May 11

!internet!

Очнулся я в обычной палате с белыми стенами, кушеткой у кровати да закрытой дверью. Почему-то окна не было, и свет источали лишь лампочки у потолка, а из всего, что могло привлечь внимание я увидел лишь надпись на обычном листе, приклееном к тумбочке: “Главное правило — никаких вопросов.”

Что это за правило вообще такое? Я еще раз огляделся и аккуратно повернул голову, насколько смог. После пошевелил руками и ногами. Боли не было. Удивительно, ведь раз я в больнице, то должен был попасть сюда из-за чего-то. Была и еще одна странность — слишком мутные воспоминания. Я помнил свое имя, знал названия всего, что здесь находилось, но вот о себе почти ничего не мог сказать. Картинки из прошлого кружились вокруг меня, но я не мог словить даже одну.

Через какое-то время дверь скрипнула и внутрь зашел врач. Я тут же приступил к разговору, нарушая то самое правило:

— Кто я? Почему я здесь? Как я сюда попал? Сколько мне нужно здесь находиться?

Он промолчал и лишь ткнул рукой в листочек. После сел на табуретку рядом с койкой и ощупал мой пульс:

— Что ж, тебе хорошо. И хватит вопросов.

— Но…

— Никаких но. Если что-то важное действительно будет — тебе расскажут. А пока просто отдыхай и не думай ни о чем. Скоро обед принесут.

С этими словами он встал и вышел.

Я подскочил и подергал за ручку. Ничего. И что мне тут, с ума сойти, что ли? Следующие полчаса я потратил на детальное изучение палаты. Поискал тайные выходы в стене, пооткрывал ящики в тумбочке, даже достал до старых лампочек. Но так ничего и не обнаружил. Все стерильно чистое.

Наконец-то в двери снова кто-то завозился. Я приготовился. Хотел оттолкнуть вошедшего и пробиться в коридор, чтобы хоть как-то оценить ситуацию. Но незнакомка, лишь слегка приоткрывшая дверь, кажется, была к этому готова.

Просочившись в щель и тут же захлопнув дверь обратно, она приложила палец к своим губам и выразительно посмотрела на меня. Красивая. Почему-то я сейчас подумал только об этом, смотря на ее длинные, русые волосы и голубые глаза с серыми прожилками. Набрав побольше воздуха в грудь и поняв, что нападать я пока что не собираюсь, она затараторила:

— Слышала, ты хочешь побольше узнать? И вопросы задаешь? Отлично. Сейчас выведу тебя отсюда, но будешь вести себя тише воды и ниже травы. Все ответы получишь, как выберемся. И молчи. А то меня быстро найдут, особенно если вопить начнешь.

Я ошалело водил глазами, силясь понять, что делать дальше.

— Ну, — она с нетерпением протянула мне руку, — пойдем?

Кажется, она умела манипулировать людьми, потому что я кивнул и схватил ее ладонь. Снова открыв дверь, она оглянулась и убедившись, что никого нет, вытащила меня из палаты и бросилась наутек. Руку она не отпускала, так что мне пришлось поспевать за девушкой, петляющей по больничным коридорам. Пару раз мы почти натыкались на медсестер, но незнакомка, явно знакомая со всеми закутками, уверенно пряталась от всех, кто мог нам помешать.

Наконец-то я увидел в этой больнице хоть что-то не белое. Большая, дубовая дверь.

— Помоги, она тяжелая, — я и забыл, что передо мной слабая девушка: так резво она бегала.

Солнечный свет. Яркий, натуральный. Он был первым, что я увидел, навалившись на дверь и наконец-то открыв ее. Прямо от крыльца начиналась зеленая трава. Как на детских картинках, слишком зеленая, будто для нее создали идеальные условия и специально выращивали.

— Ну, ты чего застыл? — девушка легонько толкнула меня. — Пошли, пока нет никого.

Мы бежали по этому полю, нет, морю из зелени и я чувствовал себя маленьким мальчиком. Запыхавшись, уселись прямо там, где остановились и она снова заговорила:

— Меня Ирой зовут. Не представилась сразу, ты уж прости.

— Да ничего. А я вот Андрей. Слушай… — я почему-то остановился, подбирая слова, — ты обещала объяснить, что происходит.

— А, это, — Ира вздохнула и начала рассказ. — Понимаешь ли, ты, как и я, умер.

Я рассмеялся. Верилось в это с трудом, да и как можно в такое резко взять и поверить? Кости целы, бегать могу, ничего болит. С чего бы мне быть мертвым?

— Не смейся, — она поджала губы, но все-таки продолжила. — Я тоже сначала поверить не могла. Думаешь, раз чувствуешь себя здоровым, так все хорошо? Тут вопросов задавать нельзя, но я настырная слишком, вот и слушала, то тут, то там. А если знать, кого слушать, то многое можно узнать.

Я жадно ловил каждое ее слово. Не знаю, хотелось ли мне ей верить или нет, но весь ее вид доказывал, что она не врет.

— Каждый человек перерождается. Я вот всегда думала, что рай и ад — глупости, все таки не вместимся мы туда, за два тысячелетия там ведь о-го-го людей набралось. Так вот, это место — что-то вроде промежуточной станции. Их много, наверное, этих станций. Они созданы, чтобы люди забыли свое прошлое и смогли стать… новыми, так, наверное, будет правильно сказать. Ты ведь тоже мало чего о себе помнишь?

Я кивнул, а она не умолкала:

— Вот только я не хочу забывать. И дело не в прошлом, а в привычках, в манере общения. Я боюсь, что изменюсь. Боюсь, что стану кем-то еще, кем-то, кого в прошлой жизни могла ненавидеть. Понимаешь?

Я понимал. Странно, но я и правда мог ее понять. Мне тоже не хотелось терять себя. И все таки кое-что оставалось загадкой:

— Но просто проживая дни здесь, что ты меняешь?

— Не знаю. Я не знаю, что делать дальше, честно. Просто другие, они… страшные. Они лежат в палатах и просто смотрят в потолок. Я постоянно бегаю от персонала, похожего на ангелов, которых мы представляем. Захожу в палаты, а они даже не видят меня. А сегодня вот сказали, что ты не такой, как все. Более… живой.

— Поэтому ты решила со мной познакомиться?

— Да. Слишком эгоистично?

— Возможно, но… я этому рад.

Услышав мой ответ, она улыбнулась. Ее лицо расцвело и засветилось ярче, чем солнечные лучи.

— Может быть вместе мы придумаем, что сделать? — Ира с надеждой посмотрела на меня.

— Найдем, обязательно найдем, — а что еще я мог ответить?

И мы искали. Бегали от медсестер, которых я так и называл ангелами. Задавали вопросы, открывали двери в мир травы. Иногда меня запирали, даже привязывали к кровати. Но Ира всегда приходила. Уж не знаю, как выбиралась она, но я знал, что спасти меня от одиночества она всегда сможет.

Но выхода не было. С каждым днем я понимал это все яснее, видя, как сменяются люди в палатах. Они не оставались здесь надолго и, возможно, были счастливы. Может быть, и я бы хотел стать таким. Хотел бы, если бы не было Иры. Она вдохновляла меня и я не хотел прощаться. Ни за что. Никогда.

***

— Знаешь, нам нельзя разговаривать с пациентами.

Голос у это медсестры был тихий, словно она шептала. Опять, видимо, хотела прочитать нравоучения и вколоть какое-то успокоительное, от которого дико кружится голова.

— Я не хочу тебе лекции читать, но… Вам с Ирой нельзя здесь оставаться. Нельзя отказываться от начала новой жизни.

— Да почему же? Нам и так хорошо, просто оставьте нас в покое.

— Понимаешь ли… Вы боитесь того, что потеряете себя. Но если не начнете жить по новой, станете никем еще быстрее. Так уж запрограммирован этот мир, люди здесь только для того, чтобы исчезнуть и родиться заново. Другого пути не существует.

— Но наши таланты, наши особенности характера…

— На счет талантов - сложно сказать. Но характер сохранится и в новой жизни, ты должен это понять. А если останетесь… Ты ведь любишь ее?

Я отвернулся. Не хотел, просто не хотел это признавать, потому что понимал, что когда-то нам придется расстаться. Навсегда, позабыв даже имя и все, что нас связывало.

— Понятно. Ты должен представить, что будет, когда она станет рассыпаться, словно по крупицам. Когда в девушке, с которой ты общаешься, не останется ровным счетом ничего.

— А потом?

— Потом исчезновение. Никто не сможет находиться тут вечно, и если она не обретет новую жизнь — просто растворится навсегда.

Навсегда… Страшное слово. И я совсем не знаю, что с ним делать, как его понять и что решить.

— Я говорила это и Ире, но она не верит. Единственная возможность, это…

От услышанного по моей коже побежали мурашки. Я не хотел так… Я не хотел предавать человека, который мне дорог.

— Подумай, пожалуйста. Времени ей осталось не так уж и много. Меньше, чем тебе.

***

Мы с Ирой снова сидели на траве и я смотрел в землю, не решаясь поднять взгляд.

— Что-то случилось? — она всегда замечала, когда что-то шло не так.

— Да нет. Посмотри, это ведь колокольчик. Твой любимый цветок.

На зеленом фоне выделялось маленькое и нежное фиолетовое пятно.

— Мой любимый цветок? Я… не помню такого.

Я посмотрел на нее с испугом.

— Ну как же? Мы сидели и обсуждали цветы. Ты говорила, что любишь колокольчики и ромашки. А я обещал, что обязательно найду их для тебя.

— Я и правда, — ее глаза начали наливаться слезами, — так говорила? Неужели я… забываю?

— Может быть, — тихо ответил я, боясь испортить все еще больше, — я просто перепутал.

Она не поверила. Улыбнулась, но не поверила, скрыв слезы и лишь на секунду закрыв лицо руками. И я понял, что пора решаться. Пора спасти ту, кого я люблю.

***

— Знаешь, сегодня я хочу пойти дальше?

— Куда дальше? Тут ведь везде трава?

— Но она ведь должна где-то заканчиваться? Пойдем!

В этот раз я взял ее за руку. Понимал, что держу в последний раз, поэтому боялся отпустить, потерять последние моменты. Я знал, куда нужно бежать, поэтому уверенно прокладывал себе путь среди травы.

Мы остановились у обрыва. Впереди плескалось море, недосягаемое сверху.

— Красииво! — Ира завороженно смотрела вдаль. — Как ты узнал об этом месте?

— Я и не знал, — пришлось соврать. — Как ты думаешь, если мы когда-нибудь все же расстанемся… мы… встретимся в следующей жизни?

— К чему эти вопросы? Мы ведь пообещали, что будем здесь навсегда! Ты передумал?

— Нет, я просто так. И все же если вдруг…

— Ладно, если хочешь, я отвечу, — порывы ветра развевали ее волосы, а глаза казались еще более бездонными, — я тебя все равно запомню. Навсегда. Чтобы не случилось, мы найдем друг друга и будем вместе. Доволен?

— Да. Знаешь, Ир, — слова давались мне слишком тяжело, в горле стоял ком. — Я люблю тебя. И прости.

Она посмотрела на меня с удивлением, а в следующую секунду я толкнул ее вперед. Вниз. Девичий вопль пронзил ясный день, отдаваясь эхом в моих ушах.

Я никогда не чувствовал такой сильной боли. Она пронзала все тело, не давала двигаться. И все же я шел обратно, понимая, что другого выбора нет. Медсестра, встретившая меня еще у крыльца, участливо спросила:

— Все настолько плохо?

Настолько плохо? Да не могла она понять, насколько мне плохо! Вина за предательство, за то, что я сбросил Иру, висела на мне тяжким грузом, не давая дышать и говорить.

— Успокойся. Я ведь пообещала, что вы будете помнить друг о друге. Ты тоже скоро будешь там же, где и она. Года пройдут незаметно и вы… точно встретитесь.

***

Года пройдут незаметно. Я повторял эту фразу раз за разом, воспроизводя в своей голове образ девушки. Он не выходил у меня из ума, но чем дальше, тем становился более призрачным. Мама в детстве говорила, что все это - просто сон. Что не могло ведь у меня даже имя остаться прежним. А папа сказал, что если я верю в это, нужно идти к своей мечте.

Документы в приемной комиссии я заполнял с плохо скрываемой сонливостью. В проходах было слишком много людей, а меня опять всю ночь мучали кошмары. И зачем мне вообще поступать?

Мысли путались, возвращаясь к тому, чего, возможно, и не было. Я вышел и зажмурился от солнечного света. Меня случайно толкнула девушка в легком платье, с длинными, русыми волосами.

И вдруг, неожиданно, будто мой голос совсем не повиновался мне, я воскликнул:

— Ира?

Она обернулась. На меня смотрели голубые глаза с серыми прожилками, бездонные и такие родные.

— Андрей?

Сказано скорее с недоверием, но я кивнул. Значит, правда. Значит, и она помнила. Мы так и стояли, не зная, что сказать, потому что и слов тут не надо было. Но она как всегда начала все первой. Схватила меня за руку, улыбнулась и не давая раскрыть рта, перебила:

— Знаешь, я тут рядом колокольчики видела. Пошли посмотрим?

— Колокольчики?

— Ну да, мои любимые цветы, как ты и говорил.

— Ты не…

— Обижаюсь ли я? Нет, все это не важно, раз мы встретились.

Я вздохнул с облегчением, а она, словно вспомнив, что хотела сказать уже много лет, тихо добавила:

— Я тоже… люблю тебя.