July 5

!internet!

Ночь. Кладбище. Луна ярко освещает кресты и памятники. Я уже практически дома. Осталось пройти это место, и через двести метров будет моя деревня. Не люблю эту часть пути, но никуда не деться. Дорога проходит только здесь, а бродить по зарослям в попытках обхода, как по мне, еще хуже. Сегодня я возвращаюсь с сельской дискотеки, что в соседнем селе. Иду один. Делаю так уже не в первый раз. Лето только началось, и к нам в деревню еще никто не приехал, кроме меня. А в другом селе меня уже ждали друзья, которых я больше года не видел.

Стараюсь побыстрее пройти эти сто метров, отгороженных забором, за которым лежат мёртвые люди. Пытаюсь не смотреть, но боковым зрением замечаю что-то странное за забором. Сразу же поворачиваюсь и, вскрикнув, застываю на месте. Что за чертовщина, прости господи! За забором, что метрах в пяти от меня, стоит и пялится на меня мужик. Дед. Он оперся на свою палку и просто смотрит. Страшно! Хочу бежать, орать, но тело не слушается, а в горло вроде кто-то кляп забил. После своего вскрика больше не могу выдавить ни звука. Чёрт возьми, да хоть подвигайся что ли, а не просто пялишься. Я успеваю разглядеть детали.

Обычный дед. Каких много вокруг. В кепке и старом черном пиджаке, штаны – старые брюки, на ногах старые сандалии. Он стоит, немного подавшись в мою сторону, держа в правой руке палку на которую опирается всем весом, левая рука лежит поверх правой. Лицо мне плохо видно, хоть луна и светит ярко, но освещает она его со спины. Ни шороха, ни звука от него, он даже не двигается, а застыл как вкопанный на месте.

- Простите... – начинаю я голосом, за который стыдно, он дрожит и жутко неубедителен. – Простите, я не хотел вас напугать… – хотя тут явно видно, кто наложил в штаны, а кому похрен, и он просто смотрит, что ты будешь делать, и когда обосрешься. – Я просто проходил мимо…

Дед молчит. Я не знаю, что говорить дальше, просто начинаю себе идти. Сердце колотит, ноги ватные, но штаны вроде пока не испачканы. Иду, не спуская с деда глаз. Он всё также стоит, только повернул голову в мою сторону как бы провожая. Я делаю еще несколько шагов и пускаюсь со всех ног в направлении деревни. Бегу до самого дома, в левом боку уже адская боль, дыхание сбито. Захожу во двор, и только теперь, согнувшись пополам, начинаю приходить в себя. Что за дед ёлки палки? Маньяк, ей богу. К чёрту эти дискотеки. Решаю ничего не говорить своим друзьям. Скажут: «Был бухой и испугался какого то деда». Также решаю больше самому не ходить ночью через кладбище и понимаю, что вру сам себе.

Утро. Хорошо выспавшись, прихожу к выводу что, наверное, какой-то бомж ходил по кладбищу в поисках съестного или рюмахи с водкой. Решаю, что в принципе всё нормально. Но эта мысль весь день не даёт мне покоя. Наконец под вечер говорю сам себе – нет, так не пойдёт. Лето длинное, на дискотеки ходить хочется. А страх этот только мешать будет. Короче, план такой – иду сегодня в полночь на то же место и не ухожу, пока во всем не разберусь . На кладбище конечно заходить не охота после такого, но... Я ж мужик, в конце концов! А если бы с девушкой шел вчера? Страшно, но что поделаешь? Тем более я уверен, что в эту ночь деда точно не будет. Чтобы убедится, что это лишь мой бред еду днём на кладбище и брожу там. Тишина здесь. Только шелест листьев от дуновения ветра нарушает её. Хожу между могил. Здесь есть и мои родственники. Я здесь один. Днём не страшно. Посмотрим, что будет ночью.

Чем ближе вечер, тем сильнее мой настрой начинает сбоить. Уже в голове мысли – не вздумай, дибил, не вздумай. Решаю так – пока не стемнело, пойду туда заранее. Сажусь в кустах близ дороги на противоположной её стороне, как раз напротив того места где видел деда. Меня не видно отсюда, а ночью тем более. Только что сам это проверил. Устраиваюсь по удобней. Ждать долго.

Уже давно стемнело. Такая же лунная ночь, как и вчера. Кладбище хорошо освещается. У меня отличный обзор. Пока что ничего необычного. Смотрю на часы. Они показывают одну минуту первого.

Чёрт возьми!!! Меня бросает всего в пот. Стоило мне отвлечься как дед уже тут как тут. Стоит на том же месте. И смотрит. У меня явное предчувствие, что смотрит, блин, ну точно на меня. Видит сквозь кусты. Он также не подвижен, как и в прошлую ночь. Пялиться зараза! Меня это начинает злить. Страх немного отошел на второе место. Я поднимаюсь и выхожу из-за кустов. Быстро направляясь к этому неадекватному старику, что пугает среди ночи людей.

Когда приближаюсь метра на три, дед, вдруг, выставляет вперед левую руку с раскрытой ладонью, как бы давая мне понять, что хватит мужик, я понял, что ты настроен серьезно, остановись. От неожиданности я так и делаю. Дед показывает мне знак, что мол – иди за мной. Он поворачивается спиной и, немного прихрамывая, уходит в глубину кладбища. Я стою на месте. Идти за ним мне совсем не хочется. Он снова поворачивается ко мне и вновь машет рукой, приглашая меня идти за ним.

Пересилив свой вернувшийся страх и куда-то подевавшуюся решимость, я таки перелажу через забор. Неуверенным шагом иду к нему. Свет месяца падает теперь прямо на его лицо. Оно все в старческих морщинах, но борода и брови деда не седые, а лишь начинают седеть. Он очень серьезен. Грустные темные глаза смотрят на меня в упор. Я подхожу ближе, он вновь поворачивается и шагает между могил. Иду за ним. Наконец, пройдя почти всё кладбище, мы останавливаемся у очень старой заросшей сорняком могилы. Он просто смотрит на меня. Я направляю луч фонарика на могилу, пытаясь рассмотреть, что на ней написано. Надписей не видно. Всё слишком старое и ветхое. Какое-то время мы стоим возле неё. Потом дед вновь даёт мне знак следовать за ним. Я послушно плетусь сзади. Мы подходим к могиле моей прабабушки. Дед поворачивается и показывает на меня указательным пальцем. Потом подходит к памятнику, наклоняется и начинает что-то показывать на нем. Я не сразу понял, что он делает. Направляю фонарик на памятник и вижу, что он показывает мне на дату рождения и смерти моей бабули. На могиле выбиты такие числа: 04.03. 1911 – 22.02.1991. Дед указательным пальцем показывает мне сначала на цифру 4, потом на цифру 3, цифру 9 и цифру 2. Потом, выпрямившись, указывает пальцем на меня. Так он проделывает несколько раз. Одни и те же цифры, а в конце жест с указательным пальцем, который неизменно направлен на меня.

- Что? Я ничего не понимаю. – говорю я. – Это связано со мной? Что значат эти цифры?

Дед молчит. Только раз за разом повторяет свой ритуал из тех же цифр и жеста пальцем. Я ничего не понимаю. Пытаюсь ему это объяснить. Но он как будто не слышит. Потом вдруг берет свою палку и показывает на что-то у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь. Ничего… Потом поворачиваюсь к деду, но его и след простыл.

- Да что, блядь, здесь происходит? – ругаюсь я вслух.

Я походил между могил в поисках это странного старика. Пусто. Абсолютно пустое кладбище, где также тихо и уже не страшно, как днем. Делать нечего – иду домой.

В дальнейшем я еще несколько раз дежурил здесь, но старик больше не появлялся. Я пытался узнать у родных, что за могила в конце кладбища, и кому она принадлежит, но никто мне ничего не ответил, лишь моя бабуля поинтересовалась, зачем мне это нужно. Мы с ней всегда были друзьями, и я таки рассказал ей, что видел.

- Это часовой. – сказала моя бабушка, как ни в чем не бывало. – Он предупреждает тебя.

- Что? Часовой? Бабуль, ты так говоришь, будто это абсолютно нормально. Вроде это продавец с магазина, которого ты давно знаешь.

- Нет, не продавец. Часовой. На каждом кладбище есть такой. Сидел бы меньше в своих интернетах, может и узнал о жизни больше. – она добродушно треплет мою шевелюру.

Бабушка рассказала, что её мать, моя прабабушка, у могилы которой происходили эти странные события, говорила, что видела этого часового. Он показал ей цифру – 1464.

- Но что это значит?

Бабуля тревожно смотрит на меня:

- Не знаю я, Саша. Догадываться только могу. Мама моя, как умерла, так мне этот часовой сразу почему-то припомнился. И число это… 1464.. Мне она, когда рассказала об этом, так мы потом долго головы ломали над ним. А в день похорон я друг вспомнила про него. Начала припоминать дату, когда мама мне про часового этого рассказала. Помню, что вроде как в середине лета дело было, вот и подсчитала дни от встречи до дня смерти…

- Так вот что это значит! – вскрикиваю я. – Так что же это мне 4392 дней осталось? Это ж сколько то? Выходит лет двенадцать?

- Перестань так думать! – сурово говорит бабуля. – Не в смерти здесь дело. Предупреждение это, говорю же. Мама моя случайно ведь погибла. В цех она возвращалась. Коровы подоила, и ведро с молоком несла. А в колхозе, где работала она, дождь, бывало, как пройдет, так и зальёт весь двор, что потом хоть вплавь добирайся. Вот она и решила лужу то эту обойти. Пошла за складами овощными, да и убило её током. За складами этими линия электропередач проходила, провод после бури видать потрепало, вот он и оборвался как раз когда моя мама мимо шла… Вот так… Так что остерегайся в будущем. И дату, и число, и часового этого не забывай. Дед твой всегда говорил: предупрежден – значит, вооружен. Царство ему небесное…

Бабушка оказалась права. Прошло двенадцать лет, и я, конечно же, забыл об этом. Лежу вот теперь на мокром асфальте, и адская боль пронзает всё тело, а я не знаю, удастся ли мне дожить до утра. В моём воспаленном от боли мозгу происходит сейчас математический процесс подсчета дней. Я припомнил этого деда. Правда, уже после того как на меня выскочил из ниоткуда этот чертов фургон…