Я знаю, что я немного туповат

Я знаю, что я немного туповат. Но мне и не нужно быть умным. Моя тупость компенсируется силой, которая и нужна Андрею Валерьевичу. Думать в нашем дуэте это его обязанность, а я просто танк, которым он рулит для достижения наших целей. Мне нравится это. Думаю, это и есть мое предназначение. Не зря же я стал таким огромным бугаем, чей вид уже готов заставить любого должника трястись от страха. А если у меня с собой окажется тесак… У-у-у… Обычно до этого не доходит – при виде меня, двухметрового шкафа с безэмоциональным лицом, все сразу понимают, что долги лучше отдавать вовремя.
Да, с такой напоминалочкой, как я, тяжело забыть о сроках. Но нашелся один паренек, который, видимо, подумал, что он бессмертный. Так дерзко мне еще никто не отвечал. Но я человек спокойный и смог сдержать внутренний гнев. Но дерзить Андрею Валерьевичу ему явно не стоило. Паренек этот никогда не забудет ту поездку в загородный лесок, будучи привязанным за ногу к тачке. Ему очень не повезло, что на моей любимой дороге, по которой я всегда добирался до леса, высыпали щебенку. Он так громко кричал, что мешал мне слушать музыку. Пришлось заклеить ему рот.
В общем, поездка была интересная. Доехав до леса, я долго не мог добиться от него толку. Он только плакал и стонал. Слабый. Но мне стало его жаль, и я предложил довести его до города. «Нет!» - крикнул он и попытался отползти. «Ну нет, так нет,» - подумал я. Не, ну, а что? Мне его уговаривать что ли? Там я его и оставил. В качестве уплаты долга – забрали его квартиру. Правда, в ней еще жила его бабушка. Мы обеспечили ей хорошие условия и помогали до самой смерти. Хорошая женщина была в отличии от своего внука. Хотя, внук тоже исправился. Много времени прошло после той поездки, когда я увидел его снова. Это случилось в той церкви, в которую я стараюсь ходить каждые выходные и праздники. Он молился, как и остальные. Узнал я его по шрамам, который остались после той поездки, и так обрадовался этой встрече, что даже предложил подвести его до дома, когда увидел, что он без машины. Но в ответ я снова услышал крик «Нет!», и он убежал. Больше я его не видел. Ну, что ж, надеюсь, что у него все хорошо.
Но я отвлекся. И, пожалуй, отвлекусь снова. Мой любимый тесак был первым подарком от Андрея Валерьевича. Как я его любил… словами не передать. И не передать словами, как его не любили другие. Это острое лезвие я точил с таким трепетом, как художник готовит свою кисть и палитру. Также трепетно я им по коже врагов Андрея Валерьевича и водил, как художник пишет картину. Вот это я понимаю - искусство. Когда жертва во всю глотку кричит и готова уже на все, а я все вожу и вожу острием.
Не понимаю, кстати, почему картины пишут, а не рисуют. Долго спорил об этом с Андреем Валерьевичем, и в итоге, согласился с ним. Но все равно так и не понял. Хотя, должен согласиться, звучит красивее. И теперь я не просто рисую тесаком на холсте в виде какого-то уебана, а пишу.
Вспомнил забавную историю. Однажды у нас завелась крыса. Подробности не важны. Важно то, что эта крыса попала ко мне. Вот лежит она, эта крыса, передо мной на столе, полностью обездвиженная. Я вспоминаю, сколько проблем она принесла нам, как сильно нервничал Андрей Валерьевич, а он ведь уже не молод. Ему нужно следить за здоровьем, а тут эта крыса и… Мне захотелось просто отрезать ему голову. Но я сдержался. Я ведь художник. И добиться от картины я должен мольбы о пощаде, криков, стонов и воплей, визгов, слез, нытья. В тот день я смог добиться этого всего. Позвав Андрея Валерьевича, я показал ему уже окончательно готовую, мертвую картину. Я изобразил на ней солнце с отходящими от него кровавыми лучами и двух людей, стоящих на холме. Один из них был высокий и широкий мужчина, а второй – маленький, щупленький старичок. Я не знал, сможет ли догадаться Андрей Валерьевич, кого именно я изобразил, но очень на это надеялся. И он угадал: «Это мы?» - спросил он. Я был так рад. И даже сам Андрей Валерьевич улыбнулся, когда я ответил «да».
Андрей Валерьевич заменил мне отца. Он стал даже лучше, чем тот. Мой родной отец был говно-человек. Он бил меня и мою мать все мое детство. Мать в итоге сбежала, и я остался с ним. Маму я не виню. Я люблю маму, хоть и давно ее не видел. Понимаю, что я больше никогда ее не увижу, и от этого мне становится грустно. Но я ничего не могу сделать. После ухода матери я стал получать за двоих, и получал бы сейчас, я уверен, если бы однажды не отпиздил своего отца до такого состояния, что он впал в кому. Это был первый раз, когда меня хотели судить. Тут-то и вмешался Андрей Валерьевич. Он познакомился со мной. Я ему понравился. Он нашел адвоката, и в итоге, я оказался потерпевшим. Судили теперь моего отца за то, что он избивал меня. Как только он вышел из комы, его посадили. А я стал работать на Андрея Валерьевича. Он всегда добр ко мне, как никто другой. А я стараюсь радовать его и делать так, чтобы его не расстраивали другие, а если они все-таки расстроят, то я обеспечу им заслуженное наказание.
Иногда мне даже становится жаль моего родного отца, но я быстро выкидываю эти мысли из головы. Он плохой человек. Нельзя таких жалеть.
Но все-таки, я ему немного благодарен. Благодаря ему я стал таким.
Я ходил на бокс, борьбу и прочую хуйню, чтобы я мог постоять за себя, в первую очередь – перед родным отцом.
После того, как меня начали судить, со спортом пришлось завязать. Я так и не стал мастером спорта по боксу, но мастерам я давал пизды. Правда, был один тип, который и правда был сильнее меня. Но эту проблему я без лишних нервов решил выстрелом в большой палец его стопы, тем самым уровняв наши шансы. В честном бою победа была за мной.
Не хочу больше вспоминать об отце. Эти воспоминания меня злят и расстраивают, а я не люблю ни злиться, ни расстраиваться.
Поэтому я лучше расскажу об Андрее Валерьевиче. Как я уже сказал, он не молод, и здоровье его начинает подводить. Он это знает, но отказывается принимать. Я давно говорю ему, что не нужно ездить на наши дела.
Мы с ребятами и сами сможем со всем справиться. И он это знает, но все равно продолжает принимать активное участие во всех делах. Остальные шишки его уровня уже перестали появляться на улицах и управляют всем из своих кабинетов с помощью рычагов по типу меня. Но не Андрей Валерьевич. Ему интересен процесс. Он живет этим. И за такой подход многие уважают его, и что более важно – боятся. Но я все равно волнуюсь. И опасения мои подтверждались. Сколько раз на него уже покушались, а он продолжает говорить: «Мне нравится такая жизнь, когда будто ходишь по краю и в любой момент можешь оступиться. Тогда жизнь требует от тебя полного погружения, и ты чувствуешь, что живешь.» Я еще спросил его: «А если вдруг подует сильный ветер, и вы упадете не по своей вине?» А он ответил: «Это судьба, мой друг. И я ее не боюсь, она меня боится.»
Не знаю, что он имел в виду, но знаю, что судьба посылала на него сильные ветра. Помню, однажды началось разделение одного предприятия, хозяин которого погиб при загадочных обстоятельствах. Это был очень тяжелый период для всего города. Была настоящая война, иногда переходившая в открытые столкновения криминальных групп. Каждый хотел извлечь выгоду. Урвать свой кусок. Долгое время мы были в стороне. У Андрея Валерьевича была хорошая тактика выживания.
Зачем лезть в замес раньше времени? Мы копили силы и наблюдали, как теряют их остальные. Зарубы были серьезные. В городе заметно снизилось население.
Но долго выжидать у нас не получилось. Кто-то решил покуситься на наше добро, думая, что это им легко удастся. Их мнение было ошибочным. Они думали, что раз мы не вступаем в войну, значит мы слабы и просто боимся. Но они не ожидали, что разбудили чудовище. Мы без особого труда наказали этих смельчаков и полноценно вступили в войну. Город содрогнулся.
Была череда успешных для нас стрелок, и на одной из них в Андрея Валерьевича выстрелили. Судьба пыталась столкнуть его с края. Этот выстрел был тем самым ветром. Но у судьбы ничего не получилось. Я прикрыл Андрея Валерьевича своим телом. Пуля прошла насквозь через правую часть живота. Адская боль. Глаза налились какой-то пленкой. Пришел в себя я только через несколько минут. В тот момент я уже успел в беспамятстве раскрасить череп стрелявшего о бордюр. Его мертвые глаза испуганно смотрели на меня. Кажется, я понял, почему судьба боится Андрея Валерьевича. По итогу всего этого действия у меня появился эпичный шрам, а куртку, в которой я был, Андрей Валерьевич повесил у себя в кабинете на память. Под курткой висела табличка с подписью: «Шестой раз, когда я переиграл судьбу.»
Шестой, но не последний. Игра с судьбой, которая желала смерти Андрею Валерьевичу, была очень активной. И это ему даже нравилось. С предприятием же, последнее слово осталось за нами. И Андрей Валерьевич поступил очень мудро. Подробностей не знаю, но в итоге война прекратилась, а мы встали на вершину криминальной иерархии. Такая ответственность.
Я снова отвлекся. Хочу сказать, что я очень переживал каждый раз, когда Андрей Валерьевич отказывался надевать бронежилет или ехать домой с охраной. Хоть он и отказывался, но я все равно сопровождал его. У меня даже была для этого отдельная машина, чтобы он не узнал меня. И во-первых, как бы я не переживал, но я уважал его игру с судьбой и смирился с ней.
Но вот с чем-чем, а с сигаретами я смириться не могу и сейчас. Не понимаю, зачем он курит. У него такой хриплый голос и такой сильный кашель, как будто его легкие просто пытаются съебаться уже с криками: «Остановись, мы не вывозим!» Не могу смотреть, как он сам убивает себя. Это же так вредно.
Постоянно говорю ему об этом, но он меня не слушает. Приходится иногда прибегать к серьезным мерам. Например, однажды я скупил все сигареты на свои скопленные деньги в любимом ларьке Андрея Валерьевича. А он просто начал покупать в другом. Ну что мне делать с ним?
Я долго думал, ну на ком будет держаться вся криминальная структура города, если с Андреем Валерьевичем что-то случиться? Снова начнется война, а я потеряю какой-либо смысл всем этим заниматься. А он вообще себя не бережет… Ай.
Но, как оказалось, он тоже думал об этом. Странно, что он мне не говорил. Наверное, думал, что я расстроюсь. Но новость, которую он мне преподнес в тот день, только обрадовала. Андрей Валерьевич вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что нашел мою маму. Я не знал, как реагировать на это. Поэтому он повез меня на окраину города. К ней…
Я не знаю, как описать те эмоции, которые испытал, когда увидел маму. В голове была буря. Эмоции, мысли, воспоминания. Все это превратилось в такую кашу, что у меня заболела голова. А еще я впервые заплакал. Я не плакал даже, когда меня бил отец. Но сейчас я не контролировал себя. Она стояла передо мной. Я знал, что это именно она. Но она так постарела с тех пор, когда я видел ее в последний раз. Она тоже заплакала и бросилась меня обнимать. В объятиях мамы, которая учила меня быть хорошим человеком с самого детства, я подумал, что не достоин этого. Ведь всю свою жизнь я делала очень плохие вещи. Может ей не нужен такой сын? Мне захотелось убежать от стыда, но мама крепко обняла меня, и я был будто парализован. А мысли все путались и путались.
Разобраться во всем мне помог Андрей Валерьевич. После того, как мама ушла накрывать на стол, он сказал мне: «Теперь ты можешь жить с ней и заботиться о ней. Ты заслужил спокойную семейную жизнь, после всего плохого, что пережил.» На что я ответил: «Андрей Валерьевич, я не смогу. Как вы без меня? Вдруг судьба победит в вашей игре, если я уйду?» Андрей Валерьевич улыбнулся и положив руку на мое плечо, сказал: «Не волнуйся. Судьба теперь на моей стороне. Мы нашли компромисс. Я заканчиваю с криминалом. Мой преемник уже рулит нашими делами. Мне тоже нужна спокойная жизнь.»
-Вы заслужили. Но это значит, что мы больше не работает вместе? – спросил я.
-Ну, почему же? Я буду заниматься легальными, законными делами. Думаю, в этих делах найдется и для тебя работа. Теперь у нас с тобой начнется новая жизнь, мой друг. Как тебе?
-Мне нравится. Только обещайте, что бросите курить.
-Я буду пореже, обещаю.
Мы отужинали. Андрей Валерьевич уехал домой. Завтра мы должны были встретиться в его кабинете, а сегодня я хотел провести все оставшееся время с мамой.
Я всю ночь плакал, положив голову на ее колени, рассказывая о том, какой я плохой человек. Она слушала меня и простила. «Отпусти прежнюю жизнь, - сказала она, - Прошлое в прошлом. Я теперь с тобой и люблю тебя не меньше, чем раньше. Прости меня, сынок. Я…
-И ты меня прости! С делами теперь покончено. Я обещаю, что стану хорошим сыном и хорошим человеком. Я люблю тебя, мама!»