Три курицы в одни руки
Моя новая статья в "Альтерлите" посвящена ежегодному торжеству чего угодно, но никак не искусства, а именно вручению одной из самых престижных литературных премий "Большая книга" (признаться, последние годы я узнаю о том, что банкет, тьфу, награждение свершилось, с изрядным опозданием; следить за премиальным процессом давно уже скучно и незачем).
Верно говорят: премии у нас дают не книгам, а персоналиям, а значит, нам приведут очередного раскрученного лет -надцать назад дяденьку (тетеньку) и вручат ему сетку лимонов "за общие заслуги на ниве". Заслуги могут быть и мнимые, и сомнительные, и устарелые, но что поделать. Нынче та же картина наблюдается во всех премиях всех областей культуры и науки: дают за выслугу лет и "за то, кем вы были для нас, уважаемый наш покойный... юбиляр... то есть деятель". Эта тактика раздачи слонов с задержкой на треть века очень способствует развитию отрасли, очень.
Премии последовательно исключили сами себя из культурного процесса. Это относится ко всем премиям. Очевидно, что для этого существуют объективные причины. Все сколько-нибудь вменяемые и интеллектуально состоятельные давно увидели, что премии за художественные (а всё чаще и за научные) достижения никак эти достижения не отражают. По инерции премиальный процесс все ещё обсуждают, но исключительно для смеха.Ефим Лямпорт
9 декабря стали известны имена лауреатов «Большой книги»-2021. Обладателем первой премии и 3 миллионов рублей стал Леонид Юзефович, второй премии и 1,5 миллиона рублей — Майя Кучерская, третьей премии и 1 миллиона рублей — Виктор Ремизов.
Юзефович получил премию за роман «Филэллин», как выразился автор статьи, «вариацию на историческую тему с вымышленным персонажем». Добавлю: и в вымышленном же антураже 20-х годов прошлого века. Предупреждая ожидаемые насмешливые высказывания, Леонид Юзефович заявил в своем интервью: «Реконструкция прошлого не была моей целью. “Филэллин” — скорее вариации на исторические темы, чем полноценный исторический роман». Ну а журналист выражение использовал. Слава тебе, Боже, не назвал романом псевдоисторическим, как «Остров» Евгения Водолазкина. Причем, кажется, с искренней верою в то, что подобное определение жанра делает автору честь.
Так и хочется сказать журналистам, выступая в столь ненавидимой всеми роли даже не редактора, а корректора, замечающего, что опусы их состоят сплошь из ошибок: даже если роман повествует о выдуманном герое, о котором нет никаких сведений в хрониках и архивах или осталось лишь имя, да, может быть, дата рождения и/или смерти, — все равно это исторический роман. Если роман о выдуманном месте, выдуманных временах и выдуманных обстоятельствах — сие есть роман фантастический. Может быть, утопия, может быть, антиутопия. Псевдоисторический роман суть безграмотная поделка, в которой исторические реалии подменяются картонными декорациями. Например, «лырка» о нежных девах, похищаемых шейхами, туарегами и пиратами посменно.
Чует мое сердце очередное движение окна Овертона: нам помаленьку начинают менять восприятие писательской безграмотности и подмены историзма псевдоисторизмом. Уже сейчас «псевдоисторический» — это не негативная оценка, а просто поджанр такой. Верьте совести, ничего крамольного! А что фальшивок, подделок, косяков и подлогов нанесли — так автор так видит! Или, как заявляет второй лауреат «Большой книги» Майя Кучерская: «Стало понятно, как работают настоящие писатели. Когда исторической правдой можно пренебречь и поменять императоров местами, а когда не стоит». Настоящий писатель, стало быть, может голову читателю морочить как хочет, ибо он настоящий. А читатель — дурилка картонная, так ему и надо, неча по историческим романам историю изучать (совет от Леонида Юзефовича).
Становится очевидно, что «не пренебречь» не значит творить в рамках исторической правды. Это значит переписать из чужих архивов всё подряд, ни творчества, ни вымысла не применив, как сделал Л. Юзефович в 2016 году в романе «Зимняя дорога», за что был награжден «Большой книгой» во второй раз. Теперь, благодарный переписанным и своевременно соединенным в роман архивам, автор собирается финансировать консервацию якутского села Сасыл-Сасыы, где произошла эпическая, но никем не замеченная битва Анатолия Пепеляева и Ивана Строда. Интересно, помнит ли кто-нибудь этот роман сейчас, спустя пять лет, кроме тех, кто вращается в окололитературных (вернее, околопремиальных) кругах и помнит не сами романы, а названия и премии?
Все теснее эти круги, все уже. Чужих там давно не припомнят, да и не ходят там чужие. Вот и сейчас имена чертовой дюжины боровшихся за приз авторов более чем знакомы: главный наш «по псевдоисторизму», фаворит премиальных гонок Евгений Водолазкин, его верный подпружный Михаил Гиголашвили, Наринэ Абгарян, Марина Степнова, Дмитрий Бавильский, Юрий Буйда, Андрей Дмитриев, Владимир Паперный… Многие выступили с псевдоисторическим псевдожанром, другие обошлись биографически-архивным «ретеллингом», как сейчас любят назвать пересказ (окно Овертона, помните?).
Так, Майю Кучерскую наградили за биографию Лескова, «одного из самых незаметных русских классиков». (Кому именно он незаметен? Журналисту? Автору? Стоит ли хвалиться своей необразованностью, господа? А тем более приписывать ее читателю.) Название романа говорит о глухоте автора к слову больше, чем автору хотелось бы — «Лесков: Прозёванный гений». Прозёванный! Долго же литератор(ка) Кучерская искала синоним слову «позабытый»…
М. Кучерская, своими словами переписав книгу сына Лескова об отце (то есть проделав примерно то же, что проделал пять лет назад Л. Юзефович с архивами для «Зимней дороги»), в своем выступлении подкинула присутствующим не слишком тонкий намек на то, сколь важны связи в литературном мире. Лесков покидал имение Толстого, и граф отправился его, «прозёванного», провожать. Без поддержки, тут же подчеркнула Кучерская, не может выйти ни одна книга. Вам всё ясно, приймаки? В семье все ресурсы распределяются между своими!
И не стоит обойденным авторам стенать: почему не я? почему не мне? С таким же успехом можно печалиться: отчего меня не приглашает на обеды высокое семейство, с которым и я незнаком и, главное, оно со мной незнакомо? Например, семейство Буш. Или Виндзор. Автор, вошедший в круг номинируемых и премируемых, вскорости входит в состояние «с высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами». Верно заметил Ефим Лямпорт: «Реальность такова, что премии давно стали местами кормления графоманов всех политических мастей. Лауреатство неизбежно подразумевает мафиозного графомана». Таков удел любой «семейственной» оценки — объективности в обстановке кумовства ожидать смешно.
Возвращаясь к вопросам жанра, позволю себе привести недавно попавшееся на глаза объявление от какой-то «врайтинг скул»: «„Продающий сторителлинг“ — пособие для тех, кто хочет готовить цепляющие, фактурные истории с объемными героями, меткими деталями и эмоциональным шлейфом. Сторителлинг — это устная или письменная история, которая прежде всего продает своего автора. В книге вы найдёте рецепты качественного, продающего сторителлинга. И конечно, примеры, которые вызывают у читателя яркое послевкусие и желание добавки».
Пресловутый сторителлинг (сложно назвать это занятие литературой; да и не на литературные цели и вершины оно направлено) в данный момент является самым что ни на есть «актуальным трендом». Каждый автор мечтает продать себя, до истории-литературы ему и дела нет. Для «цепляния» и «фактурности» из каждого произведения торчат уши антироссийской дистопии (шаблонной и картонной). Коли уж происходит ребрендинг того же псевдоисторизма и псевдореализма, к нему обязательно надо присоединиться. Авось новый, оправданный в глазах публики (или не оправданный, а потому еще более цепляющий) жанр поднимется в рейтингах — и ты, его автор, на очередных гонках будешь в числе первых. Глядишь, и войдешь-таки в «семью».
Неужели, спросят меня, в шорт-листе не появилось новых имен? Ну как сказать… В качестве новых имен нам предложили имена вполне известные — из тех, «кому немного за тридцать». Пару молодых, но бойких авторов. Во-первых, жестоко пострадавшую от режима (климата? гендера?) Оксану Васякину, в свое время премированную за страдания — с романом «Рана» о новых страданиях (и снова мир жесток и груб, и снова Бог не спас ни ЛГБТ, ни феминисток, ни их мам — вся надежда на фемповестку и фемподдержку). Во-вторых, Алексея Поляринова, которому Александр Кузьменков, перечислив использованные ловким малым приемы создания бестселлера, предрек: «Увидишь, и «Риф» непременно что-нибудь получит». Получить «Большую книгу» младоавторы не получили (да и не могли получить — поперек батьки в котел ложку не суй!), но в шорт-лист просквозили.
Так и хочется спросить о вещах на первый взгляд очевидных, но только на первый взгляд. А для чего вообще нужны премии — если, конечно, исключить девиз «Давайте встречаться, давайте общаться»?
Конкурсы, премии и фестивали в первую очередь являются инструментом отбора и закрепления чего-то важного для литературного процесса — если не выдающихся культурных явлений, то по крайней мере наиболее заметных его тенденций. Если они более не отражают ничего подобного, чем занимается эта сфера? Теоретически (вернее, декларативно) — охотой за головами, поисками самых талантливых. А практически?