Второй автомат с полным магазином

Второй автомат с полным магазином мирно покоился под крышей заимки, надёжно укрытый от влаги в пакете и стареньком ватнике поверх слоя песка над досочным перекрытием. Автоматные патроны Егорча расходовал экономно с тех пор как на ладан дышала старенькая двустволка, полученная в наследство от прежнего хозяина заимки четыре года назад. Да и особой нужды расходовать боезапас не было. Рыбы на зиму Егорча солил в достатке, пока сетевал на осеннем нересте. Года не проходило, чтоб не вальнуть лося, либо оленя, опять же по осени, чтоб навялить мяса на зимнее межсезонье, упрятать опять же в добротной кадушке в сенях, рядом с рыбным соленьем.

А тут такое дело. Четыре патрона и трое отморозков, невесть откуда взявшихся. Егорча шумно выдохнул, и, уберегаясь, сдерживая дыханье, двинул вглубь острова, по каменистому взгорью, стараясь не оставлять следов. Аккуратно отводил ветви, стараясь ступать по каменистой россыпи, не оставляя следов во мху.

Что они смогут сделать? Двинут следом, рассыпавшись веером. Из вида друг друга не упустят, вряд ли поодиночке решатся ходить. В таком разе, если примут по следам вправо, вдоль прибрежного ельника, то так и пойдут, по восточному побережью острова. Знают ли остров, не знают, но вариантов у Егорчи пока что много. Либо забрать по каменистому взгорью левее, выйти к перешейку, а там перебраться на вторую, большую часть острова. Моторку вряд ли найдут, если только случайно не наткнутся. Либо, если пойдут вдоль берега. Но на то им резона нет. Поразмыслив, Егорча этот вариант откинул. Схорониться на западной части острова, оно, конечно, надёжнее, но оставлять избу на руки этим охотникам. Пока у них хмель выветрится. Так, если прикинуть, какие-то залётные, погульбанят, запасы попортят, пока водка у них есть, может и уйдут по добру. А ну как набедокурят, заимку сожгут? Им-то что.

Нет, оставлять хозяйство без ведома не годится. Пугнуть бы их хорошенько, да так, чтоб издали. Но для этого сперва надобно к избе, разжиться патронами для автомата. А после так выгадать, чтоб издалека быть, иначе достанут с ружей, хоть и дробью.

Егорча остановился, шумно выдохнул, прислушался. Вроде перекликаются голосами вдали. Доносит ветром отголоски с побережья. Ин так и вышло, видать забрали вправо, вдоль берега. Тут, либо схорониться и спробовать пропустить их вглубь острова, затаившись. Схронов Егорча по всему острову знал прилично. Большей частью прошлых лет найденные берлоги. Но таиться зайцем в неведении, да с четырьмя патронами в запасе, опять же не зная, пройдут они мимо, или ещё чего удумают. Не годится.

Странно, но Егорча, прислушавшись к себе, удивился своему спокойствию. Казалось бы, дрожать ему всеми поджилками, скрываясь от негаданной напасти, ан нет. То ли хозяйство своё, выстраданное годами, вымученное трудами, столь дорого, то ли огрубел душой за время одиночества. Тут, как ни поворачивай, но пришлецов надо отвадить.

И Егорча решился. Круто заворачивая налево, к центральной части острова, не жалея дыхалки, побежал, уберегаясь, чтобы, дав хорошего круга, выйти к заимке с наветренной стороны.

***

Мокий, потеряв этого лесовика из виду в густом ельнике, сразу прикинул, что так за ним по острову не угнаться. Будет петлять зайцем, или залезет в какую нору и затаится. С другой стороны, не резон ему, вроде как, и в прятки играть. Вышел же на выстрелы, значит избушка его. Сразу видно, что обжитая. А то, что сконил и с автоматом в бега ударился, тоже хорошо. Значит прищучить его можно будет, никуда не денется. Мокий направил Сахара с Кнышом вдогон, пусть идут следом, да шумят погромче, а сам, повернувшись в обратку, двинул к избушке. Если он не разучился ещё соображать, этот Робинзон Крузо будет ошиваться где-то поблизости, вместо того, чтобы играть в кошки-мышки.

Мокий, держа наизготовку ружьё и прислушиваясь к долетавшим с побережья порывам ветра, неслышно продвигался, петляя в густом ельнике. На автомате вспоминалось всё то, что казалось уже давно забытым. Все навыки и умения, приобретённые Мокием на войне.

***

Родители Серёжки Мокеева развелись, когда ему было пять лет. Отчим пришёл к матери уже на следующий день после отъезда отца. Это потом уже Серёжка понял, что развелись мамка с папкой именно из-за него.

— Серёж, дядя Саша будет жить с нами, ты не против ведь, правда? – мама стоит в коридоре, рядом с ней дядя Саша. Мама поглядывает виновато, сминает нервно в ладони подол ситцевой юбки.
— А папа? Где папа, мам? Он уехал, да?
— Да, Серёж.
— По работе уехал, да? А когда вернётся?

Отчим напивался вечерами на кухне. Сидел перед печкой на скрипучем расшатанном табурете, курил папиросу в поддувало. Бывало, позовёт Серёжку к себе.

— Ты мужик, или не мужик? У тебя яйца есть? – спросит отчим и раскачивается на своём табурете, пристально всматриваясь Серёжке в глаза. А Серёжка стоит перед ним, растерянный, ёжится в одной майке и не знает, что отвечать. Отчим не отпускает, говорит что-то невнятно, клюёт носом, опуская голову всё ниже и ниже.

Это потом научится Серёжка отвечать. Позже, гораздо позже.

Мама избегала разговоров об отце, сколько бы Серёжка ни спрашивал. Когда ему исполнилось восемь лет, он спросил об отчиме напрямую.

— Ты уже совсем взрослый, Серёж. Я не прошу, чтобы ты понял меня. Надеюсь, что когда-нибудь сможешь простить. Так бывает, сыночка.

Серёжка молчал. Он научился молчать. И не плакать научился со временем. Ночью, в подушку, сдерживаясь. Потому, что за ситцевой занавеской, на диване мамка с отчимом.

В тринадцать лет Серёжка записался в качальный зал при погранотряде. Проводил там каждый вечер. Он был выше своих сверстников на голову. Как и отец в своё время. Серёжка видел фотографии. Потом мамка куда-то дела этот альбом, но у него сохранилось с десяток фотографий. Вот папка капитан футбольной команды в старших классах. Вот папка в армии. Он ВДВ. И был в Афганистане. Вон он с автоматом в руках и в песочного цвета форме.

Первый серьёзный разговор с отчимом у Серёжки случился, когда ему исполнилось пятнадцать. В тот вечер отчим, как обычно, напился.

— Серёга! А ну-ка иди сюда! Или тебе уже поговорить со мной не о чем? Ты мужик, или не мужик в конце концов, а?
Серёга зашёл на кухню, и не глядя, с правой ноги ушатал отчима виском прямо об печку. Схватил за руку, вытащил в коридор.
— Ты на кого залупаешься, сучонок? Да я тебя на ноги поднял, бля! Да я тебе ща…

Серёга приподнял отчима за подмышки, толкнул ногой дверь и уже с руки вышиб через крыльцо на улицу. Обернулся. Мамка стояла на пороге комнаты. На Серёгу она не смотрела. Нервно комкала в ладони ситцевую занавеску.
Отчим умер через полгода. Замёрз пьяный зимой в сугробе. Мамка не плакала на похоронах. Стояла на стылом ветру, пока закапывали могилу, кутала шею в чёрный шарф. Потом запила. Через год Серёга, после девятого класса, собрав немногочисленные свои вещи, поехал в город поступать, чтобы выучиться на тракториста.

Высотная улица, дом 1. Именно так значился адрес военкомата в приписном Серёги Мокеева. Вместе с повесткой о прибытии к шестнадцатому июня. Тогда всё и началось. К тому времени у Серёги была за плечами хабзайка и среднее техническое на тракториста. Вариантов было немного, и, как и ожидалось, Серёга по распределению попал в танковые войска. Извещение о смерти мамки пришло спустя полгода учебки. Возвращаться в деревню было не к кому. А ещё через месяц в часть пришла первая разнарядка по призыву желающих в так называемую «горячую точку».

После второй компании боевых действий в Чечне Серёга Мокеев и вернулся. На словах всё было проще. Гораздо более просто, нежели в новостных сводках по центральным телеканалам. Выводили контингент из Грозного. Те, кто там был, предпочитали не говорить лишнего. Опять же давали подписку о неразглашении. Да и говорить не хотелось. Ничего не хотелось.

Спился Серёга быстро. Встречи с друзьями детства, геройское возвращение в качестве ветерана войны. Конечно, вёз с собой деньги, и немалые. Поправил обветшавший после мамкиной смерти дом, накупил бытовой техники. Но встроить себя в мирную жизнь не удавалось. Леспромхоз к тому времени уже не работал, население перебивалось случайными заработками. А палёной водки было много. Как и желающих выпить вместе с Серёгой. Через год он уже практически бичевал. Родительский дом более походил на притон таких же, как и Мокий, деревенских отщепенцев. В это лето к нему повадились ходить пьянствовать Кныш и приехавший на лето из города к своей престарелой бабке Женька Сахаров.

Собственно, Сахар и предложил сгонять развеяться на рыбалку. Притащил оставшиеся после деда ружья, снарядил лодку. Отправились на острова, Кныш обещал знатную рыбалку, бывал когда-то в этих местах. По пьяни заплутали, так и наткнулись на это зимовье на одном из случайных островов.

***

Мокий забрал сперва чуть к берегу, проверил моторку, на которой они с Сахаром и Кнышом приплыли на остров. После, пригибаясь к земле, осторожно стал подкрадываться к избе. Короткими перебежками, всё как раньше. Правда, нет привычного автомата в руках, как нет и всех ребят, что прикроют фланги и тыл. Давно уже никого нет.
Изредка Мокия накрывало тоскливыми мыслями о своей никчёмной жизни. Старался заглушить очередными запоями. А что оставалось делать? Можно было, конечно, остаться в своё время и дальше по контракту в армейке. Потому как втиснуть исковерканную войной психику в укладку обычной мирной жизни не удалось. А водка как никак глушила всё то, что неизбежно всплывало в памяти после тех лет.
Мокий не ошибся. Он вовремя заприметил, как осторожно подобрался к избе этот местный житель. Теперь Мокий успел разглядеть его получше. Сносная лесная одёжа, лицом не заросший, хотя, судя по зимовью, обосновался он тут основательно. Навскидку, лет на пять младше. Оглянувшись по сторонам, этот с автоматом быстро взобрался по короткой лестнице, приставленной к срубу со стороны входа и исчез под двускатной крышей зимовья. Понятное дело, он сам Мокию был ни к чему. Мокию был нужен автомат. Его можно загнать за хорошие деньги мужикам в деревне, что промышляют по зиме медведем. Мокий взвёл курок и, благо скрадывали шаги порывы ветра в шумящих кронах, успел подобраться под прикрытие бревенчатой стены как раз в тот момент, когда этот стал спускаться обратно. Вот теперь никуда не денется. Выждав пару секунд, Мокий вывернул с ружьём наизготовку из-за угла и направил ствол прямо в спину Егорче, спускавшемуся вниз с автоматом в руках.

— На землю, быстро. На землю, лицом вниз, я сказал.

***

Егорча после своего марш-броска вышел к заимке аккурат с берега. Уберегаясь, с оглядкой вышел из-под прикрытия елей. Вроде никого. Ни голосов, ни шума погони. Сдерживая шумное дыхание, метнулся по лестнице под крышу, наскоро разгрёб сухой песок в дальнем левом углу. Вытянул свёрток со вторым автоматом, переменил магазин на полный. Теперь главное вовремя схорониться на выгодной позиции неподалёку. Так, чтоб самому успеть заприметить возвращение нежданных гостей. Мелькнула было мысль затаиться тут же, под крышей, но нет. Всё одно их трое, а Егорче, в случае чего, в одиночку отсюда справляться будет не с руки. Считай, сам, как на ладони, взаперти, да и всяко лучше иметь в запасе возможность манёвра.

Наскоро окинув взглядом ту часть подступающего к заимке леса, что была видна Егорче с под крыши, он стал было спускаться вниз, когда уже возле самой земли почувствовал уткнувшееся в спину дуло ружья.
— На землю, быстро. На землю, лицом вниз, я сказал.
Это был Мокий.
— Спокойно, паря, не дрейфь. Побегал и будет. Автомат аккуратно прислонил к стене, а сам лицом в пол.

Пока Егорча медленно припадал на левое колено, судорожно соображая, как быть дальше, Мокий отступил на полшага назад, снял палец со спускового крючка, чуть отставив дуло ружья в сторону, чтобы подхватить автомат. В этот самый момент что-то с еле различимым шорохом порскнуло вниз с близстоящей ели. Тяжёлый удар в бок и в спину отбросил Мокия в стену сруба, длинные когти с двух сторон облапили голову, резанули по брызнувшим мякотью глазам.
За спиной Егорчи раздался истошный, раздирающий воздух крик. Это Мокий заваливался на спину, прижимая руки к окровавленному лицу. Он нутром почувствовал, что это всё, что это уже не исправить. Ненужное боле ружьё валялось тут же, выпавшее из левой его руки. Обернувшись, Егорча успел увидеть, как длинными стремительными прыжками уходила в густолесье крупная рысь.

Та самая рысь, с которой Егорча был знаком чуть ли не с самого начала своей жизни на острове. Бывало, он подкармливал её, оставляя рыбу или мясо чуть поодаль от избы, особливо по зиме, в пору стылых, трескучих морозов, когда вся лесная живность замирала в ожидании растепления. Два года назад, опять же зимою, в феврале Егорче случилось ей помочь. Он как раз выходил к перешейку, когда увидел, как стая волков, растянувшись широким полумесяцем по заснеженному озеру, отсекла эту рысь от спасительного берега. То ли она неосторожно пыталась успеть проскочить напрямки через пролив между близлежащими островами, то ли стая нарочно её выслеживала, но Егорча в тот раз, не дожидаясь неминуемой кровавой развязки, дал короткую очередь в три выстрела по волкам. Хоть и близко было, но торопился, стрелял не прицельно. Стая метнулась в одну сторону, рысь в другую. На том и разошлись.
Егорча схватил ружьё Мокия, и, аккуратно спустив курок, забросил его на сруб, под крышу. Пусть полежит там покуда. Подобрав автомат, бросился в другую сторону, под укрытие елей. Отбежав метров тридцать, притаился. Мокий тем временем успел отползти на карачках от избы в сторону побережья, не переставая кричать. Скоро следует ожидать появления его приспешников. Если не успели далеко уйти, аккурат должны появиться из-за избы, будут как на ладони.

Так и вышло. Не прошло и пяти минут, как Сахар с Кнышом, тяжело дыша, как оглашенные вывалились из ельника, ошалело глядя по сторонам. Увидели Мокия, с криками ползающего по земле, и разом посерев лицами, подбежали к нему.

— Мокий, что с тобой? – первым оправился от испуга Кныш, пытаясь разлепить тому крепко прижатые к окровавленному лицу руки.

Мокий, не в силах видимо говорить, по-прежнему пытался на коленях ползти вперёд, рыча сквозь стиснутые зубы что-то нечленораздельное. Когда Кнышу удалось взглянуть на его изувеченное лицо, он невольно вскрикнул и подался назад. Оглянулся на Сахара. Тот вообще стоял, не двигаясь с места, с белым от испуга лицом. О чём-то перекинувшись короткими фразами, они подхватили Мокия под руки и потащили к берегу, к своей моторке. Егорче издалека не было слышно, о чём они говорили. Он, потихоньку пробираясь за прикрытием деревьев вслед на ними, видел, как они перебросили Мокия через борт лодки, покидали следом ружья. Черпая сапогами прибой, спихнули лодку в воду, преодолели мелководье, толкаясь вёслами. Кныш бросился к мотору. Видно было, как нервничая и торопясь, он дёргает раз за разом стартер. Моторка взревела на холостых и тут же на полной гари пошла прочь из залива.

Егорча проводил её взглядом и, уже не таясь, вышел на побережье. Ветер постепенно стихал к ночи. Волны, обрушиваясь на прибрежный песок, шипели, пенясь, стирали оставшиеся следы сегодняшних непрошенных гостей.

Егорча постоял на берегу, слушая успокаивающий шум прибоя. Сгущались сумерки, накрывая серой пеленой безмолвную громаду острова. Егорча повернулся и скрылся в густом подлеске прибрежь.