Утро. 7:39.

Утро. 7:39. Просыпаюсь и встаю быстро, не как обычно. С чего бы вдруг? Из-за страха. Давно я его не чувствовал. Вчера подъебал хача-быдлоклассника. Он угрожал расправой. Ноги тряслись, как дряблая грудь шестидесятилетней старухи-хохлушки-феминистки на Майдане.
Рюкзак собран с вечера. Быстро съедаю сварганенное матерю-шлюхой-алкоголичкой подобие на завтрак. Привожу своё вонючее и потное тело в боле-менее подобающий вид. Долго одеваю свои грязные и испачканные в говне берцы. Одеваю псевдоджинсовое полупальтишко с капюшоном на свои атлетичные, спасибо бате-шизофренику-расисту-ватнику-ПГМщику за муштру, плечики и пиздую в школу.
Не опоздал. Даже рано пришёл. Всё ещё страшно. 8:25, пришёл тот самый хач. Внимания не обращает. Вроде, пронесло.
13:15. Приехал старший брат, поговорить с хачём по душам. Спустя два часа заканчиваются уроки. Они идут за близлежащий дом, обсуждать весь сыр-бор.
А я? Я пошёл в актовый зал, на концерт, посвящённый 23-ему Февраля. Полное дерьмище. Но я его не смотрел и не слушал. Мысли были о брате. Волновался.
Через полчаса зазвонил телефон. Брат. Просит подойти. Снова страшно. Очень. Отпрашиваюсь в туалет. Вместо него иду в раздевалку. Пальто, перчатки. Открываю рюкзак. Медленно. Достаю её. Маску Осьминога Чарли. Дааа... Давно не виделись. Страх пропал. Резко. Будто его и не было. Одеваю маску на свои сальные патлы. Душно. Даже жарко. Потею ещё сильнее. Однако... Некое чувство силы неожиданно ворвалось в мой мозг.
Иду к месту встречи твёрдым шагом. Уже совсем не страшно. Ничего не страшно. Вот и они. Удивлённо смотрят на меня. Кроме брата. Он не удивлён. Знает, что это.
— Эй, капйушон снеми, блэт! - сказал хач-быдлоклассник, когда я подошёл к ним максимально близко. — Ты рузкей язик нэ панимаеш?
Смотрю на него в упор через осьминожьи глаза. Прямо в душу сквозь глазное яблоко. Он повторяет несколько раз свою просьбу. Я отказываюсь. Секунда, и его волосатая чёрная рука на моём капюшоне. Ещё секунда, и мой правый кулак летит ему в еблет. Кровь. Губа разбита. Брат останавливает его дружков-хачей. Быдлоклассник снова делает выпад. Подсечка, удар по почкам, поддых, рёбра. Он харкает кровью. Ещё удар. Ещё. Я снимаю капюшон. Их лица полны изумления. Из-за маски? Или из-за такой неожиданной силы и смелости от очкастой омежки? Не важно.
— Да кто ти ваще такой? - перебирает своими окровавленными губами Ганжи. В его глазах я вижу страх. Тот самый страх, что чувствовал вчера вечером и сегодня утром.
— Я - мужеподобная лесбиянка. - Сильный удар берцом по уродливой дагестанской морде. Несколько зубов выбито, он в отключке. Один из дружков вырывается из цепких рук моего брата и решительно направляется в мою сторону. Третий уже всё понял. Он хороший человек, умный.
Второй уже рядом, занёс кулак для удара. Я сую правую руку в куртку и достаю оттуда кукри. Удар по лицу. Щёки разорваны. От неожиданности он падает на снег. Бью по яйцам. Корчится от боли. Ещё бы. Не каждый день обитый сталью берц прилетает по твоим будущим наследникам. Снова старая схема: почки, поддых, рёбра. Снова лицо. Снова отключка.
Третий хач стоит в оцепенении.
— С тобой у меня нет разногласий, Гоги, - говорю я спокойным, прокуренным голосом, - вызови этим двоим скорую.
Ко мне подходит брат. Георгий вызывает скорую помощь. Братишка кладёт руку на плечо и говорит:
— СЛАВКА, ПРОСНИСЬ, ТЫ ОБОСРАЛСЯ!

Утро. 7:39. Постель и труханы в говнище. Рядом орёт мать. Батя несёт ремень, чтобы отпиздить. И мне снова страшно. Ведь всё это был лишь утопический сон. Собирая рюкзак, открываю его. Смотрю и вижу её. Страх пропадает. Ведь это маска Осьминога Чарли.