ШАХ АБД АЛЬ-ЛАТИФ И ЙОГИ
Dr. Durreshahwar Sayed, из книги "THE POETRY OF SHAH ABD AL-LATIF"
Различные редакторы поэзии Шаха Абд аль-Латифа упоминают, что поэт провел три года своей жизни с йогами, и затем указывают на две суры из Рисало, суру Кахори и суру Рамкали, в которых обсуждается тема йогов [Gurbukhshani, H.M., Shahjorisalo, Hyderabad Sindh, 1979, 3 volumes. Advani, Kalyan. Shahjo Risalo. Karachi, 1976. Shahwani, G.M., Shahjo Risala, Hyderabad Sindh, 1950. Mirza Kalech Beg, Shah Abd al-Latif Bhitai, Hyderabad Sindh, 1910]. Индуистский исследователь Адвани добавляет, что Шах Абд аль-Латиф извлек положительный опыт из своего общения с йогами. Он возвышает простоту, бескорыстие и аскетизм йогов. [Указ. соч., стр.387. В своей вступительной заметке к Суре Рамкали Адвани упоминает различные типы йогов, но не комментирует их происхождение и обычаи] Гурбухшани рассказывает о путешествиях шаха Абд аль-Латифа с йогами, но трудно оценить, каким мог быть его взгляд на это, поскольку он умер до завершения последней части Рисало, которая включает в себя две суры о йогах.
Шахвани, мусульманский ученый, с другой стороны, готов признать, что Шах Абд аль-Латиф проводил время с йогами, и что даже после того, как он покинул их, он всегда помнил о них и упоминал их в хвалебных выражениях в двух сурах в Рисало. Шахвани признает что из его поэзии ясно, что шах Абд аль-Латиф любит йогов и тоскует по ним. Шах Абд аль-Латиф, по словам Шахвани, восхищается жизнью йогов, которая выходит за рамки касты и вероисповедания, и восхваляет йогов за их аскетические практики и бескорыстную жизнь. Шахвани, однако, изо всех сил старается подчеркнуть, что у шаха Абд аль-Латифа "было сердце мусульманина, который не мог получить удовлетворения, поклоняясь черепкам и кирпичам".
Между мусульманскими и индуистскими учеными разгорелись ожесточенные споры по поводу взаимовлияния на шаха Абд аль-Латифа индуистских йогов. Что касается мусульман, Мирза Калеч Бег является типичным представителем традиционного подхода. Хотя он признает, что Шах Абд аль-Латиф путешествовал с йогами, посещая некоторые индуистские святые места, и что он действительно написал две упомянутые выше суры, он продолжает говорить, что Шах Абд аль-Латиф не одобрял практики йогов, которые он видел своими глазами, и что после спора с ними он их и оставил:
Единственной целью шаха Абд аль-Латифа, надевшего одежду факиров и путешествовавшего с ними, было узнать их религиозные идеи и обычаи. Он посетил Нани во второй раз, но не соблюдал должным образом необходимые обряды. У него возникли с ними разногласия, и он ушел. [Mirza Qalech Beg, Ahwal Shah Abd al-Latif Bhitai, стр.20. Ранее, со ссылкой на Нани, автор обсуждает практику в этом месте и сообщает, что когда индуистские факиры посещают его, они бреют бороды и головы, и "говорят, что в течение трех дней их лица становятся черными, независимо от того, насколько прекрасными могли быть их лица до этого". Там же, стр.15-17.]
Дин Мухаммад Вафаи проливает некоторый свет на возможные причины разрыва шаха Абд аль-Латифа с йогами после того, как он провел с ними три года. Он предполагает, что шах Абд аль-Латиф вполне мог спорить с ними по вопросу поклонения идолам и по поводу определенных обрядов, которые должны были совершаться в индуистских святых местах. Затем он цитирует Муштака Мутаалви следующим образом:-
Он (Шах Абд аль-Латиф) отправился посмотреть индуистский храм Нани, где своими суфийскими чудесами (карамат) оскорбил и унизил факиров, чтобы заставить их осознать свою ошибку. Невежество было их врожденной натурой, и они (йоги) планировали причинить ему вред. Когда он понял это, то ушёл под землю и вышел в своей собственной стране. [Там же, с.59. Тот же автор также упоминает, что йоги на протяжении восьмидневного путешествия из Карачи в Чандеркоап не чистят зубы и не моются. Он комментирует, что неудивительно, что шаху Абд аль-Латифу это не понравилось. Там же, стр.60.]
Автор приходит к выводу, что, несмотря на то, что Шах Абд аль-Латиф проводил время в компании йогов, ему удавалось оставаться истинным мусульманином.
В ответ на такое негативное отношение со стороны мусульманских ученых, таких как Мирза Калеч Бег, индуистские писатели, такие как Аджвани и Джотвани, энергично защищали свою собственную позицию, и их возмущает тот факт, что Сорли, Белудж и Брохи называют поэта "истинным мусульманином".
Аджвани критикует Мирзу Калеч Бега за искажение истины и предполагает, что причина, по которой поэзия Шаха Абд аль-Латифа всегда была так популярна у индусов, заключается в том, что она отражает влияние ведантической и йогической мысли на поэта. Далее он говорит :-
"Человека, который мог бы облачиться в одежды индуистских йогов, скитаться с ними годами, совершать паломничества в Хингладж, Двараку и другие священные места индусов, человек, который нарушил, без малейшего раскаяния, исламский запрет на "сама", или танцевальную музыку, и умер, наслаждаясь этой танцевальной музыкой, человека, который в ту эпоху фанатизма изо всех сил старался вытащить из толпы мусульман-фанатиков бедного индуса, которого они собирались насильно обратить в ислам, вряд ли можно было считать мусульманином".
Аджвани подчеркивает, что шах Абд аль-Латиф сохранил уважение и привязанность к йогам даже после того, как поссорился с некоторыми из них и покинул их. Затем он резюмирует:-
"Все шероховатости, неправильности и странности, которые он, возможно, приобрел, вырастая в компании фанатичных сайедов и факиров, были сглажены и отшлифованы его посвящением в шакта-йогу и веданту, традиционную философию и всеохватывающий мистицизм, которыми Индия дорожила на протяжении тысячелетий. Сомнительно, что Шах столь возрос бы как поэт Синда и истинный мистик, если бы он не путешествовал по всему большому Синду и не провел по меньшей мере три драгоценных года в компании индуистских саньяси и йогов, одевался, жил и поклонялся, как они, и не стал одним из них."
Подобные суждения отражают, конечно, проиндуистскую предвзятость Аджвани.
Спор продолжили Салах и Джотвани. Мусульманский ученый Салах в своих различных статьях предполагает, что основное влияние на шаха Абд аль-Латифа оказали Коран, хадисы и персидская поэзия, и он полностью игнорирует вопрос об индуистском влиянии, включая проблему шаха Абд аль-Латифа и йогов. Индуистский писатель Джотвани энергично опровергает и высмеивает взгляды Салаха и пытается доказать, что мысль шаха Абд аль-Латифа вдохновлена индуизмом, утверждая, что Рисало, особенно суры Кахори и Рамкали, красноречиво свидетельствуют об общеиндийском характере его религии и философии.
Что касается йогов, Джотвани в целом повторяет взгляды Аджвани. В отличие от мусульманских ученых, Джотвани утверждает, что шах Абд аль-Латиф расстался с йогами в хороших отношениях. Однако он не комментирует, какие йоги стали спутниками шаха Абд аль-Латифа, а также их происхождение или обычаи.
Г.М. Сайид, как мусульманин, может признать, что Шах Абд аль-Латиф мог извлечь и действительно извлек позитивный опыт из общества йогов, у которых он научился быть беспристрастным и от которых унаследовал такие качества, как самопожертвование, смирение и аскетизм.
Что касается западных ученых, которые писали о шахе Абд аль-Латифе, Сорли вообще ничего не говорит о йогах. Он упоминает только, что Шах Абд аль-Латиф был склонен к аскетическому образу жизни и что он обычно проводил свое время в компании святых людей. [Sorley, H.T., ShahAbdal-Latif of Bhit, London 1 940, стр.171. Статья, написанная Сорли о шахе Абд аль-Латифе, бесполезна, поскольку представляет собой смесь неточностей и суеверных историй, включая забавный анекдот о том, как шах Абд аль-Латиф дал идолу выпить молока. Йоги, увидев, как идол берет чашку с молоком, исполняются решимости убить и съесть шаха Абд аль-Латифа, чтобы завладеть его магической силой. Шах Абд аль-Латиф, осознав опасность, погрузился под землю и благополучно прибыл в Котри. "История шаха Абдул-Латифа" Саути, в книге "Шах Латиф", под ред. А.А. Куреши, Карачи, 1978, стр.29., была принята Сорли некритически, без комментариев.]
Шиммель, с другой стороны, обсуждает суфиев и йогов во второй части своего раздела о Шахе Абд аль-Латифе в "Боли и благодати". Она выделяет важные моменты сходства между суфиями и йогами. Хотя суфии и йоги, как очевидно, принадлежат к двум разным религиозным системам, при ближайшем рассмотрении оказывается, что каждая группа в своем подходе к жизни и своих религиозных практиках параллельна. И йоги, и суфии (по крайней мере, большинство из них), будучи искренними искателями Истины, добровольно вступают на трудный путь и приветствуют страдания и невзгоды.
Как следует из названия ее главы "Суфии и йоги в стихах шаха Абд аль-Латифа", Шиммель обсуждает как суфиев, так и йогов вместе и приводит примеры из стихотворений.
Ввиду того факта, что Шах Абд аль-Латиф посвятил целых две суры, Рамкали и Кахори, исключительно йогам, и что в других местах Рисало есть ссылки на йогов, цель этой главы - более подробно остановиться на теме йогов, чтобы воздать должное этому интересному аспекту жизни шаха Абд аль-Латифа. Шах Абд аль-Латиф использует несколько названий для обозначения йогов. Некоторые из названий относятся к сектам и подразделам различных групп йогов, в то время как другие являются прилагательными, которые указывают на их характеристики, например, дотхи предполагает "тех, кто ест дут" (т.е. дикие растения), гунга и бора означают немых и глухих, то есть тех йогов, которые добровольно перестали говорить или слушать. Титулы, которыми он называет йогов, следующие: Махеши, Шиваит, Канпхата, Канчут, Капари, Канотийя, Канчир, Йоги, Байраги, Пураби, Сарни, Лахути, Бабу, Бехари, Нанга, Адеши, Мавали, Сабри, Малакути, Джабарути, Капат, Факир, Кахори, Нури, Нари, Доти, Гунга, Бора, Санньяси, Бхабхутийя, Хаки, Равал, Харкеш, Гаударийя.
Как уже упоминалось во введении, Шах Абд аль-Латиф провел несколько лет своей жизни в обществе йогов. Это произошло на решающем этапе его собственного эмоционального и духовного развития. В его поэзии есть конкретные намеки на период его жизни, проведенный с йогами, и, возможно, будет полезно кратко изложить здесь последовательность событий, как они известны, за эти три года.
В возрасте двадцати лет шах Абд аль-Латиф, по-видимому, тайно покинул Котри как отвергнутый любовник. Он направился по Китовой дороге в сторону Хайдарабада (Синд), недалеко от которого находится гора под названием Ганджо-Таккар. В окрестностях горы находился храм богини Кали [ее храмы располагались по всему субконтиненту при жизни поэта]. Здесь был центр, где раньше собирались различные группы как для совершения паломничества к святыне, так и для подготовки к паломничеству в Хингладж.
Шах Абд аль-Латиф путешествовал в компании йогов, которых он встретил по дороге в храм Кали. Подобно йогам, он носил одежду лососевого цвета (его одеяние до сих пор хранится в Шит-Шахе) и, взяв несколько необходимых в дорогу вещей, затем отправился с йогами в Хингладж.
Шах Абд аль-Латиф действительно ссылается в своей суре Кахори на гору Ганджо-Таккар, где он подвергает сомнению свои собственные мотивы пребывания там :
В чём смысл твоего визита к горе Ганджо? Вид сей горы внушает беспокойство. Тебе не следует искать холмов обычных. Соделай всё (мирское) беззаконным, Сожги себя, тогда кахори станешь.
Шах Абд аль-Латиф, должно быть, следовал тем же маршрутом, что и паломники, который проходит вдоль побережья Макрана из Карачи, Мияни и Хингладжа. Путешествие, должно быть, было трудным, поскольку они шли пешком, не запасшись едой. Шах Абд аль-Латиф говорит:
Ни лошадей, ни верблюдов не запрягая Вдаль бредут судьбе навстречу. Доти [кочевой народ тар, который живет на дуте, то есть дикорастущей зелени] в пустыне ищут дут [здесь говорится о духовной пище, а доти - искатели духовной пищи]. Кахори верный признак - не носят они одежд неповреждённых на своих телах.
Шах Абд аль-Латиф, по-видимому, посетил в Синде ряд мест, священных для йогов, включая такие святыни, как Пир Арр, Котешвар и Хингладж.Он несколько раз упоминает в своих стихах Хингладж и восхваляет йогов, которые посещают это место. Он пишет:
Капат-капарры длинноухие, с пробитыми ушами, что носят всё своё с собой, в Хингладж пошли. Бабу, отрекшиеся от всего, Прибежищем принявшие "ничто", Позвольте мне пойти и навестить ваш дом.
Хингладж расположен на побережье Макрана, примерно в 80 милях от устья Инда и примерно в 12 милях от моря. Хингладж - одна из 15 питх.
Шах Абд аль-Латиф описывает этот визит следующим образом:
Наги двинулись в Хингладж навестить Нани, Мехеши (почитатели Шивы) с радостью Двараку посетили. Их вождь - Али. [Здесь, хотя поэт и говорит о йогах, которые поклоняются индуистскому богу Шиве, он рад упомянуть Али в этом контексте. Что действительно важно, так это поиск божественного, независимо от того, является ли проводником Али или Шива.] Без них мне жизни нет.
На обратном пути из Хингладжа паломники останавливались у святилища Махадэве, который, как считается, приходится братом Деви из Хингладжа. Оно находится в Котешваре и было древней и знаменитой тиртхой. Шах Абд аль-Латиф, должно быть, проезжал мимо этого места на обратном пути в Нагар-Татту, древний город, священный для йогов Горакхнатха. По пути в Хингладж паломники обычно покупали четки в Татте. Эти четки были изготовлены местными жителями из твердых желтых известняков, которые они собирали с земли и нанизывали на нитки. Паломники обычно покупали малы двух типов. Добравшись до Хингладжа, они подносили одни малы богине, а затем надевали их на себя. На обратном пути, прибыв в святилище Ашапури Деви в Нагар-Татте, паломники подносили ей другие четки и снова надевали их обратно.
Другими местами также упоминаемыми шахом Абд аль-Латифом в его поэзии, являются Кандагар, Кабул и, прежде всего, Бенарес (Каши). Однако Каши является настолько распространенным символом индуизма в индо-пакистанской суфийской поэзии, что необязательно предполагать, что Шах Абд аль-Латиф действительно ходил туда в компании йогов, хотя, возможно, и ходил, поскольку Каши посещали йоги Горакхнатха.
Шах Абд аль-Латиф также упоминает в своей поэзии и другие места, имевшие религиозное значение для индусов, такие как Лахпат, Гирнар, Джайсалмир, Ласбело, Пураб-Бандар, Джунагарх, Моголбхин, Халар, Кханбхат и Дварака. По крайней мере, некоторые из этих мест он, должно быть, посетил. Безусловно, он посещал те, что находились на небольшом расстоянии от его дома.
Мотив, побудивший шаха Абд аль-Латифа провести три года с йогами, следует рассматривать не как эскапизм, а скорее как желание учиться у них. После этого периода духовных испытаний Шах Абд аль-Латиф вернулся более зрелым и опытным человеком в свой родной город, чтобы снова жить среди своего народа. Несомненно, его опыт общения с йогами позволил ему подняться над мелкими религиозными разногласиями и намекнуть в своей поэзии на способы улучшения общества, которое он видел вокруг себя. Разумеется, многое требовалось улучшить. Это было жестокое классовое общество, в котором религиозные лидеры делали жизнь простых людей невыносимой. Послание, которое вытекает из поэзии Шаха Абд аль-Латифа, - это послание терпимости между мусульманами и индуистами, а также вера в то, что истинной целью религии является самореализация личности. Через свою поэзию он передает человечеству послание любви, единства и мира.
Прежде чем более подробно описывать взаимоотношения между шахом Абд аль-Латифом и йогами, возможно, будет полезно сделать краткое замечание о йоге и йогинях. Интересно отметить, что йога практиковалась в Пенджабе и Синде задолго до ее развития в ведической Индии. Термин йога относится к духовным дисциплинам, которые встречаются в буддизме и индуизме и которые направлены на достижение высшего Сознания и освобождение от неведения, страданий и перерождений.
Слово йога происходит от корня yuj-, соединение или единение. Таким образом, йога может быть переведена как связь или союз, то есть единение индивидуальной души с космической душой или Высшим Принципом.
Йога - это духовное усилие со стороны индивидуума, который, проходя через физическую и духовную мортификацию, достигает более высокого состояния сознания. Другими словами, "вся цель йоги состоит в том, чтобы реализовать конкретные дисциплины и техники внутреннего контроля, посредством которых достигается освобождение этой духовной реальности из ее заточения" (Berry T., Religions oflndia: Hinduism, Yoga, Buddhism, London, 1971, стр. 77). Конечной целью является единение человека с первоисточником всего сущего.
Такое единство возможно только после того, как индивид достигнет освобождения от цикла перерождений. [Согласно индуистской вере, человек перерождается снова и снова в разных состояниях, уровнях в соответствии с его предыдущими действиями или кармой.] Достигнув освобождения, адепт не рождается свыше, но достигает высшего блаженства в единении со своим источником. Чтобы достичь такой цели, индивидуум должен преодолеть множество препятствий, которые лежат на пути йоги. Эти препятствия называются "клеши", которые понимаются как все импульсы, ведущие к отрицанию своего "истинного Я". Неведение, например, является одним из величайших препятствий, поскольку оно заставляет адепта цепляться за временный мир и рассматривать свою собственную душу как отличную от космической души. Другим препятствием является привязанность к этой жизни, мирским вещам и другим подобным объектам.
Нижеследующее обсуждение ограничено теми аспектами развития йоги, которые имеют отношение к шаху Абд аль-Латифу и его отношениям с йогами. В индуизме двумя основными школами являются ордена шиваитов и вайшнавов.
Шиваиты названы так в честь своего главного бога, Шивы, вайшнавы в честь своего, Вишну. Некоторых из шиваитов называют горакхнатхи или натхи. Они также известны как канпхата-йоги из-за своих прорезанных ушей. Горакхнатхи следовали за своим выдающимся гуру Горакхнатхом. Натха-йоги были представителями тантрической йоги или хатха-йоги, которая зародилась в буддизме Махаяны. Канпхата-йоги, жившие на северо-западе Индии· и за ее пределами, возможно, находились под влиянием буддийской мысли, поскольку следы этой мысли можно найти в их практиках. Канпхаты не могли избежать контактов с мусульманами, поскольку важная индуистская святыня Хингладж находилась в руках мусульман.
Согласно Бриггсу, горакхнатхи или канпхаты считаются лучшими из йогов, хотя некоторые нежелательные элементы вкрались и сюда.
Также к группе горакхнатхов принадлежат йоги-аугхары, которые не проходили заключительную церемонию прорезания ушей (после этого ритуала они становятся канпхатами). Гаудрийя-йоги являются частью секты аугархов, но иногда они носят серьги, как и канпхаты. [Интересно отметить, что Бриггс упоминает другую секцию кахпхатов, которые называются джафир-пиры и являются мусульманами. Хотя это канпхаты, индуистские йоги не едят с ними. Их можно найти в Пенджабе.]
Равалы или нагнатхи - еще одна группа, связанная с шиваитами. Они являются наиболее важной группой мусульманских йогов, которые базируются в Пешаваре и Афганистане, и главное место их пребывания находится в Равалпинди. Они великие странники.
Шиваиты носят два типа мал (бус-розариев): тумра и ашапури: первые сделаны из мелких бусин, другие - из чуть более крупных, изготовленных из твердых желтых известняков из Татты в Синде.
Что касается второй основной группы йогов, вишнуитской, то они были основаны Раманандой в конце 14-го и начале 15-го веков. Затем орден распространился по всей северной Индии. Среди подсект вишнуитов есть санньяси, наги и байраги.
Санньяси получили свое название от термина "санньяса", который буквально означает "смирение" или "отрешение". Бхагавадгита определяет санньясу как отказ от действий, совершаемых с определенной целью. Согласно Берри:
Санньяси были странствующими нищенствующими, мужчинами, которые вели бездомный образ жизни, не имея жены, детей или какого-либо имущества, кроме одежды, посоха, чаши для подаяния и питья.
Хотя термин "санньяси" может использоваться в общем смысле, иногда он имеет более узкое применение. Его можно применять к вишнуитским аскетам, таким как служители храма Кришны в Удипи в районе Южная Манара в Мадрасе.
В другом месте тот же автор замечает следующее:
Хотя, однако, санньяси, вайраги и другие подобные наименования используются, и правильно используются в более широком смысле, все же иногда можно обнаружить, что они ограничены по значению и обозначают различные и враждебные группы людей. Когда это так, можно в целом сделать вывод, что под санньяси подразумеваются нищенствующие последователи Шивы, а под вайраги - последователи Вишну.
Что касается байраги, то их название происходит от bai (что означает "не") и rag (что означает "привязанность"). Эта группа примет любого хинду, независимо от касты или цвета кожи. Байраги рисуют на своих лбах трифлу, состоящую из трех вертикальных линий, начинающихся от верхней части носа, центральная линия красная, что символизирует Вишну; две другие линии желтые, которые представляют Брахмана и Шиву. Байраги носят четки, сделанные из бусин базилика (тулси).
Отношение шаха Абд аль-Латифа к йогам в его поэзии.
Тема йогов в поэзии синдхи была известна еще до правления шаха Абд аль-Латифа. Согласно дошедшим до нас поэтическим источникам на синдхи, которые предшествуют творчеству шаха Абд аль-Латифа, похоже, что первым поэтом, который много говорил о йогах, был шах Лутф Аллах Кадири (1020/1611-1090/1679). Двумя его главными произведениями являются Minhaj al-Marifat, написанный на персидском языке, и Sindhi Risalo. Этот поэт принадлежал к тарикату кадирийя, и вокруг него собралось много мюридов. В своей поэзии он упоминает различные группы йогов, такие как санньяси, адеши и капари, и ссылается на их образ жизни, чтобы пролить свет на свое объяснение суфийского пути.
Там, где когда-то были капари, больше их нет. Санньяси с миром связи разорвали, Уйдя в далёкий край, откуда изошли бесстрашные нанга, "Ничто" взвалив на плечи. Ищите тайного пути "сами" [слово, используемое в синдхи, - "сандх" - означает отверстие, пробитое в доме, что наводит на мысль о том, как йоги внезапно исчезают из какого-либо места], Что от людей сокрылись и ушли.
Шах Инайят (1620 г. н.э. - 1708 г. н.э.) также использует тему йогов в своей поэзии. Он посвящает целых две суры, Рамкали и Пураб, йогам, которых называет разными именами, включая адеши, пураби, санньяси, лахути и равали. Он ссылается на привычки и места паломничества йогов и использует их в суфийском контексте:
Коль вы хотите стать джоги, тогда традиции джоги блюдите. Забудьте адаб, ихлас, сабр, шукур, вражду и скорби, Вам говорит Инайят, каждый миг жизни, в себя погружаясь. Лишь научившись этому, приблизитесь к вирнатху [духовный лидер йогов, или же отсылка к Богу].
В другом месте шах Инайят пишет:
Они не ищут в деревнях, не просят милостыни. Голод покинул адеши. Господь Вселенной заботится о них без их взываний, так молвит Инайят. Пока гаудрийя [разновидность йогов] сидели, Горакх вошел в их двор. [Имеется в виду первый гуру, Горакхнатх. В этом стихе Горакх приходит к йогам, чтобы помочь им, из-за их искренности.]
Что касается отношения шаха Абд аль-Латифа к йогам в его поэзии, следует подчеркнуть, что, безусловно, он не представляет их систематически или последовательно, поскольку он поэт, а не религиовед. Однако тема йогов важна для него: они часто упоминаются в его работах и упоминаются под более чем тридцатью различными названиями.
Шах Абд аль-Латиф раскрывает обширные познания о жизни йогов. По его словам, йоги, которые отреклись от мира и сократили свой скарб до минимума, носят с собой чашу для подаяний, сигнад (свисток) из рога или дерева, в который они дуют перед едой, а также до и после молитв, и гаудри (заплечный мешок), сделанный из тряпок или заплатанной одежды, в котором они носят еду, которую им подают как милостыню. Йоги также берут с собой туссу или байраган (подставку), на которую опираются подбородком и руками во время медитации. Они также носят с собой пару щипцов для разжигания огня. Шах Абд аль-Латиф дает подробное описание логики своей поэзии:
Избавься от свистка, веревки и мешка из тряпок, от этих трех вещей, а также от священной нити (джанео) Брось чашу для подаяний на пол, разбей ее в осколки. Те, кто влюблен в Лахут, не покидают места своего упокоения. [тем йогам, которые достигли суфийской стадии Лахут, не нужно путешествовать, и к ним больше не применимы ритуалы]
Откажись от гаудри [накидки, сшитой из старых тряпок, которая также используется как сумка для переноски еды]и лохмотьев в заплатах, сожги одеяло. Взгляд на йогу направь. И пойми, носить свистки в руках есть зло. [Поэт говорит о том, что йоги обычно носят с собой эти вещи, но иногда этой практике следуют и лицемеры. Истинный йог должен освободиться от этих атрибутов.]
Они швырнули чаши для подаяний наземь и отказались от своих сигнад (свистков) и байрагунов. Они над злом возвысились и снова стать нечистыми не смогут. Они отбросили желания мирские. Ещё вчера они достигли единства с целым.
Шах Абд аль-Латиф описывает йогов далее:
Они, снедаемые скорбью и печалью, отказались от путей мирских. Хотя способны видеть, стоят в пустыне, как слепые. Их слух закрыт, и как немые, они повсюду бродят, Сии глухонемые встревожены двоением (Божественного порядка), В Лахут они исчезли даже в сновиденьях, они добились этого. Кахори никогда не прекращают тосковать.
Шах Абд аль-Латиф понимает усилия, необходимые йогам для достижения своей цели. Он описывает их странствующими по лесам, горам и пустыням, отстраняющими от любых отношений. Он ценит их терпение и решимость очиститься, добровольно подвергая себя ограничениям, отрицанию и мучениям.
Во время поиска в горах они (добровольно) сошли с пути. Они сего сподобились, путём обратным следуя, Они не выбирают путей проторенных. Они от двух миров ушли и более не вопрошают об истинном пути. Одинокие, Возлюбленного ради, пеплом себя помазали. Кахори кое-что познали о Лахут.
Поэт советует своим слушателям искать общества таких истинных странников:
Иди и сядь в кахори внутреннем дворе [поэт предлагает искать общества йогов.] Кахори, в тайне от простых людей, сожгли себя. От боли доти никогда не предаются снам.
Шах Абд аль-Латиф осведомлен о том факте, что некоторые люди маскировались под йогов, чтобы добиться восхищения и расположения простых людей, которые обычно подавали йогам еду и милостыню. К таким ложных йогам он исполнен презрения, о чем упоминает в суре Аша:
Ты в куфре погряз, можешь даже неверным (кафиром) не зваться. Ты также не хинду, джанео ["священная нить", которую носят индусы] тебе не к лицу. Ведь право тилак [символ на лбу йогов], имеют лишь верные ширку.
Здесь Шах Абд аль-Латиф критикует тех людей, которые не придерживаются даже своих собственных, пусть и неверных, стандартов поведения, навязанных им религией. Таким людям он дает следующий совет в суре Рамкали:
Если ты хочешь быть джоги, внутри мирские желания похорони. Разожги пламя любви в своем сердце и мысленно четки перебирай. Что бы с тобой ни случилось от Бога, будь благодарен.
Что касается различий между различными группами йогов, трудно однозначно утверждать, понимал ли их Шах Абд аль-Латиф. Действительно, он использует более тридцати названий для обозначения йогов. В некоторых случаях он, как очевидно, использует различные названия йогов без разбора, но в других случаях демонстрирует осознание определенных различий между группами йогов. Если бы он использовал эти названия взаимозаменяемо, ему, конечно, не нужно было бы перечислять так много разновидностей йогов: одного или двух было бы достаточно. Но это выглядит почти так, как если бы он хотел продемонстрировать своему читателю познания, которые приобрел о различных группах йогов. Упоминание их названий, конечно, не означает, что он знал о различии в их доктринах (хотя, возможно, и знал), но, путешествуя с йогами в течение нескольких лет, поэт, должно быть, изучил многие из их верований и обычаев.
Шах Абд аль-Латиф конкретно ссылается на канпхата-йогов, которые, как уже упоминалось, носят серьги из кости, рога, слоновой кости, стекла, камней и разных видов металла. Он говорит о них следующим образом в суре Рамкали:
Капат-джоги с ушами дырявыми, серьги носящие в прорезях. Истинные влюбленные, сидящие лицом к прохладному северному ветру. Они морили голодом и истязали свои тела, Те, кто растворил себя, давайте сходим, посетим обители факиров этих.
По-видимому, он имеет в виду, опять же, канпхата-йогов, которые носят вокруг своих чресел специальную веревку, сделанную из шерсти черных овец, или полоску хлопка, к которой прикрепляется ланготи [набедренная повязка, которую носят индусы, особенно йоги], когда говорит следующее:
Они препоясались кожаными лентами, чтобы выглядеть стройнее. Они не позволяли аппетитам своим заставить их пожирать деликатесы. Так капари добрались до Кабула.
Шах Абд аль-Латиф явно имеет в виду вайраги, группу санньяси, когда пишет:
На следующий день я сел и выслушал историю вайраги. Одежды их лососевого цвета покрыты пылью были. Их ленты для волос были изношены. И волосы их преизрядно отросли. Одиночки, никогда о бытовании своем другим не сообщают. Довольны эти нанга всем и счастливы. Среди простых людей они сокрыто ходят.
Что касается отношения шаха Абд аль-Латифа к йогам в поэзии, то оно, как правило, демонстрирует очевидное восхищение и уважение. Так, он использует высшую похвалу, когда сравнивает духовность йогов с высшими уровнями, достигаемыми суфиями.
Он считает привилегией проводить время в компании йогов. Он придерживается мнения, что их общество духовно полезно для всех. Он вспоминает о них следующими словами:
О мать! Я видел тех, кто видел Возлюбленного. Стоит ночь провести среди бесстрашных этих, знакомство с коими послужит плотом надёжным для плавания по глубоким водам.
В другом месте, в суре Рамкали, он также в восторженных выражениях говорит о йогах:
Самӣ, которых режут на куски, пылают словно кебаб Возлюбленному. В их глазах и благочестие и богохульство - одно и то же. Они льют слезы, смешанные с кровью. Как ты вообще додумался спросить таких людей о касте или вероисповедании?
Он выражает свои взгляды в следующих строках из суры Рамкали.
Они идут путём шариата, и тариката созерцание их путь, они погружаются в медитацию, они достигают состояния хакика, потому что их цель - марифа. Насут, Малакут, Джабарут - их награда. Так они Лахут переходят и за пределы Хахут выходят.
В этом стихе поэт использует суфийскую терминологию для описания того, чего достигли йоги. Хотя слово "йог" не упоминается, сам факт того, что сура Рамкали посвящена йогам, ясно указывает на то, что он имеет в виду их в приведенных выше строках.
Шах Абд аль-Латиф впечатлен скромностью и бескорыстной преданностью йогов. Он верит, что они истинные искатели истины.
Шах Абд аль-Латиф не слепо некритичен к йогам. Он согласен с йогами в духовном путешествии души, но для него такое путешествие происходит в пределах собственной жизни, а не в цикле перерождений.
В практике йоги существует восемь стадий, которые можно рассматривать как ступени мистической лестницы. Эти стадии помогают йогу подняться к более глубоким состояниям ума. Они следующие:
1. Яма - воздержание или сдержанность. 2. Нияма - соблюдение духовной дисциплины. 3. Асана - позы. Йог принимает ряд сидячих поз для достижения намеченной цели. 4. Пранаяма - регулирование дыхания, для внутренней чистоты и подготовки к медитации. 5. Пратьяхара - абстрагирование чувств. 6. Дхарана - фиксация мыслей без помощи чувств. 7. Дхьяна - медитация как результат неослабевающей концентрации. 8. Самадхи - заключительная ступень мистической лестницы йоги, когда достигается объединение субъекта и объекта.
Яма - воздержание или сдержанность в отношении внешнего мира - это первая ступень на мистической лестнице. Йог сдерживает свою деятельность по отношению к другим, то есть практикует ахимсу (ненасилие), говорит правду, соблюдает целибат и не делает ничего морально неправильного. Эта ступень йоги сравнима с одной из ступеней суфизма, то есть варá.
Шах Абд аль-Латиф, по-видимому, хорошо осведомлен об этих различных стадиях йоги. Он подчеркивает важность воздержания. В сурах Кахори и Рамкали он описывает качества, которыми обладают йоги, в порядке возрастания. Он часто хвалит таких искателей Бога за то, что они приучают себя питаться по минимуму. Их не интересует еда или какие-либо другие мирские блага. У них ничего нет, и поэтому они свободны от всех мирских забот. Им безразличны богатство, хорошая еда или высокий статус. Для таких божественно опьяненных людей подобные вещи вообще не имеют никакой ценности. Он говорит, что таких людей легко отличить от остального мира.
Сухи их лица и измождены, Растоптанные тапки на ногах их. Они нашли то место, где даже мудрецы в растерянность приходят, И готовят тайно более высокий ход.
Шах Абд аль-Латиф выражает свою благодарность искателям божественного за их особые качества. Они употребляют как можно меньше еды и питья и держатся подальше от человеческого общества и общественной жизни. Они считают мирские блага оскорбительными. Все их время посвящено созерцанию и воспоминаниям.
Они устали от еды и не хотят есть; они живут в пустынях, но не нищи. Они искатели небытия обретшие товарищество в горестях и боли.
Следующим этапом в йоге является нияма - соблюдение духовной дисциплины. От йога ожидается соблюдение чистоты как в ритуальной, так и в моральной сфере. Он должен быть доволен своей судьбой и практиковать аскетизм. Что касается аскетизма или тапаса, то йог должен быть способен переносить голод, жажду, жару и холод.
В работах шаха Абд аль-Латифа есть несколько примеров, где йогам атрибутируются аскетизм, удовлетворенность и стойкость к боли, голоду и жажде. Например, он говорит:
Джоги в сумках своих носят голод, которым пируют. Есть не просят, и не желают, довольные и утолением жажды. Лахути, молвит Латиф, самость волею покорили. Через пустошь прошли и обитель нашли.
По словам шаха Абд аль-Латифа, таким йогам приходится прилагать огромные усилия для достижения своей цели. Они дисциплинировали свои низменные желания и взяли их под контроль. Следовательно, их действия кажутся необычными обычным людям.
Они обижаются, если дают, и довольны, когда отвергают (то есть не дают милостыню); Они стали суфиями, обладая ничем.
Притворщики, отмечает наш поэт, совершенно иные. Предполагается, что те, кто называет себя йогами, следуют одному и тому же пути, но о них можно судить по их поведению.
Рабы аппетитов - ложные йоги. Те, кто заботится о еде, - лишь отбросы.
Истинный искатель, говорит Шах Абд аль-Латиф, воздерживается от мира и продолжает надеяться на скорое освобождение от него.
Шах Абд аль-Латиф замечает, что, хотя практика воздержания может показаться простым людям трудной, истинный искатель, полностью погруженный в любовь, чувствует себя по-другому:
О, друзья! учитесь искусству воздержания у устриц. Которые воздерживаются от всего иного и жаждут только дождевой воды.
Третья стадия йоги - это асна, или сидячая поза.
Согласно Оману, с целью медитации и умерщвления плоти йоги принимают большое количество сидячих поз или асан. Некоторые из них очень сложны и требуют длительной практики.
В работе Шаха Абд аль-Латифа встречаются некоторые намеки на сидячие позы йогов. Поскольку его работа, однако, не является исследованием системы йоги, нельзя ожидать упоминаний обо всех позах. Тем не менее, он описывает йогов в следующих словах:
Им нравится сидеть, уткнув лицо в колени. Они так совершают паломничество и достигают улухийята.
В другом месте он, возможно, имеет в виду сидячее положение или йогов, которые медитируют:
Их колени - михраб, а тело - храм, сердце кыбле подобно обходят. Такбир истины произносят тела нужды не превозносят, Ибо это для них харам, и наставник в их сердце входит.
Пранаяма - регулирование дыхания - является четвертым шагом в практике йоги на пути к мистическому опыту. Он включает в себя интенсивную ментальную концентрацию на регулировании дыхания, которая устраняет нечистоту изнутри тела и приносит высшее совершенство и телу и психическим способностям. Эта дыхательная практика похожа на суфийский способ удержания дыхания. Что касается дыхания, то в Рисало нет прямых упоминаний о нем, хотя есть несколько намеков на достижение внутренней и внешней чистоты.
Пратьяхара - пятая стадия йоги, предполагает абстрагирование чувств или отстранение органов чувств от объектов. Для того, чтобы выйти за пределы контакта с внешним миром, который связывает индивида с самсарой, внешним циклом перерождений, следует ограничить свое чувственное восприятие. Это делается путем концентрации внимания на одной точке, пока человек не перестанет осознавать внешний мир.
Шах Абд аль-Латиф делает несколько ссылок на эту стадию, советуя йогам терять связь с внешним миром, чтобы достичь высшей цели. Например:
Несите бремя осознания, без (использования) головы. Прислушайтесь к зову Истины, став глухими, Станьте слепыми и узрите Возлюбленного.
Как только йоги научатся контролировать свои чувства, ничто не сможет их отвлечь или привлечь, как комментирует наш поэт:
Как [название города Мумал, но здесь оно означает мирские достопримечательности] не остановил их, и дворец сей не заворожил. Они не связаны, не пойманы в ловушку уз прелестницами и служанками. Лахути миновали сотни и тысячи таких.
Что касается шестой стадии, дхараны, то здесь йоги могут препятствовать блужданию своих мыслей и способны фиксировать их без помощи своих чувств. Этого они достигают с помощью ментальной концентрации, которая приводит их к первой стадии освобождения.
Седьмая стадия - это дхьяна, или непрерывное памятование, во время этой стадии йог интенсивно фокусирует свое внимание на объекте, и когда он достигает точки, когда его концентрация больше не отвлекается, тогда он способен воспринимать намеченный объект своим умом настолько же ясно, как если бы видел его своими глазами.
Шах Абд аль-Латиф, возможно, имеет в виду йогов на этой стадии, когда произносит следующие слова:
Кахори, с их памятованьем тайным искали и нашли Субхана (Пречистого) И с этими словами достигли места вне пределов ламакана (времени и пространства). Бабу (йоги) созрели и соединились с Ним и стали Им (Богом), во всем, что видят, ибо видят только Бога.
Это стадия, предшествующая самадхи, когда йог стремится к аннигиляции.
Самадхи - это заключительная стадия духовного сознания в "йоге восьми элементов ортодоксальной школы йоги". Когда индивидуум достигает этой стадии, он теряет ум и больше не подвержен относительности. Это состояние не поддается описанию, оно выходит за рамки концепции пространства и времени; это состояние блаженства. Существует два типа самадхи. В одном человек осознает объект, на котором он концентрируется. В другом, недифференцированном самадхи все сознание исчезает, а умственные функции прекращаются: человек полностью освобождается и приходит к отождествлению с Божественным.
Шах Абд аль-Латиф советует йогам, что им следует делать, если они хотят достичь этой стадии, в следующих строках:
Искатель, коль желаешь стать джоги, Причастие ничто испить смоги. Как обретёшь всю полноту небытия. Не пребывай в ней вместе с этим "я" (т.е. эго или самостью). Искатель! только так и этим ты достигнешь единенья полноты.
Наш поэт также описываеи тех йогов, которые достигли единения после аннигиляции.
Там, где нет Божественного Трона, нет ни неба, ни земли песчинки, ни захода солнца, ни луны восхода, Есть утоптанное место хоровода [где йоги останавливаются и танцуют] вкруг Адеши, Вдаль они глядят, и видят Натха (Шиву или Бога) в смерти.
Этот анализ работы Шаха Абд аль-Латифа, касающейся йогов и их практик, показывает, что наш поэт действительно имеет некоторое представление о системе йоги, хотя он не перечисляет восемь стадий йоги систематически, равно как и количество упомянутых им стадий. Однако, по-видимому, некоторые стадии йоги упоминаются в его поэзии, в сурах Кахори и Рамкали.
Похоже, что наш поэт очень ценит подлинных йогов, которым он воздает щедрую дань уважения на протяжении всех вышеупомянутых сур, из-за их философии самоотречения, ненасилия и непривязанности, в противоположность эгоизму и насилию. Это, однако, не означает, что он верит, что все йоги подлинные, и он решительно осуждает ложных.
Более того, в его творчестве нет никаких свидетельств того, что он согласен с йогами относительно цикла перерождений. Что касается духовного путешествия души, наш поэт согласен с йогами, но это путешествие также принимается и мусульманскими суфиями. Похоже, что Шах Абд аль-Латиф верит в путешествие внутрь самого себя и в духовное развитие человека, которое происходит в течение его жизни.
Шах Абд аль-Латиф провел три года с йогами, с ними он приобрел ценный опыт и у них он взял уроки в области духовности. Затем он вернулся, чтобы передать свое послание людям, послание, почерпнутое из его собственного опыта.
Как уже подчеркивалось, Шах Абд аль-Латиф не является узконаправленным теологом-доктринером: и хотя верно, что он говорит конкретно о йогах в двух сурах Рисало, даже здесь можно провести очевидные параллели между ними и суфиями. Что касается остальной его поэзии, то можно с уверенностью сказать, что Шах Абд аль-Латиф считает, что и йоги, и суфии обладают многими общими чертами в одном и том же поиске божественного, почти как если бы они были одним и тем же в его поэзии, которая возвышается над религиозными различиями и проникает в самое сердце индивидуального поиска истинной религии.
Перевод: Инвазия , 05. 03. 2024
