Приятным апрелем

Приятным апрелем мы с моей матерью переехали в милый город Ярославль. Я помню, как нас встретил блеклый парень в кремовой рубашке. Он стоял впереди такси. «Давайте ваш багаж» — улыбаясь, сказал он. Водитель курил дешевые сигареты. Мы купили дом на окраине, недалеко от лесоперерабатывающего завода. Мой вид из окна напоминал арт-терапию суицидника: завод, пустынная дорога, уходящая вдаль, и несколько заправок.
Моя мать не отличалась мягким характером, да, я ненавидел ее. Все деньги она тратила себе на одежду. Я ходил в дырявом свитере, который достался мне от брата. Если бы она родила девочку, то, наверное, всё было бы по-другому. Я ненавидел ее, она ненавидела меня, но я никуда не мог уйти. Эта сумасшедшая одевала меня как попало, из-за этого у меня были проблемы в школе, и она начала таскать меня психологам. Седоволосые недо-врачи диагностировали кучу ужасных диагнозов, разводя руками по воздуху. Моя мать скупала кучу таблеток, которые я втайне от нее продавал в школе.

Все эти воспоминания нахлынули на меня, когда мы разбирали вещи, и я нашел свой дневник. Записывать свои ощущения и мысли в дневник — это единственный хороший совет, данный мне врачами. «Меня зовут Глеб, мне 14 лет, я играю с куклами и мне совсем не стыдно» — моя первая запись. Мама сидела на диване и перебирала телефонную книжку.
— Где моя камера? — спрашиваю я.
— Не знаю малыш, посмотри в красной сумке. Я сфотографировал ее: она сидит ко мне спиной и курит. «Глеб, я же говорила тебе, не снимать меня, а ну-ка, подойти ко мне» — стряхивает сигарету.
— Опять у тебя волосы отросли, надо постричь тебя, слышишь, а то будут путать с девочкой — говорит она.
— У тебя же нет денег на парикмахера…
— Я постригу тебя сама — повышает она голос — и вообще, чтобы ты без меня делал?
— Уехал бы в Москву и стал известным режиссером.
— А где бы ты жил?
— Под мостом.
— Ты же знаешь, я люблю тебя.
— Да, да…
— Ты должен найти здесь друзей, слышишь?
— У меня нет друзей.
— Не говори так, у каждого человека есть друзья.
Трещит телефон. Она снова поворачивается ко мне спиной, и я ее фотографирую. Я перетащил вещи в свою комнату. Написал пару строчек в дневник. «Завтра нужно съездить в магазин» — кричит мне она и продолжает болтать по телефону. Сквозь ветви дерева на другой стороне улицы стоял шикарный дом. Молодой парень в дождевике курил за сараем. «Артем!» — послышалось из дома. Парень как перепуганный бросил сигарету, втоптав ее в сырую землю. Он тяжело откашлялся и забежал в дом. Я снял его сутулый силуэт на фоне полей. Перепуганное лицо. О, оно прекрасно.
Утром было ужасно холодно. Я простыл, спав с открытым окном. Моя мать суетилась на кухне, но ничего хорошего это не предвещало — готовить она не умела. По пути в ванную она набросилась на меня.
— Глеб, ты опять простыл?
— Да, я забыл…забыл закрыть окно.
— Я же говорила тебе, закрывать окно на ночь.
— Я знаю, знаю — проворчал я и закрыл дверь.
В зеркало я рассматривал свое женоподобное тело. Когда мне было около восьми, иногда мать надевала на меня платье, которых у нас было множество, ведь она готовилась к тому, что родится девочка, а я всё испортил. Иногда я носил это платье подолгу, настолько, что я начал к нему привыкать. Я даже завязал отношения с одним парнем, который не знал в чем точно дело. Не совру, если скажу, что эти отношения были самими светлыми в моем детстве. Позже, конечно, мне запретили надевать платья, запретили также и общение с моей детской любовью. Всё это ужасно меня расстроило. В детстве я смутно понимал причины недовольства матери, ведь я не делал ничего, на мой взгляд, плохого.
Она приготовила яичницу. Я потыкал желток вилкой, и он разлился по тарелке. «Надо заехать за едой, ешь быстрей» — говорила она, дымя сигаретой. Частички пепла падали в мою тарелку. Она ушла в ванную. Я отпил немного молока и слил яичницу в мусорное ведро, желток забавно оторвался от тарелки и исчез на дне. Ветер на улице дергал деревья. Я наблюдал за противоположным домом. Мама возилась с пакетами. Я подошел поближе и сфотографировал дом. Вдруг показалась машина, она свернула на нашу улицу и остановилась недалеко от меня. Из машины вылез тот парень, что курил у сарая, вместе с ним пожилой мужчина в темной ветровке и грозным взглядом. Парень увидел мою камеру и подошел ко мне.
— Что ты снимаешь? — спрашивает он.
— Всё подряд — отвечаю я.
— Артем — протягивает он руку.
— Глеб.
Я живу в этом доме — показываю я пальцем — мы с мамой переехали сюда вчера. Из машины вылезла девочка лет семнадцати. Она обняла Артема со спины, поправляя шоколадные волосы.
— Это моя сестра, Анна.
— Привет
— Привет
— Давно здесь живешь? — спрашивает Аня.
— Нет, мы переехали недавно.
— Глеб! — Ладно, мне пора, было приятно познакомиться.
— Пока.
— Пока Глеб.
Я залез в машину. Внутри было холоднее, чем на улице.
— С кем это ты разговаривал?
— Наши новые соседи.
— Что говорят?
— Ничего.
Машина тронулась, и мы поехали.
— Ты уже узнавал на счет учебы?
— Нет.
— Что ты будешь делать? В этом городе полно школ. Если ты не хочешь продолжать учебу, ты должен найти работу. Ты же знаешь, что у нас мало денег.
Заводы и фермы, широкие улицы и снова заводы, отели, бары, отели, заводы. — …а то вырастешь как твой отец, алкоголик без целей в жизни… Перед нами остановился грузовик с коровами. — …я хочу, чтобы ты был счастлив…
Бросило листья в лобовое стекло. Мы вернулись домой под вечер. Я занес пакеты домой и вышел на улицу. Падал дождь. По земле волочился легкий туман, больше похожий на хлопья. Я решил пройтись. «Глеб» — окрикнул меня кто-то. Это Артем, он опять курил за домом. Я перелез через забор и подошел к нему. Облачный день. Ветер застывал в лёгких и обдирал сосны. Туман цвета сгущенного молока разлился по земле. Я прикасался к нему ботинками и ничего не чувствовал. Я ощущаю ветер всем телом: он залезает под свитер и путает мои темные волосы. Дергает пламя зажигалки. Туман нежно обнимает мои ноги. На улице так хорошо, что хочется жить.
— Как дела? — Неплохо. Он протягивает мне сигарету.
— Где ты учишься?
— Пока нигде.
— И что собираешься делать?
— Не знаю. Я взглянул на свой дом. Отчетливо видно мое окно, из которого я фотографировал. Лицо Артема обдувает ветер. Он затягивается и смотрит на небо. Его футболка колышется как парус корабля. Пахнет травой и свежим деревом. Я устал поправлять волосы. Мы стояли молча несколько минут, пока я не заметил проплывающий над нами самолет.
— В Москву — сказал Артем.
— Откуда ты знаешь? Он пожал плечами: «Но я бы хотел, чтобы он полетел в Москву».
— Тебе нравится моя сестра? — вдруг спрашивает он.
— А что?
— Она нравится тебе или нет?
— Ну, она милая. — К ней в школе постоянно клеятся всякие хуесосы. — Вы учитесь в одной школе?
— Ага…ладно, забей. Зайдешь к нам? Мама готовит пирог.
— Было бы круто. Он потушил сигарету и прокашлялся. Мы зашли в дом. Пахло апельсинами. Я следовал за Артемом. Мы поднялись к нему в комнату. Я расчистил хлам на кровати и присел.
— Слушаешь Битлов? У меня даже есть кассеты, для ценителей.
— Нет. Они мне не нравятся. Он пролистал на смартфоне несколько альбомов и вздохнул.
— А что ты слушаешь?
— В том году у Crystal Castles вышел альбом с новой вокалисткой, ну, это из последнего, что мне понравилось.
— Я ходил на концерт Казускомы, слышал о таких?
— Неа.
— В них мало драйва, но это же рок — подумал я.
Я хочу драйва, криков, и чтобы гитары разбивали о сцену, рвали струны, кидали их в комбики, понимаешь?
— Пирог готов!
— Ладно, пойдем.
Мы спустились. Я перекинулся парой слов. Отец Артема слишком сильно сжал мне руку. Его руки — орудия для убийства и тяжелого труда. Грубые черты лица, собачье, россиянское лицо, поджатые губы, редкие темные волосы. Он долго рассказывал о войне, политике США, китайцах…
— Откуда ты переехал? — вдруг спросил он.
— Из Владимира. Мы переехали с матерью.
— А где твой отец?
— Я не помню его, точнее его практически не было в моей жизни.
Мне было стыдно это говорить. Лучше бы я соврал, или хотя бы сказал, что мой отец легавый. У меня никогда не будет такой семьи, как у Артема. Это невозможно. Не в моей истории. Мне не хотелось возвращаться домой. Там холодно и нечего есть. Мне даже пришла идея переночевать у этой замечательной семьи, но я быстро откинул её. Моя мать про меня уже забыла, придется ей напомнить, что у нее существует сын. Я попрощался со всеми. Перешел сырую дорогу, шурша оранжевыми листьями. На втором этаже горел свет. Я зашел в прихожую. Мужские сапоги валялись на полу. Я слышал стоны наверху. Я поднялся по лестнице. Дверь в ее комнату была закрыта. Я взял фотоаппарат, пленку, и поспешил уходить. Я не могу оставаться здесь. Когда я спускался по лестнице дверь ее комнаты отворилась. Я слышал, как босые ноги касаются паркета. Я обернулся. Она в одном нижнем белье стояла и смотрела на меня. Помада была размазана по лицу. «Шлюха!» — крикнул я и выбежал на улицу.