July 12

!internet!

Окинава...

У молодёжи это сейчас ассоциируется с большеглазыми девочками, улыбающимися со сверкающих пёстрых журналов и каким-нибудь... Как их, чёрт возьми... Аниме и суши-баром?

Так вот знаете что?

Остались ещё те, кто помнит иную Окинаву...

Шёл сорок пятый год.

На троих у нас было две М1«Гаранд» и пять обойм, Кольт без боезапаса, десяток гранат и бесконечное количество трофейных «Арисак» с цинком патронов к ним.

Они жутко бесили меня, но я знал, что мы когда-нибудь перейдём на это дерьмо...

***

— ПРОСНИСЬ, ДЖОНСОН, ТЫ ОБОСР...

Обрывки речи потонули в пулемётной рыгающей очереди Тайп 99. Два расчёта, немного пехоты плюс снайпер, засевший где-то в листьях близлежащей пальмовой рощицы. Вычислить его местоположение не представлялось возможным из-за облаков скрывших солнце и всякий возможный блик от линзы прицела.

Прихватив в руки по гранате, я оставил своих бойцов возле разбитого «Шермана», трусцой пробираясь зиг-загами до ближайшей «паутинки» траншей, наполовину превратившихся в кровавую баню.

На очередном повороте я, едва не столкнувшись с двумя одичавшими японскими офицерами с катанами наперевес, шлёпнулся в грязь...

... Где нос к носу столкнулся с оторванной рукой. На рукаве я обнаружил шеврон 77-ой пехотной дивизии.

Кажется, всё основное гостеприимство досталось им.

— Бойцы! — окликнул я рядового Симпсона и лейтенанта Джонсона, попутно отправляя первую гранату в коридор с засевшими там офицерами. — Добро пожаловать на Окинаву!

Вторая граната улетела уже из-за спины куда-то в сторону врага, и судя по колоссальному взрыву, летящим из-за спины кускам палёной плоти и двум вжавшимся в землю салагам я попал во что-то очень взрывоопасное...

***

— Эй, дедуля! Место уступи.

Как же мерзко это прозвучало. Эти уродцы ещё не зашли, а у меня уже скрипят остатки зубов. Стульев было достаточно, а я занимал самый крайний в тёмном углу. В этом чёртовом пустеющем баре.

Мало им, что ли?

Пальцы привычно подцепили кончик сигары, торчащей из нагрудного кармана.

Куба, пятьдесят пятый год.

Подарок от старого друга — младшего сержанта Билли, сложившего голову в заливе Свиней.

Это было несправедливо.

Я отдал ногу за его жизнь на Окинаве, чтобы Билли взорвался спустя пару лет на Кубе?!

Раз в год на одну сигару в коробе становилось меньше.

Эта была последняя.

— Ты оглох?

Мой ворох воспоминаний был обрушен мерзким басом, на этот раз почти над ухом. Следом на стойку опустилась пёстрая от татуировок рука.

— Ебучая молодёжь, — Проворчал я, посмотрев через плечо на крикуна.

Татуированный хер в кожанке, высокий и плечистый бык, явно привыкший получать всё силой. Слева — какой-то мелкий нагломордый лысый рисоед, а справа — какая-то шалава в пёстром мини с бритым виском. Пришли, цыплята.

— Тебе слуховой аппарат подкрутить? — На ломаном американском спросил азиат.

— Цыц, щенок, — хрипло гаркнул я, — мы таких, как ты на Окинаве прикладом ломали. И я тебя сломаю, если надо.

— Вы посмотрите на него, — осклабился татуированный, — в солдатиков не наигрался. Убийца невинных.

— Да у тебя, старик винтовка уже лет сто не стреляла точно. — Насмешливо пропела шалава.

Пока три урода смеялись, из бокового кармана мне в ладонь выпал родной стальной брусочек зажигалки. «Зиппо» сорок первого года, прошедшая со мной тернистый кровавый путь от учебного корпуса до пурпурного сердца.

Разок чиркнув колёсиком, я наскоро раскурил сигару, разворачиваясь к панкам лицом.

— А ты эксперт? Можешь проверить, — я похлопал по пряжке своего ремня. — наклонись сюда, и моя винтовка прострелит твой поганый рот, шлюха!

***

— Совсем рехнулся, Генри?! Твой сраный окурок за милю в этой темени видно!

Коротким ударом по руке братец Билли умудрился и отправить сигарету в лужу, и вмазать мне по харе. В ответ он получил ладонью по каске, после чего примиряюще поднял руки, позволяя мне закурить новую.

Один — ноль.

Ночь выдалась темнее, чем обычно. Тяжёлый многодневный ливень наконец закончился, и теперь нам оставалось только ждать момента, когда к утру нас прикроет туман, и ринуться в атаку холма, на вершине которого остался один из последних ДОТов. Часть бойцов спала, кто-то писал сраные заметки, или мемуары, которые когда-нибудь кто-нибудь может быть прочитает. Оставшиеся бодрствовать часовые тихо травили байки, или курили тайком от Лейтенанта Паттона, изредка появляющегося на посту.

— Пусть знают, что мы тут, Билли, — ответил я, оглянувшись вверх, в сторону тернистой и витиеватой тропы, размокшей от дождей, — пусть помнят каждую минуту о том, что с рассветом мы уже будем стоять на их трупах. И добивать раненых.

— Они и так знают, — ответил Билли, рефлекторно похлопав по прикладу винтовки, — ты видел, как они сражаются. Смерть для них — честь. И сейчас они вполне могут ждать момента, когда мы расслабимся, и ударить всем, что у них есть.

— Ты слишком хорошо о них думаешь, приятель, — усмехнулся я, затягиваясь и пуская невидимые в ночи кольца дыма, которые, к сожалению, были незаметны, — днём мы отрезали их пути к отступлению, плюс подорвали склад боеприпасов. Вряд ли у них есть что-то, крупнее пулемёта, иначе бы нас давно похоронили под миномётным огнём.

— Думаешь? — Скептично спросил Билли, усевшись на камень полностью, сложив ноги так, как если бы напротив меня сидел ребёнок, слушающий историю.

Он и был ребёнком. Мой маленький и добрый приятель Билли.

Протянув ему последнюю сигарету, я ответил:

— Они такие же люди, как и мы. Сидят точно так же наверное в ДОТе, и боятся нас. И обсуждают может то же самое.

— Хочется верить. — Сказал Билли, шаря по карманам в поисках зажигалки.

Короткий свист пули и эхо выстрела прокатились по джунглям.

В звенящей тишине я смотрел на отстреленный кончик своей сигареты, гаснущий в луже.

***

Татуированный схватил меня за плечо, занося руку для удара:

— Да я тебя...

Короткий удар сбоку в челюсть ошарашил ублюдка, а следующий удар кружкой по виску и вовсе едва не отправил в нокаут, но бык был слишком крепкий, чтобы упасть. Следующее, что я увидел, это налившиеся кровью маленькие тупые глазки, и блеснувшее в тусклом свете бара лезвие «бабочки», зажатой в холёных пальцах мелкой шлюхи.

Я медленно отложил сигару на пепельницу, разворачиваясь.

— Прекратите!

Сбоку от себя я услышал голос бармена. Новенький Молодой и робкий. Старый бы уже давно их погнал отсюда. Старый помнил меня, своего постоянного клиента. Двадцать лет я спокойно приходил сюда каждый вечер пятницы, и ни одна однодневка не сгонит меня отсюда.

— Заткнись и налей нам джина с соком. — Омерзительно протянула сучка. Татуированный хотел судя по всему извлечь что-то интереснее ножа, спрятанное за пазухой кожанки, но моей руке было привычнее.

Щёлкнув предохранителем своего «девятнадцать-одиннадцатого», я отрезал:

— А теперь, панки, убирайтесь к чёрту, пока я не нашпиговал вашу шалаву свинцом.

Мелкий азиат, всё это время скрывающийся за спиной татуированного, вышел целиком, открывая мне револьвер в левой руке:

— Лучше бы тебе не рыпаться, козёл.

— Чёртов рисоед.

— Как ты меня назвал?!

Я был готов умереть здесь и сегодня. На шестьдесят шестом году после не одного десятка трупов позади ты готов встретить смерть в любой момент, кроме разве что посещения доктора или визита детей.

Два сухих щелчка заставили нас замереть. Меня, бармена и трёх панков.

В тени фигур панков можно было заметить ещё двух человек. В свете тусклых ламп блеснули два Кольта.

— У вас десять секунд, чтобы свалить к чертям, пока мы не вызвали копов. — Сказал левый бородатый мужик в клетчатой рубашке.

Второй, кажется мой ровесник, одетый в деловой костюм процедил сквозь зубы:

— Если придёте сюда в следующий раз, мы не пожалеем пуль.

— Лучше бы вам оставить нашего товарища.

Товарища...

***

Из-за проблем с транспортом короб сигар пришёл вместе с плохой вестью. Наш общий боевой товарищ — капрал Стив принёс жетоны Билли, и молча положил сверху короба с кубинским флагом на крышке.

И где-то минут пять я молча смотрел на два металлические плашки. Пока язык не онемел, я успел спросить:

— Он что-нибудь сказал перед...

Слова захлебнулись в коротком всхлипе.

Твою мать. Молчи. Молчи, Генри. Пожалуйста. Молчи.

Маленький приятель Билли.

Ты всегда умудрялся сказать что-нибудь до боли наивное и простое, доброе и истинное. И я не могу поверить в то, что ты оставишь меня сейчас без своего послания.

Неуверенно взглянув на меня, капрал выдал только одну фразу.

И я засмеялся.

Смеялся отчаянно, громко, надрывно.

Даже жена прибежала с кухни, взволнованно глядя на меня.

Я стучал кулаком по металлическому протезу и смеялся.

***

Спустя какое-то время эти двое пригласили меня к себе за стол у входа, заказав по кружке «Бада».

— Карл Бриггс. Вьетнам, Дананг.

Пробасил Бородатый, пожав мне руку.

Следом, с некоторым трудом протянув через стол жилистую ладонь представился и старик:

— Том Джексон. Корея, Пхохан.

— Генри Уокер. Япония, Окинава, - представился я, спросив обоих: — И давно вы сидели в этом баре?

— Лет двадцать точно. — Ответил Карл.

— Почему мы не встречались ранее? — Спросил я, сделав глоток из кружки.

— Обычно мы ходили по четвергам, а так просто выходной сегодня выпал.

— Работаете вместе?

— В одном отделе, — улыбнулся Том, — я его начальник.

Я усмехнулся.

— Сидим раз в недельку, вспоминаем былые времена.

— Не расскажешь нам, как было у тебя, Генри? — Участливо спросил Карл.

Я уселся поудобнее, всплеснув руками:

— Шёл сорок пятый год.

На троих у нас было две М1 «Гаранд» и пять обойм, Кольт без боезапаса, десяток гранат и бесконечное количество трофейных «Арисак» с цинком патронов к ним.

Они жутко бесили меня, но я знал, что мы когда-нибудь перейдём на это дерьмо…