МАРКСИЗМ МЕТОДА И МАРКСИЗМ ДИСКУРСА

Сперва анекдот. Встретились два коммуниста. «Догматик!» - крикнул один. «Ревизионист!» - ответил другой. Вот и поговорили.

Про ревизионизм абстрактно, в общем, едва ли получится добавить что-то сверх того, что уже наработали Ленин или Лукач. А вот о догматизме, как известной проблеме левого движения в России, поговорить стоит отдельно. И начнём снова с абстрактного, двигаясь к конкретному.

По понятиям

Понятие «дискурс» зародилось в лингвистике и дословно значит «беседа». Есть определённые виды дискурсов, которые формируют правила и направления бесед. Юридический дискурс строится по одним правилам и вокруг одних сторон жизни: было бы странно в официальном документе, например, в решении суда, писать «Смеркалось...» и рассуждать о красоте природы. Точно так же, поэма, написанная, как справка, вызывает только иронический смех. В пространстве общения можно обнаружить художественный дискурс, политический, религиозный, и мало ли, какие ещё.

Относительно последнего и его роли в классовом гнёте хорошо подметил Пелевин в книге «Empire V»:

Если мы хотим скрыть от людей некий объект, достаточно сделать так, чтобы о нем никто никогда не думал. Для этого надо держать под надзором человеческое мышление, то есть контролировать дискурс. А власть над дискурсом принадлежит тому, кто задает границы. Когда границы установлены, за их пределами можно спрятать целый мир.

Постмодернисты порой заходят так далеко, что утверждают: нет никакой единой для всех материальной действительности, есть разные дискурсы, в которых живут люди. Как шутит философ-марксист Жижек, постмодернист не скажет вам: «на столе стоит ваза»; он скажет: «существуют дискурсы, в которых утверждение о том, что на столе стоит ваза, не будет бессмысленно».

Является ли такой подход идеалистическим? Безусловно!

Волшебная палочка марксизма, или как коммунисты, завидев чертей, крестятся

Но значит ли это, что достаточно указать на идеализм волшебной палочкой, произнести «идеализмус обличатус!», и морок рассеется? Если бы всё работало так просто. Увидел идеализм (или подозрение на него), перекрестился, сказал «именем Господа, сгинь, нечистая сила!», и готово. Однако, как замечает Сартр в труде «Проблемы метода», люди, истово называющие себя материалистами и борющиеся с известными видами идеализма в одних вопросах зачастую сами оказываются тяжёлыми идеалистами в других вопросах:

... и людей, и вещи априори подчиняли идеям; опыт, не оправдывавший ожиданий, мог быть только ошибочным. Будапештское метро обладало реальностью в голове у Ракоши; если подпочва Будапешта не годилась для строительства метро, то, стало быть, подпочва была контрреволюционной.

Учителя точных наук порой жалуются на нерадивых школьников, которые вместо понимания процессов и закономерностей бездумно заучивают формулы, а затем подбирают по ситуации нужную формулу: что у нас там, посчитать амперы? Понятно, подставляем схему «икс» плюс на «игрек» равно «и краткое». Смыть, повторить.

В полном соответствии с этим же принципом иные записные марксисты полагают (не сознавая этого), что марксист — это такой волшебник, знающий чит-коды от общественной действительности. Что пройдя посвящение в марксисты через ритуальные партсобрания, тусовки и просмотр правильного контента в соцсетях можно выучить заклинания, меняющие реальность. Скажешь много раз громко: «есть два класса: пролетариат и буржуазия!», и случится чудо. В любой непонятной ситуации открыли «Капитал», нашли нужную мантру, произнесли и познали действительность.

«Тут вижу, тут не вижу»

Или вот: достаточно громко и натужно обличать религию, клеймить идеализм рыночных фанатиков, тыкать пальцами в буржуазных политиканов, чтобы самим иметь волшебную защиту от подобных же заблуждений. Ведь мы, марксисты, видим мир таким, какой он есть; мы заговорены диаматом Ленина (Сталина, Троцкого, Мао, нужное подчеркнуть) от всех и всяческих заблуждений. Однако, можно наблюдать такое явление: пробавленные красные гуру, по лекциям которых одно удовольствие изучать Гегеля, о современных вопросах несут удивительную околесицу. Финансового капитала в России нет; пролетарии только те, кто за станком болванки точит и тому подобный фашизм на экспорт. Когда дело доходит до более конкретных политических выводов и действий, их падаваны всячески поддерживают одного империалиста в борьбе с другими. В точности как это Ленин, а не как какой-нибудь … ой, нехорошо получилось.

Бывает и так: вот есть широко известный в узких кругах публицист, чрезвычайно остроумно, метко, по-житейски мудро оценивающий многие злободневные события. И вдруг он же, сидя с товарищами на уютной кухоньке, как сказанёт: никакого общества потребления нет! Наоборот, рабочий недопотребляет. Ги Деборы с их Бодрийярами идут лесом. А вместе с ними, возможно, посылают тем же лесом и Маркса, описавшего явление товарного фетишизма и то, как оно формирует пресловутое общество потребления с человеком-потребителем вместо человека-творца.

Есть ли у марксиста душа?

Наукой о душе изначально называлась не какая-нибудь теология или (чтобы смешнее) теософия, а психология. Буквально. Но с тех пор научное знание шагнуло и сегодня странно называть психику душой, хотя по сути оно и есть. Одним из важнейших открытий этой науки стало обнаружение механизмов иррационального поведения и того, как они соотносятся с рациональным мышлением. Подгонку иррационально принятых решений и суждений под рациональное мышление назвали рационализацией. Эрих Фромм пишет:

Параноик может быть очень умным человеком, превосходно применять разум во всех областях жизни, кроме той области, где действует его параноидальная система. То же самое делает и рационализирующий человек.

Голодная лиса хочет сорвать виноград, но не может достать его, и тогда она убеждает себя, что виноград зелен — эту басню Эзопа часто приводят, как хрестоматийный пример рационализации.

И проблема в том, что если человек уверенно заявляет: «я полностью рационален, все решения принимаю только с позиций разума, вижу мир объективно, мне чужды решения на страстях и эмоциях», то, скорее всего, такой человек просто не знает и не хочет знать, как иррациональное влияет на его поведение и решения. То есть — находится в полной власти иррационального. Энгельс, говоря как раз о подобном, писал, что только тогда и только в той мере человек свободен и самостоятелен, когда знает ограничения и понимает закономерности себя и окружающего мира.

Иными словами, возвращаясь к теме беседы, отрицание явления дискурса, мантра «я в это не верю, значит, на меня это не действует» не избавляет марксистов от проблемы границ дискурса. Как и вообще не спасает от иррационального метод страусиной головы в песке.

Красный флаг и красные флажки

Дискурс — это не просто набор того, какие темы обычно на слуху и каким образом принято их обсуждать. В рамках того или иного дискурса возникают негласные, подсознательные критерии того, что считается истиной. Истинно только то, что сказано правильным образом, с правильной стороны, и так далее. Маркс и Энгельс на основе всего доступного им задела философии, общественных и естественных наук, и собственной практики классовой борьбы сформулировали метод, ставший красным флагом для прогрессивной части человечества и красной тряпкой перед глазами буржуазных идеологов. Но вместе с теми общественными отношениями, связями, устоявшейся общественной практикой постепенно появились и красные флажки: границы марксистского дискурса. Хочешь считаться правильным марксистом — за буйки не заплывай. Или, наоборот, не хочешь, чтобы твои слова получили маркер «опасного марксистского того-самого» — не заходи в своих рассуждениях за вешки.

Границы дискурса подвижны, у них есть своего рода инерция. Более того, как и всё окружающее нас, эти границы не могут стоять на месте: они либо растут, либо сжимаются.

Ты втираешь мне какой-то ревизионизм!

Если ты дочитал(а) досюда, дорогой товарищ, то, во-первых, благодарю и хвалю за терпение. Во-вторых, вынужден повиниться за то, что, вполне вероятно, по ходу текста дёргал твой дискурс за усы, щедро насыпав ссылок и цитат авторов, которые в среде кондового отечественного марксизма считаются «не ТруЪ». Чем твёрже в отдельно взятой голове границы дискурса, тем сильнее и болезненнее человека триггерит при упоминании явлений, фамилий и прочего «за буйками». Ведь всем известно: за Стеной нет ничего хорошего, одни только титаны-людоеды.

В фильме «Парк Юрского периода» сумрачный гений достал из янтаря ДНК динозавров, подмешал его в лягушек и получилось то, что получилось: громадные ящеры бегают и всех жрут. Не тем ли самым пытаются заниматься консерваторы от марксизма: достанем из янтаря сочинений классиков ДНК правильного учения, подмешаем в голову лягушек левого болота, и родится новый Ленин, который будет с рыком гонять буржуев. Разумеется, любые попытки добавить что-то в этот извлечённый из янтаря марксизм это суть загрязнение чистоты учения.

Но прежде, чем в меня полетели тапки и табуретки под крики «Лови ревизиониста!», спрошу: а точно ли такое ДНК из янтаря — это марксизм?

Зря спросил, тапки полетели с утроенной силой.

Но всё же, укрывшись от тапок за перевёрнутым столом нашего лектория, спрошу ещё: что для вас «Капитал»?

Книга, где полно (и всесильно потому, что верно) описана действительность, очерчены границы борьбы рабочих, а что сверх того — то от Лукавого?

Или книга, в которой проведён начальный анализ действительности и содержится метод, при помощи которого изучена база, отправная точка познания? Во втором случае границы нашего познания, нашей практики просто обязаны расширяться. И в них будет появляться что-то, чего в «Капитале» было мало или не было совсем по понятным причинам.

Мне приходилось лично наблюдать, как, к примеру, отказавшись от диалектики, объявив её несовременной и ненаучной, горе-марксисты в полном соответствии с моими с товарищами прогнозами очень скоро обнаруживали «несовременной и ненаучной» трудовую теорию стоимости, заменяя её на модный new deal, неокейнсианство; а там уже с треском отваливалась третья ножка марксисткой табуретки, классовый анализ. И вместе с ним нацеленность на классовую борьбу.

Вот это и есть ревизионизм.

В заключение

Здесь ключевой вопрос, как мне кажется: для чего это всё? Если наша цель — преобразование окружающей действительности, причём такое преобразование, которое шло бы из самой этой действительности, то необходимо учиться и быть достаточно гибкими и в плане мышления, и в плане практики. Гибкими не значит бесхребетными или аморфными. Марксисткий метод хорош своей универсальностью: его можно применять, и с успехом применяют, в самой разной борьбы за освобождение человека, а также в академическом изучении окружающего мира, как современного, так и  его истории, с позиций борьбы за освобождение человека. Борьбы за становление человека — хозяина своей истории и своей судьбы, а не пассивной щепки в бурном течении разнообразных условий.

Когда идут разговоры про марксистские феминизм, экологию, антропологию, про фрейдомарксизм, критическую теорию, Франкфуртскую школу, лично я не спешу бухтеть «Это нам не надо!». Да, в трудах соответствующих авторов сплошь и рядом можно натыкаться на странные утверждение, которые хочется критиковать и спорить. Но вопрос, который возникает в голове: «Что есть у них полезного, какие наработки можно взять?»

В то же время, я сам стараюсь не спешить соглашаться во всём и со всем, читая Ленина, и даже Энгельса, и даже Маркса. Иначе, если классики для нас станут безусловным авторитетом, сами мы обратимся в красных попов с кадилами.

И уж очень часто, когда звучит «Это не коммунизм, это отвлечение от классовой борьбы!», на самом деле слышится «Это нам не знакомо, а значит, и не надо!»

И очень уж часто авторы подобных выкриков стараются не поменять что-то в мире вокруг, а просто быть правильными, трушными марксистами. Соответствовать дискурсу, насколько возможно. Воспроизводить набор внешних и внутренних атрибутов, не будучи марксистами на практике.

То есть — быть симулякрами, которые описал нетрушный немарксист Бодрийяр.