С моими друзьями у меня есть добрая традиция

С моими друзьями у меня есть добрая традиция — раз в год перевозить меня с одного сомнительного места жительства на другое. В этот раз с ссадинами на руках, шишкой на голове. В прихожей валялся распиленный болгаркой велик. Головой своей непутевой я пару разу ударился об колено алкоголика. Когда твой велик пилят болгаркой, угрожают тебе — страшная вещь. Надо будет повторить через годик.

На заре туманной юности я был тем ещё козлом. Вечно непонятый и гениальный. Я стремился в центр внимания, стал забитым, засел за комп, набрал ммров побольше, сверху ещё лишних тридцать килограммов. За мной было забавно наблюдать, патлатый, сальный, немытый, гниль изо рта. Я жрал таблетки от кашля, закидывался успокоительными, снотворным. Сутками каждое лето напролёт спал под позерский роцк о той самой. Баба из клипа Линкин Парка светила шрамами. Я страдал от неразделенной любви к лучшей подруге. Все по книжке. Я её да, а она избегает меня, пользуется только в случае экстренной нехватки жилетки для нытья. Мне было пятнадцать, я развлекался, как мог. Пробовал все виды игр, музыки и прочего бесполезного говна. Перешёл на анимэ, даже начал читать книги, но понял, что я куда лучше любого автора, стал писать сам. Коряво, но писал. Сопли, конечно, писал, как и сейчас. Про то, как любил ту подругу очень сильно, про то, как она умерла, а я скорбел на пьянках. Шли мои семнадцать я продолжать пускать по себе какой-то треш вместо жизни.

В десятом классе появился лучший друг, ну как появился. Он был у мамы бунтарем, стал дружить с отщепенцем. Я к тому же не отличался стойкостью и сдержанностью. Много мам в кино сводил, продолжаю водить. Я завидовал ему по-черному. Девушка, консоль последнего поколения, много друзей, а он безумно это все дело ненавидел и презирал. Сбегали из школы чтобы поесть суши в местной забегаловке, пили пиво во дворе школы. Это сейчас я благодарю все высшие силы, что не вляпался в химические зависимости, венерические заболевания и прочее говно. Нажрались мы в первый раз летом после выпуска из школы, с того дня и понеслось.

Я начал скидывать вес с неимоверной скоростью. Все успешнее начал подкатывать к тянкам, развивал скил в плохих рифмах и прозе. Про ту самую естественно не забыл. Ещё бы, забудешь её, когда раз в полгода она напоминала о себе, расставаясь с парнем очередным, который очевидно был тем самым, но не подозревал об этом. Поступил в одну шарагу на первый курс, не стал учиться, надоел всем сразу, массово свалил. С тех пор и пошла традиция раз в год перекатываться. Перекатился до бати-алкоголика. Лучше бы я этого, конечно, не делал, но что поделать. Мои девяносто кило превратились в шестьдесят. Я ходил, как эта забавная собачка шарпей. Постепенно от постоянных пьяных заходов на шесть или семь километров за пару часов моя туша стала более или менее.

Дальше совсем пошёл треш угар и содомия. Непонятная компания, но ехидный лузер, который все портит с детства, проснулся в очередной раз. Меня перестали звать на тусы, и этому я до сих пор рад. Ладно если бы я спился, у меня и так вышло неплохо. Там я бы сторчался, а это точно какая-то сомнительная тема. Я ещё не богат и не знаменит, даже не оставил мемуары. Начались походы с военкоматом. Внезапно проснулась та самая. В один прекрасный вечер я подрубил Брайна Молко и полчаса со слезами на глазах вырезал её имя на своей левой руке. Нет, я ни разу не жалею. Не жалею, что сейчас на моем левом плече около десятка глубоких рубцов. Зато нет желания больше резаться, наверное. Я бы продолжил чем-то более действенным. Не хочу мать печалить своим размазанным по асфальту телом.

Вот я почти в шажочке от двадцати годиков. Чего я добился? Да вроде ничего, ну кроме целого круга близких подруг, с которыми спал через одну, теперь они не горят желанием со мной общаться. Целая вереница друзей или знакомых, я им нравлюсь, а себе нет, ну и они мне тоже нет. Я — циник, мизантроп, гениальный мастер пера, в моем случае это стертые в кровь пальцы от клавиатуры. Без той самой ну никуда, раз уж пошла такая пьянка. Сейчас она за несколько сотен километров, сидит со своим парнем или семьёй. Возможно она переживает, не умер ли я. Потому что я могу. Не даром же пугал сам себя парой массовых попыток выйти в окно, ну либо нажраться таблетосов, проблеваться, потом снова проснуться.

Как-то сумбурно, но зато честно, без эпитетов и цитат. Я не хочу повторять ничего из того, что я уже сделал. Не хочу спать с одногруппницами, не хочу сосаться с ними же в компании своих друзей. Не хочу раз в год звонить перепуганный с просьбой забрать меня куда-нибудь, только поскорее. Я хотел бы завести жену и детей. Устроиться на работу, а лучше делать деньги своим скилом врать людям. Убедительно вру людям. Поступил в другую шарагу, вернее мать отправила. Ничего по сути не изменилось, но я хотя бы в своих глазах стал чем-то более элитным. Тот же плохо социализированный, но в профиль. С замечательными историями про пьянки и прочее. С целым чемоданом из психических расстройств и багажом рыдательных паст о неразделенной любви.

Считаю это полотно своим магнум опусом. Лучше него я все равно не способен что-то написать. Я трезвый и на эмоциях, хочу кушать и на кураже, голова болит. Выглядит, как предсмертная записка, но я вроде бы никаких своих любимых дам не убивал и некрофилии не предавался. Просто солнышко моё закатилось. Хочу чай с лимончиком, хочу обнять свою девушку, которой нет. Воля то в кулаке, а мысли в разные стороны. Мне не страшно, скоро сяду на поезд, вестимо куда, увы, вернусь. Вообще я хочу билет в один конец. Не сам его хочу. Лучшим подарком на мои двадцать будет билет в один конец за полсвета отсюда. Там я точно заживу и выкарабкаюсь. Ты чувствуешь моё сердце? Я вот пишу предсмертную записку, не собираясь себя убивать.