Элевсинский мистериальный миф

автор: Леонид Нестеров

Гомеровский гимн к Деметре – главный нарративный источник об Элевсинских мистериях. Есть и другие, но это главный. В нём подробно изложен элевсинский миф. О нём и пойдёт речь. Об этом гимне существует масса литературы, обзор которой я делать не стану, поскольку пишу краткие предварительные заметки. Я даже не стану касаться непосредственно самих мистерий, того что в них происходило. Это тема отдельного исследования. Меня пока интересует структура Элевсинского мифа. Ладно, начнём, и да помогут нам боги.

Большая часть исследователей (от Д.Д. Фрэзера и до современных учёных) описывает элевсинские мистерии, как часть аграрного культа. Похищение Персефоны и пребывание её в аиде треть года, в соответствии с этими теориями, является символом засыпания растений зимой, а возвращение Персефоны – образ пробуждения природы по весне. Для этого, вроде бы, есть все основания в гомеровском гимне:

«Чуть же наступит весна и цветы благовонные густо

Чёрную землю покроют, – тогда из туманного мрака

Снова ты [Персефона] явишься на свет, на диво бессмертным и смертным» (400-405).

<…>

«Вскоре, с новой весной, предстояло, однако, опять ему [Рарийскому полю] пышно

Заколоситься, густые колосья с зерном полновесным

К самой земле преклонить и снопами обильно покрыться» (450-455).

Однако сторонники этой версии не учитывают несколько обстоятельств. Во-первых, Деметра была богиней земледелия и растительности и до похищения Персефоны Аидом. И земледелие тоже уже было, о чём недвусмысленно говорит Гомеров гимн. И, конечно, со времён возникновения мира была и зима с засыпанием растений. Спрашивается: элевсинский миф описывает конкретное историческое событие похищения, пусть и происходящее в пространстве мифической истории, или же это описание естественного годового цикла вегетации, существовавшего со дня появления первого растения? Из гомеровского гимна ясно следует, что события мифа происходят во времена, когда уже существовала человеческая культура и вполне развитая.

Во-вторых, как указывает М. Нильссон, а потом и К. Кереньи, сев злаков в Аттике начинался в конце месяца Боэдромиона, может чуть позже, по-нашему примерно в середине октябре, ну может в начале ноября, как раз после Великих мистерий в Элевсине. А жатва начиналась после Малых мистерий, примерно в апреле-мае. Как видим, эллины сеяли озимые. Но, строго говоря, это были не вполне озимые, поскольку Аттика находится на границе субтропиков и зимы там мягкие, снег и настоящие холода – редкость. Ростки всходят быстро и лишь на пару недель в январе замирают в росте. Никакого засыпания растений на четыре месяца тут попросту нет. Но, однако, поскольку греки сеяли осенью, то урожай совпадал по времени с общим буйством весенней природы, что и описывается в гомеровском гимне.

Но где вообще в циклах роста злаков расставание и встреча Матери и Дочери? И кто они конкретно-символически, если угодно, симболонически, относительно биологической и агрономической действительности? Ну хорошо, не вызывает сомнений, что Кора соотносится с зерном. Это подтверждается многими древнегреческими источниками. А Мать Деметра кто такая? Фрэзер и Нильссон утверждают, что это старый урожай. И встречаются Мать и Дочь, якобы, как старый и новый урожай. Это неубедительно, поскольку тогда выходило бы, что Аид похищает Деметру, а не Кору. Ведь сеют зерна как раз предыдущего урожая.

Может быть, расставание богинь имеет отношение к смерти зерна в почве? Как сказано в Новом Завете, «если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно, а если умрёт, то принесёт много плода» (Ин 12:24). Обратимся к вегетативным фазам зерна. Зерно проклёвывается спраутом примерно через сутки после посева. Проросток раскрывает листки примерно через неделю после посева. И когда растение набирает силу, зерно, давшее всход, в самом деле, постепенно умирает. Но ведь это же одно и то же растение. И если мы мыслим расставание богинь, как промежуток между проклёвыванием проростка и созреванием нового зерна в колосе, то, в таком случае, символом расставания и аида, будет молодой росток, этот очевидный образ природной юности и свежести. Это явно контринтуитивно. Но, всё же, зерно умирает. И что это значит для мистерий – об этом ниже.

Кто же такая Деметра? Здравый смысл и весь культурный древнегреческий контекст подсказывают, что она – Мать Земля. Но не всё так просто. В гимне к Деметре, присутствует непосредственно сама Гея, как соучастница похищения девы Персефоны. Таким образом, Гея – врагиня Деметры. О чём совершенно справедливо говорит Д.Д. Фрэзер в «Золотой ветви». Стоит привести соответствующие строки из гомеровского гимна:

«Дева играла на мягком лугу и цветы собирала,

Ирисы розы срывая, фиалки, шафран, гиацинты,

Также нарциссы, – цветок, из себя порождённый Землею [Геей],

По наущению Зевса, царю Полидекту [Аиду] в угоду,

Чтоб цветколицую деву прельстить – цветок благовонный,

Ярко блистающий, диво на вид для богов и для смертных.

Сотня цветочных головок от корня его поднималась,

Благоуханью его и вверху всё широкое небо,

Вся земля улыбалась, и горько-солёное море.

Руки к прекрасной утехе в восторге она протянула

И уж сорвать собиралась, как вдруг раскололась широко

Почва Нисийской равнины, и прянул на конях бессмертных

Гостиприимец-владыка, сын Кроноса многоименный [Аид]» (5-15).

<…>

«Ирисы рвали с шафраном приветливым и гиацинты,

Роз благовонных бутоны и лилии, дивные видом,

Также нарциссы, коварно землею рожденные черной.

Радуясь сердцем, цветок сорвала я. Земля из-под низу

Вдруг раздалася. Взвился из нее Полидегмон могучий» (425-430).

Фрэзер, указывая на присутствие в гомеровском гимне Геи-земли, отвергает значение Деметры, как богини Земли, производящей растения. Но при этом, он игнорирует тот факт, что в гимне очевидным образом имеет власть над растительностью, и не только над злаками:

«И ей [Рее] не была не послушна Деметра.

Выслала тотчас колосья на пашнях она плодородных,

Зеленью буйной, цветами широкую землю одела щедро» (470).

Налицо противоречие. Попробуем его разрешить. Дело в том, что похищение Персефоны происходит на Нисийской равнине. И любой, кто знаком с древнегреческой мифологией, знает, что это вотчина Диониса. По одной из этимологий имя Диониса буквально значит Бог Нисийский – Дио-Нисос. Это не единственная возможная этимология этого загадочного доиндоевропейского имени, но важно, что эллины такое прочтение имени бога прекрасно знали. Один из эпитетов Диониса – Нисей. Причём здесь Дионис я скажу позже, но забегая вперёд, отмечу, что в данном случае он ипостась самого царя преисподней. «Аид и Дионис тождественны», как говорил Гераклит.

Эллины помещали Нисийскую долину, названную так по имени горы Нисы, где воспитывался юный Дионис, в разные географические локации, буквально по всему тогдашнему свету. То есть, Нисийская долина находится где-то в мифическом пространстве, в некотором смысле потустороннем нашему. Кроме того, явно наблюдается бинарная пара: хтоническая, дикая Нисийская долина vs. окультуренное, вспаханное Рарийское поле. Это то самое поле возле Элевсина, где по мифу Деметра впервые учредила земледелие.

Итак, Кору заманили в какую-то колдовскую глушь. Гея в гомеровском гимне богиня хтоническая. Так вот, я полагаю, что в данном сюжете опять появляется миф о двойничестве. Мы имеем бинарную пару: чёрная, хтоническая, древняя Гея vs. светлая Деметра – новая олимпийская богиня. Конечно, существовала Деметра Хтония. И по некоторым, вполне убедительным версиям, Деметра божество доиндоевропейское. Но важно, что в Элевсинском мифе, она противопоставлена Гее.

Таким образом, Деметра – богиня, прежде всего, злаков, а также окультуренной растительности, вспаханной земли, а не целины, и вообще растительной силы, но в её радостном, жизнеутверждающем аспекте. То есть, Гея порождает из себя всякую пакость и коварство, а Деметра юную прекрасную растительность. Например, как мы видим, Гея рождает цветок нарцисс. И вот это интересный момент. Персефона сорвала нарцисс: дёрнула за «верёвочку», люк открылся, оттуда – шасть Аидоней, и нашу Кору поволок в уголок. О символизме нарцисса в Элевсинском мифе тоже есть исследования, но, чтобы не загромождать текст, разбирать их не стану. Упомяну лишь миф о Нарциссе. Миф этот считается поздним, но, видимо, что-то такое раннее в нём было, известное эллинам. История Нарцисса представляет собой опять двойнический миф. Юноша Нарцисс погибает, любуясь своим двойником. То есть, в контексте Элевсинского мифа, цветок нарцисс это растение «двойного назначения» – он земной и подземный.

Снова вернёмся к нашему вопросу: в чём именно состоит расставание Коры и Деметры? М. Нильссон предлагает остроумную и, по-видимому, самую верную версию. С ним соглашается и К. Кереньи. Версия такова: расставание Дочери и Матери описывает процесс жатвы и помещения нового урожая зерновых в кладовые. Зерно у эллинов хранилось в огромных керамических сосудах-пифосах, которые закапывали по горло в пол тёмных погребов. В таких же пифосах хранили и вино, и масло и т.п. И, кроме того, в таких сосудах в Греции нередко хоронили покойников. Любопытно, что абсолютно та же самая древняя традиция хранения вина в амфороподобных сосудах-квеври, размер которых часто больше человеческого роста, сохранилась в Грузии.

Итак, тёмное подземное зернохранилище выступает символом преисподней. Вот он прямой образ Плутона-Плутоса – бога богатства. Он в прямом смысле хранит под землёй главное благо любого земледельца – запасы зерна. То есть, схема соответствия мифа и хозяйственной практики получается такая: Кора-Зерно во время жатвы по весне похищается; затем после обмолота Кора-Зерно прячется в темноту пифоса-аида и хранится там те самые треть года до следующей посевной; осенью во время сева Кора возвращается в почву, в объятья своей матери Деметры.

Но штука в том, что судьба зерна после попадания в кладовую раздваивается. Часть урожая идёт на посевной материал, то есть возвращается земле-Деметре. А остальная часть урожая идёт в пищу человеку в виде хлеба и пива, и, кроме того, на фураж, и если есть излишки, то они пускаются в торговлю или на обмен. Собственно, ради этой полезной части урожая земледелие и затевается. Таким образом, значительная часть зерна не возвращается Деметре.

Как я уже сказал, эта часть Зерна превращается в нечто другое – в пищу. Хлеб – истинный плод земледелия. Вот откуда огонь в элевсинском мифе. Зерно превращается в муку и тесто, а потом испекается в огне и получается хлеб. Полагаю, в этом смысл сюжета гомеровского гимна с сыном элевсинского царя Келея Демофонтом – Деметра погружала этого младенца в огонь, чтобы он обрёл бессмертие. И только его мать, царица Метанира, случайно помешала этому. Время ещё не пришло. Истинный хлеб испечёт Кора, а не Деметра.

Итак, мифически хлеб – это Сын Коры. «Бримо родила Бримоса», – восклицает иерофант во время элевсинской эпоптеи. Бримос и есть Иакх-Дионис. Родился божественный Сын. Но ведь Элевсинские мистерии есть не что иное, как анастасической культ. Мистерии учреждены Деметрой для обретения человеком счастливого посмертия.

«Счастливы те из людей земнородных, кто таинства видел.

Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки

Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном» (480).

Так утверждает гомеровский гимн к Деметре, и ему вторят многочисленные античные писатели, от Пиндара до Цицерона.

Обычный хлеб мистериально становится хлебом Причастия. Деметра добровольно отпускает свою Дочь в подземелье кладовой, дарит смертным Зерно, и Кора рождает людям своего Сына, который плоть от плоти её. Смертные причащаются этому Хлебу и сами становятся бессмертными. Теперь в своей душе они носят неуничтожимое божественное зерно. Кора – бессмертная богиня и людям, причастным Зерну, нечего больше бояться. Чтобы с ними не случилось в жизни или в посмертии, они всегда носят в своей душе божественный дар двух Богинь – Матери и Дочери. Дар этот есть сила самой Зоэ (ζωή) – вечной жизни. Деметра, единая с Корой, это богиня зоэ.

Но вот какая странная штука. Выходит, что Кора претерпевает не одно, а целых три исчезновения. Первое: зерно умирает в почве при обычном вегетационном периоде. Но так происходит и у диких растений. Это изначально не наша история. Этот цикл дочеловеческий. Поэтому Деметра смертным не мать, а всего лишь кормилица-куротрофос. Это и отображено в сюжете гомеровского гимна о том, как Деметра становится кормилицей-няней младенца Демофонта. Деметра через хлеб и, тем самым, через Кору и её Сына, нас усыновляет. Деметра – приёмная мать людей. Деметра дарит нам свою зоэ, питавшую растения задолго до человека. Примерно тот же сюжет появляется позже у Платона в «Тимее». Хора-материя в этом диалоге не вполне мать вещей, она именно их кормилица и восприемница. Это вообще распространённый в Древней Греции мотив про куротрофических богинь и богов.

Второе исчезновение Коры – это жатва, в которой у Деметры и отнимается Зерно и помещается в подземелье погребов. А третье это превращение Коры-Зерна в Сына – в продукт земледелия, в богатство как таковое (хлеб, пиво, фураж и т.д.). И я думаю, что первое исчезновение Коры становится иконой двух вторых. Оно как бы скрывает их за собой. Поэтому в самом гомеровском гимне нет ни слова о жатве и хлебе. Там весь сюжет строится, казалось бы, вокруг природного вегетационного периода. Но если бы рассказ был только об этом, то вся история божественных Матери и Дочери не имела бы для человека-земледельца никакого смысла, не касалась бы его реалий, это была бы просто какая-то басня. А этот текст именно мистериальный, он для человека и о человеке.

И вот тут начинается самое странное. Когда М. Нильссон в своей книге «Греческая народная религия» уподобляет кладовые с зерном аиду, он не делает важнейший напрашивающийся вывод и скатывается, как и большинство других авторов, к тривиальным рассуждениям о годовых циклах смерти и воскрешения природы. А вывод этот представляет собой ответ на вопрос: если закрома это символ преисподней, то кто же тогда помещает туда невинную Кору-Зерно? Шокирующий ответ очевиден: это человек. Люди суть приспешники Аида. Человек – хтоническое существо. Вывод этот, мягко говоря, контринтуитивен. Позвольте, мы здесь, в посюстороннем мире, Гадес на Той стороне. Непонятно. Подобные утверждения надо обосновывать. И такие доказательства в древнегреческой культуре есть.

Человек в гомеровском гимне к Деметре назван земнородным – έπιχθονιός (эпихтоний, «земной, земляной»). Синонимом слова этого устойчиво выступает βροτοί – смертный. Человек также часто называется в древнегреческой культуре πηλοῦ – «глиняный», «земляной», как, например, в мифе о Прометее. У Платона в «Протагоре» говорится: «боги образовали их [людей] в земной утробе» (71 D). В локальных мифах действуют первые люди-прародители – αὐτόχθονες. Автохтон – дословно «сам из земли», как например афинские отцы-основатели – наполовину змеи, наполовину люди Кекроп и Эрихтоний (собственно, тоже «хтоний»). Нельзя не упомянуть аркадийского первочеловека Пеласга. Один из древнейших элегических поэтов Асий Самосский писал:

«Был богоравный Пеласг среди гор, густо лесом покрытых,

Черной Землею рожден, чтобы племя людей прибывало» (фр. 3).

Пеласг, в данном случае, конечно эпоним. Пеласги, как известно, один из догреческих народов Эгеиды. Аркадия – глухомань Эллады, населённая пастухами. И для греков его жители были едва ли не полудикарями. Естественно, что автохтонам из преданий там самое место. Подобных упоминаний древними греками о происхождении людей из персти земной достаточно много, и все их я приводить не стану. Однако стоит процитировать знаменитую историю Гесиода из «Трудов и дней» о Золотом роде людей:

«Создали прежде всего поколенье людей золотое

Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских,

Был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба.

Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,

Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость

К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны

Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.

А умирали, как будто объятые сном. Недостаток

Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный

Сами давали собой хлебодарные земли. Они же,

Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства.

Стад обладатели многих, любезные сердцу блаженных.

После того как земля поколение это покрыла,

В благостных даймонов все превратились они наземельных (опять ἐπιχθόνιοι)

Волей великого Зевса: людей на земле охраняют,

Зорко на правые наши дела и неправые смотрят.

Тьмою туманной одевшись, обходят всю землю, давая,

Людям богатство. Такая им царская почесть досталась» (108-125).

Тут интересно всё. Во-первых, Золотой век – это, вообще-то, эпоха титана Кроноса. Эпоха людского счастья беззаботного проходила под властью буйных титанов – хтонических сынов хтонической Геи. Но когда олимпиец Зевс занял трон, это поколение людей вовсе не исчезло. Они стали особыми даймонами (тоже, что характерно, хтоническими) и, тьмою туманной одевшись (то есть как-то прикровенно), присматривают за людьми Железного рода, то есть за нами, грешными. И им достаётся некое царское достоинство. О нём я ещё скажу ниже.

Кто эти даймоны? Это куреты. Они же кабиры, корибанты, дактили и тельхины. Эти существа занимают примерно такое же место в античной религиозной культуре, что и фэйри в кельтской мифологии. Они вроде как полубоги (как называет их Плутарх в книге «Об упадке оракулов», XXXVIII), духи, даймоны, но младшие по чину. И куреты более телесны, чем классические боги Эллады. Вероятней всего, эти странные сущности были автохтонными богами в Эгеиде до коллапса Бронзового века. Отсюда их связь с титанами; они тоже старые доолимпийские боги. В очень древних по происхождению Самофракийских мистериях, посвящённых кабирам, их так и называли: Великие Боги (Θεοί Μεγάλοι). Но всё же их природа загадочна. Они не просто не ровня Зевсу Крониду и его пантеону, они как бы вообще вне олимпийской картины мира. Уже во времена историка и географа Страбона (ок. 64 до н. э. – 23 гг. н. э.) не вполне было ясно, кто такие кабиры, куреты и корибанты, о чём он и говорит в своей «Географии»:

«Божества, чтимые на Самофракии, многие отождествляют с Кабирами, но тем не менее не могут объяснить, кто такие сами Кабиры, Кирбанты и Корибанты; точно так же Куреты и Идейские Дактили отождествляются с ними» (VII, фр. 50).

Однако, античных мифов и рассказов об этих существах сохранилось достаточно много и кому надо кое-что знал об этих существах. Я постараюсь быть кратким, насколько возможно, и упомяну лишь те нарративы, которые помогут прояснить Элевсинский миф. Вот, например, что пишет в своей книге «Описание Эллады» хорошо информированный географ Павсаний (II в. н. э.), любящей подчёркивать свою посвящённость в мистерии:

«Относительно Олимпийских состязаний элейские знатоки древностей рассказывают, что вначале на небе царствовал Кронос и что в Олимпии был сооружен Кроносу храм тогдашними людьми, которые назывались золотым поколением (χρυσοῦν γένος). Когда родился Зевс, то Рея поручила охрану ребенка Идейским дактилям, которых также называли и Куретами; они пришли из критской Иды, и их имена были – Геракл, Пеоней, Эпимед, Иасий и Идас. <…> Итак, Идейскому Гераклу первому принадлежит честь установления этих игр, и он первый дал им название Олимпийских» (Кн. V; гл. 7; 6-7, 9-10).

Как видим, Павсаний чётко связывает Золотой род Гесиода с Идейскими дактилями и куретами, а также с Гераклом и с Иасием-Иасионом. Последнего я ещё упомяну чуть ниже. А вот дактили – это вообще прикольные существа. Они – древнегреческие гномы, полная аналогия с североевропейскими дварфами. Дактили живут в недрах гор, куют, любят металлургию, якшаются с Гефестом. Δάκτυλος буквально значит «палец». Полагаю, дактиль – это «мальчик-с-пальчик», хотя есть разные мнения. Впрочем, рост дактилей – признак второстепенный. В некоторых нарративах они вообще ассоциированы с гекатонхейрами. Взять хоть Идейского Геракла. Уж он точно был не карлик. Важно, что дактили – существа с не вполне прояснённым онтологическим статусом. Они обладают как бы смещённым бытием, вне фокуса внимания и понимания. Дактили наполовину потусторонние, наполовину земные существа. Земнородные. Их ближайших родственников – кабиров тоже нередко изображают и описывают, как неких странных персонажей, с утрированными чертами лица и фигуры. Это же их сближает с сатирами и силенами. Но сатиры – те совсем одичавшие. Есть и ещё одна родственная черта. Все эти существа – танцоры. Они оргиастически скачут, неистово пляшут и гремят чем попало. Очень шумные. Недаром они все в свите Диониса Бромия – Диониса Шумного. Но не только поэтому. О сущностной связи кабиров с Нисийским богом я буду говорить ниже.

Куреты вообще прекрасно подходят на роль свиты. Они сопровождают, исступлённо отплясывая, Мать Рею-Кибелу. С Реей же связан и один из самых важных мифов о куретах. Именно они своими танцами и грохотом оружия отвлекали внимание Кроноса от его спасшегося дитя – Зевса, которого мать Рея спрятала на Крите в Диктейской пещере. На античных изображениях куреты обступают божественного Младенца и прикрывают его щитами, исполняя воинский танец. О дактилях также пишет живший ранее Павсания историк и мифограф Диодор Сицилийский (ок. 90 – 30 гг. до н. э.) в своей книге «Историческая библиотека»:

«Итак, первыми обитателями Крита, мифы о которых сохранились в памяти людской, были обитавшие на Иде так называемые Идейские Дактили. Одни считают, что число носивших это имя было сто, а другие – десять, то есть равно числу пальцев (δάκτυλοι) на руках. Некоторые, в том числе и Эфор, считают, что Идейские Дактили родились на Иде во Фригии, а затем вместе с Мигдоном переселились в Европу. Будучи чародеями, они занимались заклинаниями, обрядами и мистериями и во время своего пребывания на Самофракии произвели на местных жителей очень сильное впечатление. Живший в те же времена Орфей, который был наделен от природы особым дарованием к поэзии и пению, стал их учеником и первым обучил эллинов обрядам и мистериям» (Кн. V, 64. 3-4).

Что тут важно. Во-первых, Крит. То есть, это всё древние крито-минойские дела. Кроме того, Диодор Сицилийский приводит мнение, что все эти прародители пришли с Фригии. Это хорошо согласуется с одной из современных научных версий, предполагающей, что древнекритская культура родом из Анатолии. Во-вторых, критский Зевс мифологически связан с Дионисом Загреем. В-третьих, сама эта композиция – хтонические существа скрывают своим танцем Младенца. Этот мотив сокрытия есть даже в мифе о Кроносе. Хтонический титан хочет проглотить юного светлого бога и некоторых его родственников таки сожрал. Структурно родственный сюжет и в мифе о растерзании и съедении титанами Диониса Загрея. Получается комок понятий: похищение-убийство-разрывание-съедение-утаивание во тьме-сохранение-спасение. Ладно, в тему Диониса я пока не полезу, себе дороже.

Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» упоминает и Геракла:

«Идейские Дактили удостоились почестей, которые подобают бессмертным. Рассказывают, что один из них, которого звали Гераклом, добился великой славы и учредил Олимпийские состязания, но более поздние поколения людей по причине совпадения имен решили, что Олимпийские состязания учредил сын Алкмены. Доказательством тому является то обстоятельство, что многие женщины до сих пор [произносят] заклинания и делают амулеты, [обученные] этим богом, поскольку он был волшебником, сведущим в обрядах, а эта черта весьма отличает его от Геракла, сына Алкмены» (Кн. V, 64. 6-7).

Цицерон в своём трактате «О природе богов» вообще насчитывает шесть Геркулесов и при этом сообщает: «Третий [Геркулес]– из дигитов [дактилей] горы Иды, ему жители Коса приносят жертвы в честь подземных богов» (Кн. III, XVI, 42).

Дело в том, что Геракл – герой чётко мистериальный. В античности считалось, что Геракл – один из первых Элевсинских эпоптов. Именно посвящение в Элевсинские таинства позволило ему безопасно спуститься в аид для поимки пса Кербера. Показательная деталь мифа: возвращаясь из аида, Геракл выводит из преисподней Тесея и, в некоторых вариантах, лапифа Пирифоя, Тесеева друга. Эти два героя задумали похитить Персефону (удвоение мотива похищения Коры), но потерпели неудачу и были оставлены пленниками в аиде.

Мирча Элиаде в своей книге «История веры и религиозных идей» ссылается на интересный источник сведений об Элевсиниях: «В папирусе времен Адриана Геракл обращается к жрецу: "Я был посвящен давно (или: где-то в другом месте)… (Я видел) огонь… (и) я видел Кору"» (Том 1. § 98). Важнейшее свидетельство.

Геракл находится в двух онтологических топосах одновременно: после своей смерти он вознесён в апофеозе на Олимп, но его тень остаётся в аиде, поскольку он наполовину человек и должен разделить участь смертного. На него накладывается функция хтонического автохтона – Геракл одновременно дактиль-Первопредок и великий Герой. Но быть просто героем недостаточно. Они все сходят в аид и жалуются там на свою незавидную участь призрака, как Ахиллес. Должно произойти ещё нечто…

Однако не будем спешить. Пока приведу ещё несколько упоминаний о куретах. О них есть рассказ в «Илиаде», в повествовании старца Феникса о Мелеагре и войне этолийцев и куретов из-за Калидонского вепря (Ил. XI, 529). По Гомеру, куреты это просто какой-то древний народ. Интересно, что этолийский цикл мифов о Мелеагре и Калидонской охоте старше Илиады. Та же история, что с пеласгами – отсылка к автохтонам.

Страбон в «Географии» (книга X, вся III часть посвящена куретам) приводит пространные сведения о куретах, корибантах, дактилях и всей их породе. Информация там насколько подробная, настолько же и противоречивая, просто свалка обрывочных данных, сатир ногу сломит. Но кое-что там, всё же, интересно. Куреты, среди прочих значений этого имени, суть некие юноши (κurētes), танцующие пирриху – воинский танец и вообще, связаны куреты, как я уже сказал, со священными плясками. По Страбону, куреты – сатиры Зевса. То есть, мы видим опять образ юности, изначальности, и некой дикости.

Очень интересное рассказывает о Корибанте и отце его Иасионе Диодор Сицилийский, повествуя в «Исторической библиотеке» (кн. V, 48-49) о Самофракии и тамошних знаменитых мистериях. Но мифы об Иасионе, в их связи с мистериями, заслуживают отдельного рассмотрения, поэтому пока их касаться всё же не буду. Продолжим наш беглый обзор. Ещё кое-что любопытное есть у Павсания в «Описании Эллады»:

«Если отсюда пройти дальше стадий двадцать пять, то встретится роща Деметры Кабирии и Коры. Войти в нее можно только посвященным в таинства. От этой рощи стадиях в семи находится храм Кабиров. Кто такие Кабиры и какие таинства и обряды совершаются в честь их и Деметры – пусть простят мне люди, любящие слушать такие рассказы, если все это я пройду молчанием. Но ничто не мешает мне рассказать во всеобщее сведение, какое начало, по словам фиванцев, было этим таинствам. Говорят, что некогда на этом месте был город и жители его назывались кабирами. К одному из кабиров, Прометею и Этнею, сыну Прометея, явилась Деметра и поручила нечто их хранению. Что было поручено им и что́ с ним случилось, я не считаю возможным об этом писать; во всяком случае таинства были даром Деметры кабирам». (Книга IX, гл. 25, 5-7)

Мы видим из свидетельства Павсания, что существовала связь между Деметрой и кабирами. Была даже Деметра Кабирия. И для эллинов это не было секретом. Но суть этой связи они держали в тайне. Что хранили кабиры? Попробуем, сужая композиционные круги и выявляя структурные связи, постепенно подойти к ответу. Мы не узнаем наверняка, что было в эпоптее таинств, но сможем максимально приблизиться. Для этого нам следует ввести в наш сюжет ещё кое-каких персонажей. Опять обратимся к «Описанию Эллады» Павсания:

«Жители Амфиссы совершают и тайное служение в честь сынов Анактов (Владык), как они их называют. Детьми каких богов являются эти Анакты, об этом говорят различно: одни говорят, что это Диоскуры, другие — что это Куреты, те же, кто считает себя в этом деле более знающими, называют их Кабирами» (Книга X, 38, 3).

Анакт (ἄνακτος, ἄναξ) это титул царя крито-микенской эпохи, дословно «владыка». Интересный факт – всю свою античную историю демократические Афины формально были монархией. В Афинах существовал архонт-басилей. Но его роль была исключительно ритуальной, жреческой, он участвовал в мистериях, без него таинства нельзя было проводить. Святая святых (нечто вроде Кувуклии в христианских храмах) главного элевсинского святилища Телестериона представляла из себя маленький храмик (примерно в центре Телестериона), который назывался Анакторон (ἀνάκτορον) – «зал владыки». Телестерион, надо сказать, был огромен по размерам и вмещал в себя до 2000 человек, а то и больше. Раз уж речь зашла об этимологии, не могу не сказать несколько слов о самом Телестерионе. Название храма образовано от древнегреческого τέλος – «цель». Соответственно, Τελεστηριον переводится, как «Завершитель», а слово «мистерия» – μυστήρια (дословно «таинство») имеет своим синонимом слово τελετη – «завершение, совершённость-совершенство».

Возвращаемся к анактам. В Афинах существовал храм Диоскуров – Анакий. И тот же Павсаний рассказывает, что в Аргосе был храм Диоскуров-Анактов («Описание Эллады», кн. II, 22, 6-7). Итак, Диоскуры, они же Куреты, они же Кабиры и Дактили – анакты людей. «Такая им царская почесть досталась».

А теперь разберёмся причём здесь Диоскуры – близнецы Кастор и Полидевк. Литературы о них много, попробую быть кратким. В связи с Кабирами они упоминаются Цицероном в его книге «О природе богов»:

«Διόσκουροι [Диоскуров] греки тоже называют на разные лады. Первые трое, которые у афинян называются «покровителями» (Anactes), родились от древнейшего царя Юпитера и Прозерпины: Тритопатрей, Эвбулей, Дионисий. Затем двое были рождены Ледой от Юпитера третьего — Кастор и Поллукс». (Книга III, XXI)

Свидетельство Цицерона чрезвычайно интересно. Хотя в процитированной книге он ругает религиозные суеверия, всё же сведения его ценны тем, что в одном ряду знаменитый римлянин упоминает Диоскуров и всех участников Элевсинского мифа: Зевса, Персефону, Диониса-Иакха, а также отождествляет Близнецов ещё с двумя персонажами – с Тритопатреем и Эвбулеем, роль которых следует пояснить специально.

Тритопатреи, или по-другому Тритопаторы (Τριτοπάτορες, буквально «трижды предки»), существа не менее загадочные, нежели остальные участники нашего повествования. Патриарх Константинопольский Фотий (около 820 – 896 гг.) в своём «Мириобиблионе» утверждает, со ссылкой на античного аттидографа Филохора: «Тритопаторов другие называют ветрами, но Филохор сообщает – первые дети Неба и Земли, которые дали начало поколению».

В впечатляющей по объёму византийской энциклопедии «Суда» (X – XI вв.) о Тритопаторах сказано: «[Историк] Демон в "Аттике" говорит, что Тритопаторы – это ветры (ἀνέμοι); Филохор утверждает, что прежде всего родились Тритопаторы. По его словам, люди того времени считали своими родителями Землю и Солнце, которого тогда они назвали Аполлоном. Фанодем утверждает, что только афиняне приносят им жертвы и молятся им о зачатии детей, когда собираются жениться. В "Физике" Орфея Тритопаторами названы Амалкид, Протокл и Протоклеон, которые суть привратники и стражи ветров. Но автор "Толкования" [Клидем] утверждает, что они [потомки] Урана и Геи, и что их имена Котт, Бриарей и Гигес» (Suda On Line: Byzantine Lexicography).

В Афинах на кладбище Керамик, сразу за городскими стенами и прямо рядом со Священной дорогой (Ιερά οδός), ведущей к Элевсину, располагался небольшой храм Тритопатреон (Τριτοπατρέων). Каменная ограда его сохранилась до сих пор. Она имеет треугольную форму в плане. На одном из пограничных камней святилища высечено, что храм имеет статус абатона (ἄβατος), то есть недоступности для непосвящённых. Кроме того, как Тритопатора атрибутируют хтоническое существо, объединяющая три торсовых фигур людей и змеиные хвосты, располагавшееся на фронтоне Гекатомпедона – древнейшего храма Афины на афинском Акрополе. Храм был открыт во время раскопок в XIX веке.

Итак, что мы имеем касательно Тритопаторов? А мы имеем непонятное. Причём здесь ветры? И какое вообще отношение ко всей этому имеют гекатонхейры – Котт, Бриарей и Гиес?

Древнегреческое слово ἄνεμος («ветер») этимологически восходит к праиндоевропейскому *h₂enh₁mos – «дыхание». Эллинский «анемос» родственник латинским словам animus и anima. Лингвистическая структура та же, что и в русской паре «дышать» → «дух», «душа». Таким образом, Тритопаторы – привратники духов и хранители душ. И сами они – великие Духи, первопредки людей, основатели рода. Отсюда связь Тритопаторов с одной стороны с зачатием детей, а с другой – с кладбищем.

А как быть с гекатонхейрами? Судя по многочисленным источникам, Бриарей-Эгеон был мифологически связан с Посейдоном и с бушующим морем. Одна из эпиклез Посейдона и вовсе Эгеон. Об этой связи пишет Роберт Фоулер в своём монументальном труде «Ранняя греческая мифография». Судя по всему, гекатонхейры были древними хтоническими божествами, связанными с ураганными ветрами и морскими штормами. Отсюда же общеизвестная связь Диоскуров с морскими ветрами. Именно этим братьям молились древнегреческие моряки, призывая Диоскуров защитить их от губительных штормовых порывов. Считалось, что Диоскуры имеют власть над морскими ветрами. Кроме того, стоит упомянуть, что в самом Элевсине был алтарь героя Евданема (Ευδάνεμος), который в Афинах был известен, как «Усмиритель ветров». В странном свете мистерий распространённый в Древней Греции мифологический мотив о запирании ветров в мешке, в башне или в чём-то подобном приобретает совсем другой смысл.

Приведу ещё один пример связи мистерий с мифологией ветров. Нонн Панополитанский в своей поэме «Деяния Диониса» в 48-й Песне описывает показательную историю. Дионис воспылал страстью к деве-охотнице Авре. Но она неприступна. Тогда Вакх создаёт волшебный источник, возле которого, кстати, вырастает нарцисс, на чём Нонн акцентирует внимание. Истомлённая жаждой Авра выпивает воду из колдовского ключа и погружается в крепкий, зачарованный сон. И тогда Дионис насилует спящую девушку, а потом тихо удаляется. Проснувшись, и осознав случившееся, Авра впадает в дикую ярость и, поскольку она не уступает в мощи и ловкости самой Артемиде, начинает убивать всех встречных мужчин – пастухов, охотников и прочих. Она даже порывается покончить жизнь самоубийством. Но всё же она рожает. У неё двойня. Но не желая признавать детей, Авра пытается убить их с такими словами:

«С неба любовь свалилась - в небо я вас и заброшу,

Ветры мной овладели, не знала я ложа земного!

Ветры во грех вовлекли меня, соименники Авры,

Ветрам отдам на волю плод утробы и чрева!» (XLVIII, 890).

Она подбрасывает одного из близнецов, ребёнок падает. Обезумевшая мать хватает его, разрывает, подобно менаде, и съедает дитя, в точности как титаны в своё время разорвали и пожрали самого Диониса. Но тут вмешивается Артемида и спасает второго младенца – Иакха. Божественный отец перевозит сына в Аттику и доверяет его Афине. И ребёнок становится объектом почитания в Элевсинских мистериях:

«После доверила Дева [Афина] элевсиниэ́йским вакханкам

Мальчика, стали кружиться весело марафониды

Вкруг Иовакха, венками плющевыми венчаясь,

Светоч аттический в пляске высоко вздымая полночной,

Бога сего почитая вслед отпрыску Персефонейи

И Семелы потомку. Таинства учредили

Древнему пра-Дионису и позднему богу Лиэю,

Гимнами почитая третьего Иовакха!

Празднество это тройное все справляют Афины,

В позднем шествии с пляской граждане радостно славят

Бромия и Загрея, и Иовакха совместно!» (XLVIII, 950-960).

Как видим, вся эта история увязана с Элевсинскими мистериями. При этом, сопряжена она и с ветрами. Имя их соименницы Авры (Αὔρα) и означает буквально «ветер», «бриз». Мало того, аврой-аурой в пластических искусствах поздней античности называли вспарушенность накидок над богами и богинями в иконографии. Это был знак их божественности, аналог нимба.

А вот имя Эвбулей есть уже прямая отсылка к Элевсинскому мифу. Свинопас Эвбулей – сын Дисавла и брат Триптолема (того самого Триптолема, которому Деметра дарит мистерии, навыки аграрной культуры и поручает миссию распространения земледелия). Эвбулея нет в гомеровском гимне к Деметре, он персонаж орфического варианта этого мифа. Но Эвбулей однозначно был в праксисе Элевсиний. Как известно, философски и теологически орфизм был учением максимально близким к элевсинскому учению. У орфиков в XVIII орфическом гимне Эвбулей отождествляется с Плутоном и Плутосом-сыном Деметры (а это, в свою очередь, отсылка к мифу об Иасионе, сказанию также родственному Элевсинскому). В XXIX орфическом гимне Эвбулей уже сын Персефоны. А в XXX орфическом гимне Эвбулей прямо назван Дионисом. Что это за божественная чехарда, я разберу позже. А пока вернёмся к Диоскурам.

Ксенофонт в своей «Греческой истории» описывает, как афинский дадух Каллий (дадух – жрец Элевсинских мистерий, второй по значимости после иерофанта), будучи послом в Спарте, призывает спартанцев к миру:

«Было бы справедливее всего, если бы мы вовсе не подымали оружия друг против друга, так как, по сказанию, наш предок Триптолем открыл сокровенные дары Деметры и Коры из всех иностранцев прежде всего вашему родоначальнику Гераклу и вашим согражданам Диоскурам, а семя злака Деметры прежде всего было подарено Пелопоннесу». (Книга VI, 6, 4)

Как видим, для афинян и спартиатов связь Элевсинских мистерий с Диоскурами была очевидна. В XXXVIII орфическом гимне, посвящённом куретам, среди прочих есть и такие строки:

«О корибанты, куреты, владыки (ἀνάκτορες – анакты), чья благостна сила,

Самофракии властители (ἄνακτες), отроки вышнего Зевса!

Душ пестуны, невидимки, вовеки живущие духи,

Вас близнецами небесными боги зовут на Олимпе,

Благоуханны, ясны, о спасители добрые наши!»

Опять та же связь: корибанты-куреты-анакты-невидимки-духи-близнецы. И «отроки вышнего Зевса». Это буквальное имя близнецов Диоскуров. Διὸς κοῦροι – дословно «отроки Зевса; юноши Бога». Кастор и Полидевк, строго говоря, не близнецы. Они единоутробные братья: их мать – смертная Леда, отец Полидевка – бог Зевс, а отец Кастора – спартанский царь смертный Тиндарей. Поэтому Полидевк бессмертен, а Кастор смертен. Но они именно Близнецы. Единое равно двоице. В символическом смысле, эти братья составляют одно существо, обладающее двойной природой – смертной и бессмертной. Перед нами близнечный миф. Миф о двойничестве. Учитывая аспект мифологического родства хтонических Кабиров и Диоскуров, мы получаем существо с двойным естеством: подземным и земным. Но поскольку Кабиры суть Великие Боги, то можно и по-другому сказать: в этих существах нераздельно и неслиянно объединены божественная природа и природа человеческая. Об этой двусмысленности говорит «Одиссея», в рассказе о посмертной судьбе Диоскуров:

«Оба землею они жизнедарною взяты живые;

Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно

Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает

Тот, воскресает другой, и к бессмертным причислены оба». (Песнь XI, 301-304, пер. Жуковского)

Кабиры-Диоскуры объединяют два мира – небесный и подземный, стягивая их на землю, в средний мир. Потому что они земные боги. Их подземье земное, их божественность земная. Понимайте, как хотите. Кабиры-Куреты загадочные боги. И то, что Диоскуры циклически уходят в аид и снова возвращаются – это сюжет структурно нам прекрасно знаком по Гомеровскому гимну к Деметре.

Итак, подытожим все эти многочисленные сведения и попробуем увязать их с Элевсинским мифом. Человек в Элевсинских мистериях структурно связан с Аидом. Человек – земнородный автохтон. Его породила хтоническая Гея. Поэтому человек родственник дракайнам, змееногим гигантам, титанам и прочим древнегреческим ктулху – порождениям чёрной Матери Земли. Совершенно логично, что перволюди блаженствовали во времена власти титана Кроноса. И также логично, что земнородные люди после смерти уходят в преисподнюю. Потому что подземье это их родина. Люди, в олимпийской светлой оптике, произошли от какой-то полунежити. Первопредок-тритопатор, мифический царь-анакт первых людей просто обязан иметь змеиный хвост, как афинский Эрихтоний. Элевсинские мистерии призваны завершить процесс антропогенеза. Мисту следует просветить своего внутреннего дикаря, совлечь с себя ветхого автохтона. В античных восхвалениях Элевсиний постоянно присутствует бинарная пара: дикарь vs. просвещённый человек. Считалась, что именно Деметра подарила людям цивилизованность через свои мистерии.

Но это не такая простая дихотомия. Ещё раз: Элевсинские мистерии посвящены не каким-то отчужденным от человека природным циклам, а индивидуальному благому посмертию. Это анастасический культ. Так вот. Большинство авторов XX века, писавшие об Элевсиниях в начале-середине века, просто не продумывали глубоко результаты новых по тем временам археологических открытий неолитических и эпипалеолитических культур плодородного Полумесяца и Анатолии. Гёбекли-Тепе это вообще открытие 90-х годов XX века. Лавина открытий фактически пошла относительно недавно. А корни Элевсинских мистерий, так же, как и подобных им анастасических религий Эгеиды, Египта, Леванта и Междуречья именно там, в неолите-эпипалеолите, в этом у меня нет никаких сомнений.

Я не стану сейчас разбирать эту тему, она невероятно объёмна. Пока просто сформулирую гипотезу. Если верна концепция «революции символов» Жака Ковэна, то происхождение земледелия, как часть процесса неолитизации, совсем нетривиальная вещь. Если принять на первый взгляд экстравагантную гипотезу, что доместикация растений изначально не имела экономического смысла, а была частью социально-религиозного ритуала, то всё становится на свои места. Элевсинский миф – это история о доместикации.

Деметра даёт зерно человеку не для пищи. Хлеб, как средство пропитания, это вторично, прожить можно и с охоты, рыбалки и собирательства. Хлеб всегда был только хлебом Причастия. Неудивительно, что, возможно, первый хлеб был жидким – пивом или брагой. Земледелие – это религиозный ритуал по присвоению растительной силы жизни. Выращивание злаков и потребление хлеба – это способ обрести бессмертие. Ни больше ни меньше. Отсюда единство похищения Коры-Зерна и добровольной Её отдачи Деметрой. Вся наша цивилизация проросла из доместикации. Триптолем до сих пор едет по миру в драконьей колеснице Деметры. Мы одомашнили злаки, а Богиня злаков одомашнила нас. Мы – скот Деметры. Она кормит нас священным фуражом, превращая автохтонов в настоящих людей. Просвещённый человек – домашний питомец Деметры. Цивилизованные люди – дрессированные любимцы богов. А можно и так: мы – её домашние растения. Мы были плевелами-сорняками, а стали растениями культурными.

Но крестьяне, надрываясь на пашне, могут забыть об этом, для них земледелие как будто было всегда – самая привычная и банальная вещь. Точно так же как для авторов XX века, писавших о мистериях. Читая их пресные теории об аграрных циклах, трудно понять, что приводило античных греков в священный трепет во время мистерий и почему эллины теряли страх смерти после эпоптеи. Хочешь что-то спрятать – положи на видное место. Полагаю, суть Элевсинских мистерий была связана именно с этим: вернуть человеку понимание истинного значения аграрной культуры.

Выходит, смысл Элевсинских мистерий сводится только к преодолению дикого кабирского состояния и приобщению к бессмертию светлых олимпийских богов? То есть речь о дуалистической метафизике, на манер платоновской? Нет. Это лишь один из слоёв мифа.

Для полноты понимания обратимся ко временам древнегреческой архаики и к историческому контексту мистерий. Эллины – это люди постапокалипсиса. Величественная культура мир-системы Бронзового века была снесена коллапсом Тёмных веков. Племена эллинов постоянно видели перед собой руины великой цивилизации. Именно поэтому культура Эллады есть культура Ренессанса. Стояла историческая задача – быть достойным деяний великих предков. Но с предками не всё ясно. Историк и археолог Карла Антоначчио в своей работе «Археология предков: Похоронный культ и культ героя в ранней Греции» убедительно показывает на большом археологическом материале, что культ предка-героя появился в Древней Греции не ранее VIII – VII вв. до н. э. И был он в значительной степени сфабрикован. Антоначчио буквально описывает у ранних эллинов «борьбу за предков», служившей целям политической легитимизации вождей-басилеев и нарождающейся аристократии. Большие люди придумывали себе больших прародителей, возводя свои генеалогии к мифическим героям-полубогам. Это и делали аэды. Какие-то люди торговали реликвиями, подозрительными останками, вот буквально как в Средние века. Карла Антоначчио описывает совсем уж курьёзную традицию у эллинов подзахоранивать своих усопших в микенские гробницы-толосы рядом с древними костями. И длилось это веками. Приобщались, так сказать, к славе великого прошлого. Культ героев не был напрямую связан с реальными предками. Да и какие могут быть знатные пращуры у жалких дикарей, переживших цивилизационную катастрофу? Ранние эллины это «Аристиды не помнящие родства». Согласно Антоначчио, эллины до времён классики почитали своих реальных предков не далее третьего колена. По её интерпретации слово «Тритопаторы» и означает «предки, жившие раньше трёх поколений», то есть какие-то уже анонимные древние праотцы. Это одна из причин общеизвестного хтонизма культа героев.

Но, справедливости ради, надо отметить диалектичность ранней древнегреческой культуры. Желание престижа у одних сопровождалось искренним желанием других породить новое Начало. Как я уже сказал, культура Древней Греции построена на идее Возрождения. Поэтому мы до сих пор чувствуем исключительную духовную и художественную силу «Илиады» Гомера.

Однако волна «народов моря» и общественно-экономическая катастрофа не смели полностью предыдущую религиозную культуру. Локальными очагами она, всё же, сохранялась пусть и в превращённой форме. Это и были мистерии: Элевсинские, Самофракийские и некоторые другие. И при анализе становится очевидным их структурное родство. Как показывает археология, в Элевсине континуитет культа сохранялся минимум с XV в. до н. э. Так называемый Мегарон В относится ко II позднеэлладскому периоду середины II тыс. до н. э. И на Крите никуда ничего не делось. Тот же Диодор Сицилийский в своей «Исторической библиотеке» свидетельствует:

«Вот какие мифы рассказывают критяне о богах, которые якобы родились на их земле. Самым же значительным доказательством того, что почести, жертвоприношения и обряды мистерий были заимствованы другими народами с Крита, считают следующее. Обряд, совершаемый афинянами в Элевсине, который, пожалуй, является самым торжественным, а также обряд на Самофракии и во Фракии в области киконов, откуда был и обучивший [этому обряду] Орфей, передаются как мистерии, тогда как в Кноссе на Крите эти обряды передаются в соответствии с установленным обычаем открыто с древних времен, причем то, что в других местах передается как таинство, здесь совершенно не утаивают от желающих ознакомиться с ним» (V, 77, 3).

И вот теперь, помня всё вышесказанное об историческом контексте, вернёмся от диахронии к синхронии. Есть важный момент в мистериях, уже чисто структурный. Культ предков, даже если бы он устойчиво существовал в Древней Греции, сам по себе не обладал спасительной силой. Как я уже сказал, герои тоже становятся призраками в царстве Гадеса. Должно произойти какое-то Событие, которое сместит унылую инерцию привычных жизни и смерти. Нужна онтологическая катастрофа, сводящая воедино богов и людей. История должна пойти с нового начала. Мистерии устанавливают сами боги, пришедшие к смертным. В этом отличие мистерий от магии. Это мы и видим в Элевсинском мифе. Но это событие вовсе не отменяет дление рода от предков. Мистерии смещают генеалогическое преемство. Таинство приобщает миста к новому роду – Золотому роду. Но именно поэтому этот генос примордиальный – войти в него можно только через новое Начало, в котором смерть отныне станет лишь прерывом тягостной постепенности ветхого поколения. Вот почему на уровне мифа лиминальный Первопредок, соучаствующий в установлении мистерии, обязательно чужд обычному эллину. Это либо загадочные для греков автохтоны-аборигены, древние этнические осколки Бронзового века – пеласги, критяне, меропы, либо прямо чужестранцы-пришельцы – фригийцы, фракийцы и тому подобные. Например, в приведённом мною отрывке из «Трудов и дней» Гесиода Золотой род вообще-то в дословном переводе звучит как «золотой меропов род людей» (χρύσεον γένος μερόπων ἀνθρώπων). А Евмолпиды, единственный род, представители которого имели право быть иерофантами Элевсинских мистерий, вели своё происхождение от легендарного фракийца Евмолпа.

Ну что ж, двинемся в нашем толковании дальше. Современные авторы, реконструирующие эпоптею Элевсинских мистерий, среди прочих источников, в обязательном порядке цитируют св. Ипполита Римского, его книгу «Философумена», V книгу, 3-ю главу. Именно там присутствует знаменитое свидетельство о возгласе иерофанта в кульминации мистерий: «Великая Бримо родила освещённого сына Бримоса!» Но по каким-то причинам, большинство авторов не приводит подробный контекст этой цитаты, хотя, конечно, многие упоминают, что в этой книге св. Ипполит опровергает ереси. Но дело в том, что Ипполит спорит почти всю V книгу конкретно с ересью офитов-наасенов. И вот это очень интересная вещь.

Офиты-наасены – одна из гностических сект, учение которой синкретически вбирало в себя значительную часть тогдашнего эллинистического пантеона. Из всех христианских сект офиты-наасены были, пожалуй, самыми близкими к эллинскому язычеству. Св. Ипполит прямо утверждает, что учение офитов создано на основе орфизма. Не вдаваясь в затейливые тонкости учения офитов, скажу лишь о моменте структурно ключевом для нашего расследования. Обобщая и несколько огрубляя их учение, о нём можно сказать следующее: стержнем их доктрины была вера в сверхсущего совершенного Первочеловека Адама, от которого в результате эманационных драм произошёл мир со всем его многообразием и страданием. И люди имеют внутри себя семя этого верховного Существа. Эта персонифицированная связь как только не называлась синкретистами-наасенами – Корибантом, Аттисом, Адонисом, Осирисом, Эндимионом. В качестве иконы ПервоАдама наасены привлекают всех эллинских первопредков-автохтонов: беотийского Алалкомена, аркадийского Пеласга, элевсинского Дисавла, ливийского Иарбанта, идейских куретов, фригийских корибантов, лемноского Кабира (ну куда ж без них). И религиозная задача посвящённого офита вернуться обратно к ПервоАдаму, духовно родившись заново. Посредником такого возвращения становится Христос, офиты всё же христиане. Восстановление небесной связи офиты описывали евангельским образом жатвы (хотя мы теперь знаем, что это не только новозаветный образ). Офиты считали, что их учение является продолжением и завершением Элевсинских мистерий. Именно поэтому св. Ипполит, споря с офитами, и рассказывает в V книге «Философумены» об Элевсинском иерофанте, который, якобы, показывал во время эпоптеи пшеничный колос и провозглашал: «Бримо родила Бримоса!»

Понимаете, какая штука. Когда Климент Александрийский издевается над Элевсиниями в своём «Увещевании к язычникам», он просто передает какую-то анонимную информацию. А св. Ипполит Римский пересказывает конкретное учение своих оппонентов. Это важное различие. Тут тоже возможен «испорченный телефон», да мы и не знаем, какое реальное отношение офиты-наасены имели к Элевсинским мистериям, которые тогда ещё вполне процветали, но важно не это. У нас есть структурный изоморфизм – вот что важно.

Итак, попробуем свести концы с концами. Диоскуры-куреты Элевсиний, это, бесспорно, братья Эвбулей и Триптолем. В русскоязычном поле почему-то популярна книга оккультиста Дитера Лауэнштайна «Элевсинские мистерии». Я бы не советовал некритически верить ему, книга просто набита натуральным клиническим бредом, хотя в некоторых моментах Лауэнштайн вполне проницателен. Так вот, он утверждает, что Триптолем тождественен смертному Кастору, а Эвбулей – бессмертному Полидевку. Но это как посмотреть. Тут всё неоднозначно, переворачивается и мерцает, ведь мы имеем дело с двойничеством и божественным оборотничеством. Это дионисийская тема. Это то, что называется тропом. Τρόπος – «оборот, вращение, превращение». С одной стороны, смертность есть атрибут персти земной («прах к праху»), противопоставленный бессмертию – атрибуту вышних богов. А другой стороны, подземные боги тоже бессмертны. Смерть связывает носителя έπιχθονιός-βροτοί с его подземной родиной и там нет смерти для миста. Уходя отсюда, он возвращается туда – домой. Как раз здесь наверху для него призрачная чужбина – пещера Платона с тенями. В аиде пропадает с концами лишь бедолага, непосвящённый в мистерии.

Но и наоборот верно: когда сюда рождается подземный Младенец – Плутос-Дионис-Эвбулей, то с ним оттуда возвращается его мать – Кора, носительница юной жизни. Так где же мир теней? Там, где люди. Именно хтоническая природа людей-кабиров позволяет им принять подземное двуприродное Дитя и станцевать вокруг него танец куретов, защищая Его и скрывая в тайне. Юные куреты заново рождаются вместе с Младенцем. Но люди также оказываются и символическими заместителями Плутона – «другого Зевса», отца Младенца, ведь именно люди похищают Кору-Зерно у Деметры в жатве. Люди воссоединяются со своим божественным Первопредком, основателем Золотого рода. И это их Сын. Эллинский Сын Человеческий.

Почему же куреты танцуют? А что тут ещё на земле делать? Только танцевать. Кружиться дикой толпой в вихре священной пляски вокруг τέλος, то приближаясь к завершению-совершенству, то отдаляясь. То прикрывать собой этот конец и начало, нависать над ним с щитами, едва не проваливаясь в него – в бездонный колодец, то открывать его всем на диво. Циклический танец – это мистериальный ритуал-τελετη – тело мерцающего внутри хоровода божественного Присутствия. Дух то приходит, то уходит, но никогда не уйдёт навсегда – слова Богини крепки.