типичное для соцсетей, а «политика настигла поэзию в форме доноса. Поэзия скрылась от нее на бумаге. Бумага неожиданно оказалась последней инстанцией свободы». Дотянулся, короче, проклятый. А намек Баллы-Герман: «…то, что этот текст был стерт из социальных сетей по анонимному доносу, нелишний раз доказывает, что в этом качестве оно прочитано и было (ну не из-за табуированной же лексики, которую, о ужас, герои используют в своих высказываниях)» поддал жару в топку воображения публики.
Что же такого было в стихотворении, задумалась я, что его одновременно наградили, удалили и объявили не чем иным, как jouissance (напомню: психоаналитик Жак Лакан этим словом обозначил парадокcальное наслаждение, достигающее практически невыносимого уровня возбуждения; его функция заключается в поддержании невротической иллюзии того, что jouissance был бы достижим, если бы не запрет)? Для ясности приведу несколько фрагментов «стихотворения года».
Начинается оно неоригинально, с «политической повестки». Без «повестки» мы же не увидим актуальности в стихе!
бело-красно-белый флагна твоём фото профиляя давно уже виделая не замечала до сих пора сегодня когда ты позвонил и кричалвернее когда я позвонила а ты кричалвы все провокаторызвоните выспрашиваете(а у меня больше никого нетв этой странекроме тебя)я нажала отбойи долго смотрелана бело-красно-белый флагпока не увиделачто мой лучший другто что называется переобулся
Никакой мучительной точности и публицистического ее выражения вначале не наблюдалось. Такие стихотворения, ученически-безыскусные, время от времени пишут, наверное, все поэты, а вернее, поэтессы (поэтки), да и простые, безызвестные обитатели соцсетей и литературных сайтов. Но именно этот отрывок присутствовал в большинстве отзывов на стихотворение, без объяснения, что в произведении имелось что-то еще, скандальное. Рецензенты вели себя так, словно что-то знают, но читателю нипочем не скажут. Казалось, будто жюри и все обозреватели внезапно сошли с ума или вступили в тайное общество.
Читая отзыв Олега Лекманова: «Короче говоря, обсуждение в соцсетях очень грамотно сделанного стихотворения Марии Малиновской продемонстрировало весьма печальную особенность современного литературного процесса» и пытаясь понять, о чем вообще речь, где это «грамотно сделанное» нечто, я обнаружила, что у стиха есть продолжение, похожее на грустный лытдыбр обиженной девочки, поссорившейся с мальчиком, плохим мальчиком, который не пожелал быть хорошим — даже с ней. А ведь она так его любила! Ну или дружила с ним. Всем своим организмом.
Обиженная девочка перечисляет условия и динамику дружбы:
ты не кричалёбаная тупая сукадаже тогдав мои 15в твои 32ты говорилсвоим всегда ровным голосомты слишком умная девочкадля такого как ямы поженимсяты захочешь развиватьсяа я не захочуты всё равно будешь развиватьсяя начну ревноватьдумать что у тебя есть другойты обидишьсяи у тебя появится другойты не кричалёбаная тупая сукадаже когда не успелсказать мне что развёлсяты просто молчал и слушалкак я говорилачто встретила человекаи его ненавидит моя семьяпоэтому я звонюу меня больше никого нетв этой странекроме тебя
Найти полный текст можно в интернете по тексту строфы — или купить выпуск журнала «Воздух» на бумаге (читатель, я полагаю, не станет его ни искать, ни покупать). Поэтому позволю себе некоторые спойлеры. Просто чтобы прояснить ситуацию.
так когда же я стала для тебя ёбанойтупойконченой сукойесли ты меня не ебалесли ты всю жизньбоялся что меня-таки выебут?когда ты учил меня целоваться?когда ты учил меня нареза́ть помидорыа потом в твоей комнатушкена простыне с налипшими косточкамиэтих и других помидоровмы смотрели зелёную милю?я таращилась в экрани не могла следить за сюжетомпотому что балделау нас всё почти как у взрослых
Вот тут-то автор(ка), мне кажется, и выдает себя с головой. Это не у героини, это у нее «всё почти как у взрослых» — от обсценной лексики до виртуальной политики. Матерящаяся молодая поэтесса в современной литературе — уже никакое не табу, а скорее тренд. Так же, как поэтесса, жалующаяся на мужчин, психотравмы, политическую обстановку и равнодушие взрослых. Даром что девочке, как правило, четвертый, а то и пятый десяток пошел.
Мужчина лютует, оскорбляя чувства собеседницы, та откровенно тормозит, сравнивая себя с «этой страной»:
а может в том-то и делочто твоё отношение ко мнеживое динамическоеа я как эта заторможенная странане заметила как сталаконченойне заметила как ты перестал бытьмоим лучшим другоммне просто спокойно о тебе так думатьчтобы не думать вообщезаебали москалилучше всех всё знаютучат житьна протесты она пойдётда тебе одного удара дубинкой достаточнопросто поезжай в городпосмотри в окнои напиши правдусвоим левачкам-педерастамоткрой подъездчтобы люди могли укрытьсяи будет достаточнотвоего ёбаного вклада в революцию
Продолжение стиха и статьи, если будет интересно, читайте в журнале "Камертон".