!internet!
Поздняя осень – это худшее время, какое только можно представить. А если брать глубокую провинцию, то краски сгущаются ещё сильнее.
Я тут вырос и, можно сказать, впитал эту грязь размытых канав, пригородных полувымерших деревень, когда все просто заливается в беззвучном предсмертном крике, после которого, белый, как саван, выпадает снег.
Ноябрь я всегда встречаю с ужасным настроением. Можно сказать, что это сезонная депрессия. Потребление сигарет, алкоголя и кофе резко повышается, превращая меня из сотрудника соц. Помощи, читай, волонтёра, в нечто с серым лицом, самой яркой краской которого являются ещё более тёмные круги под глазами.
Так, туша очередную истлевающую сигарету, я привычно проверил конференцию в Телеге, где мне и ещё десятку таких же инициативных предлагалось набрать квестов на день. Чат был подозрительно неактивен, то ли из-за того, что сейчас понедельник, то ли из-за того, что эти самые задания крайне скудно оплачивали. Так, полистав объявления, я не заметил, как увлёкся и пролистал ленту на много – много постов выше:
«Александр Прокофьев покинул чат»
И именно эти сообщения окунули меня в жуткие воспоминания. Дело в том, что моя подработка предполагает активное движение по городу и прилежащим к нему ПГТ, с целью разнообразной помощи людям. Занести провиант, помочь с починкой и тд. Но осенью, хоть работы и много, мало кто берётся за волонтёрство, потому что градус странностей превышает какие-либо пределы. Кажется, что осень только и напитывается смертью и страхом людей, накрыв небо свинцовым покрывалом, размыв дороги и проливая на опущенные головы редкий и мерзкий дождь.
Именно об этой уникальной атмосфере распада я и хочу рассказать, благо историй накопилось достаточно.
Народ у нас такой. Рабочий. И после работы, в сумерках, идя домой, думает он только о своем светлом окошке, которое виднеется за березами, что растут в парке. Никто не задастся вопросом, почему старые качели с гнутым каркасом, начинают качаться без постороннего усилия. Без детей. Сами по себе. И стоит только оставить их во мраке, как они тут же останавливаются. Мрак парка хранит свои секреты. Старый парк не выдаёт свои секреты. Качнулась ветка, распухла чёрной водой канава, хоть никакого дождя и нет. Я всё это замечаю, возвращаясь из устаревших изб. Но я не задаю вопросов даже мысленно. Я не хочу знать, почему в голове крутится фраза «чёрная судорога», проходя мимо канавы.
Некоторые же и отписывались в конференции, как, проходя мимо детских площадок, скверов, охватывает беспричинный страх. Один же, как сейчас помню писал, что стоит взглянуть на карусель, половина которой находится во мраке, как начало сводить пальцы, выжигать голову. А карусель знай крутится. А на ней тело. Стоило попасться ему на глаза, как тут же исчезло во мраке. На следующий оборот карусели, на ней никого уже не было.
Однако главная чертовщина начинается в ближайшем ПГТ. Там, как будто чувствуя приближение серой смерти, начинают сходить с ума старики да бабки. Записи звонков, что хранятся у нас в чате, до сих пор не дают мне спать.
— Социальная служба, здравствуйте!
— Скажите подробнее, где вы и что с вами?
— Выбелило волос. Выдавило голос. – старческий голос женщины очень трясётся, а на заднем фоне только и знай, что шум мужских голосов.
Подумав, что звонит очередная пьяница, оператор хочет положить трубку, как вдруг:
— Я совсем одна. – и голоса сзади тут же затихают. – понимаете, у меня муж умирает, ветеран, никак не можем лекарства достать, а молодой человек вот недавно приходил, оставил контакты, сказал, с любой просьбой обращаться. А у меня тут засмеялись все. – и шум от хохота и голосов вернулся.
— Скажите пожалуйста, что с вами? Что с вашим мужем? Где вы?
— Заплакали женщины! – голос сорвался с крика на хрип и тут же утонул в криках и плаче отчаяния, казалось бы, десятка бабушек.
Оператор какое-то время молчит и часто дышит в трубку, пытаясь успокоиться.
— Женщина, что с вами, я повторю, что с вашим мужем?
— Пальцам холодно, мыслям крохотно…
— Женщина, сейчас я отправлю к вам скорую и наших волонтёров, скажите адрес.
Назвав адрес, бабушка, под женское рыдание повторяет «Муж под землю, я на облако, муж под землю, а я на облако. Из земной юдóли в неведомые боли». Оператор кладёт трубку.
Два волонтёра вышли на указанный адрес, естественно, задолго до нашей российской скорой помощи. Пробравшись через высокий бурьян и высохшие столбы борщевика, они увидели избу. Ни в одном окне не горел свет.
А, тем временем, вечереет, ноябрьский сумрак, дав солнцу три часа на свет, снова заявляет свои права. Оператор снова взял трубку, в которое, какое-то время, доносилось лишь всхлипывание. Как будто, звонивший пытался скрыть, что он плачет. Чтобы его не услышали.
— Кто умер, где вы находитесь?
— Я вам звонила днём. Муж мой, вот не дождались скорой, не пришли лекарства...
— Женщина, мы связались со скорой помощью, они уже в пути.
— Нет – нет – нет – нет!! – шёпот перешёл в свистящее дыхание. Звонившая бабушка укутана страхом.
— Саш, в доме вообще никого. – один из волонтёров уже заглядывал в окна. Дверь, в которую он стучал, оказалась заперта. – хотя…погоди. Вон, я зеркало вижу, в ней кровать отражается. Саш! На ней лежит кто-то.
Внезапно перед зеркалом загорается свеча и волонтёр машинально пригибается под окном. Оба парня притаились, но внутри избы по-прежнему было тихо.
— Ну на хер, Андрюх, пошли отсюда, пусть скорая сама едет. И так темно, а тут говно какое-то происходит!
— Женщина успокойтесь. Вы же сами сейчас сказали, что ваш муж дышит. Успокойтесь, сейчас волонтёры вам помогут, а потом приедет скорая!
— Девочка…внученька, там свечка загорелась, сама загорелась. Я боюсь, Господи – Боже, как я боюсь! А муж то…муж в зеркале отражается. Стоит перед свечкой с закрытыми глазами.
— Ну вот. Поднялся ваш муж! Положите его в кровать, сейчас вам…
— Он и так в кровати… Отражение его стоит и улыбается. – на фоне раздался смех старика – Господи, он в зеркале смеется! Стоит, смотрит на мужа моего и смеётся. И говорит… внученька, прошу Христом – Богом, прошу, помогите!! Отражение говорит с мужем.
— Что говорит отражение? – вопрос девушки оператора был задан шёпотом. Она боялась верить в это, но любопытство взяло своё.
В трубке раздалось шипение, как будто бабушка высунула телефон из своего «укрытия».
— Жди затмения, жди знамения, жди затмения, жди знамения, тех, кто ждёт тебя ночью в поле… — голос старика страшно корчился
— Слышишь, доченька? Он зубами стучит страшно, муж ворочаться в кровати начал было, а потом глаза закатил, одна я осталась, совсем одна – начала было всхлипывать старушка, как вдруг она утихла. Дальше послышался звук, как будто кто-то тянет мешок картошки.
— Саш, просто бежим отсюда. Там дед в кровати. Корчится, трясётся, а в отражении он же стоит. Улыбается и зубами стучит. Тут не скорая, тут полиция нужна и какой-нибудь священник. Я нанимался сюда не подыхать в бурьяне, пошли отсюда! Саш!!! Мужик с кровати упал. Глаза закатил и натурально упал! Умер он! Звони в эту сраную скорую! Уже двадцать минут стоим тут!
— Девочка моя…что же делается то! Муж умер, да кругами по полу пополз…голова на бок, глаза закатились, а всё ползает.
— Саш! Он пополз. Саша, покойник ползает перед зеркалом!!!
— Скрючились пальцы, да чёрной судорогой, кто святой отец, тот уже не жилец…
— Женщина, что с вами?? Вы в порядке? Выйдите на улицу! Выйдите на улицу и ждите помощи! Слышите? Выйдите из дома!!
— За пазухой стужа. Побелела кожа. Душу вымело...
— Саш! Там женщина! Там труп к ней ползёт! Жесть! Он, как в отражении, зубами стучит. Только вот отражение на него смотрит и бормочет! А этот ползёт. Саш...спасать надо, к ней он ползёт...
— Девочка, доченька моя, спаси…Ко мне он ползёт. Умру…