Как не потеряться в темноте
- Вдоль давай, точно не ошибешься.
- Что-то я не уверена,- пробормотала Машка, сверля меня своими огромными глазами, похожими на два стеклянных шара с гуашевым рисунком - настолько неестественно смотрелся цвет радужки.
- А если я коньки отброшу до того, как он придет? - девушка глядела на лезвие, зажатое тонкими пальцами. Все-то у Машки тонкое. Ножки, ручки. Сама полупрозрачная, на бумажную куклу похожа. А вопрос был адресован не мне, скорее всего, это нечто риторическое.
- Ты вроде сама говорила, что на просто кровь из пальца он больше не приходит. Машка поежилась. Вода в ванной пусть и теплая, но в комнатушке холодно. У Машки кожа гусиная, губы синие. Через белую мокрую футболку просвечивают темные бусины сосков. Если Машка встанет, то я увижу еще много чего интересного, ведь кроме футболки и трусов на ней ничего нет.
- Поперек - это баловство самое натуральное,- хмыкнул я.- Мы же серьезные люди.
Девушка не на шутку струхнула, но пыталась храбриться. От страха пришла и злость.
- Ах, раз мы такие рассерьезные, то сам бери и хреначь!- Машка бросила лезвие на бортик ванной, встала и вылезла на махровый коврик, где была рассыпана соль, потянулась за полотенцем.
- Маш, зачем вот ты так,- я покачал головой.- К тому же, твою кровь он знает, прикормленный.
- Иди-ка ты, - гневно выдала Машка, обмоталась полотенцем, заметив, что мой взгляд начал опускаться ниже. Недовольно фыркнула и ушла, оставив меня наедине с мутной белой водой, которую мы специально “подсластили” молоком и медом. Осталось крови добавить и на пару минут в несознанку отправиться, правда, раз Машка ушла, то придется изо всех сил стараться сохранить ясность разума. Я стянул джинсы, снял носки. Немного поколебался, прежде чем в ванну лезть. Но в воду-таки забрался. На левой руке вены видно куда лучше, чем на правой. Лезвие пошло как по маслу, при этом меня совершенно не заботит вопрос дезинфекции.
Капли в молочной воде становятся красноватым густым туманом.
- Мальчиш-ш-ш-шка,- шипение донеслось со стороны раковины и позади меня одновременно.- Мальчишка умом не блещ-щ-щ-щет.
- Ага, да,- я прижал ладонь к кровоточащему запястью.- Показывайся уже.
За бортик ванной ухватились длинные грязные пальцы с острыми когтями.
- Ишь шустрый какой, - шипение теперь прямо у правого уха.- Я тебе што, собашка? Слушаться долшен, да?
Но послушался же. Вдоль позвоночника побежали мурашки. Вслед за длиннопалой пятерней показалось детское лицо с раззявленным ртом, где виднелись желтые зубы. Весь чумазый. Страхолюдина-то какая!
- Дело есть,- невозмутимо продолжал я. Таким нельзя показывать, что у тебя сердце сейчас в пятки уйдет, нужно держать образ до конца. Взгляд отвел только невольно, но все же старался краем глаза приглядывать за пришедшим. А то мало ли, каким исход нашей встречи получится. У подобных гостей когти как бритвы, а зубами легко кости дробят.
- Мальчишке нешего предлошить,- прошамкало существо, взбираясь на раковину и усаживаясь возле крана. Волосы на голове свалявшиеся, рот перекошенный, язык черный набок свисает. Это он только так говорит, мол, предложить нечего. Цену набивает. Я оскалился.
- Пожрать могу тебе сообразить, девочку красивую привести.
- На што мне девошка?- чумазый клацнул зубами и я поежился.- Младеншика ешли раздобудешь, тогда и разговаривать штанем.
После последней фразы мне захотелось оказаться где-нибудь очень далеко от этой зубастой твари, которая теперь перевесилась через раковину и тянула лапы к моему запястью. За вызов кровь полагается. Я молча подставил левую руку и существо, издав звук похожий на всхлип, присосалось к ране. Я же отвернулся. Машка заглянула ко мне где-то через полчаса. Вода в ванной совсем остыла, но я и не думал вылезать. Дурно и мерзко.
- Ну, приходил что ли?Машка переоделась и футболка сменилась на домашнюю толстовку, заляпанную краской. В толстовке Машка рисовала и лепила маски из папье-маше, которые потом продавала в интернет-магазине.
- Приходил,- кивнул я, глядя перед собой.
- Младенчика,- прошептал я. Машка побелела, присела на край ванны, достала из кармана толстовки пачку сигарет, зажигалку. А потом снова расхрабрилась.
- На-ка. И вылезай. Жопу застудишь, да и Санчес придет ко мне скоро, мыться попрется.
Я взял сигарету, щелкнул зажигалкой. Машка опустила крышку унитаза, пересела на нее. Серые штаны в таких же пятнах, что и толстовка.
- Драму развел,- Машка взъерошила свои короткие рыжие волосы.- Он у меня вообще просил крови из груди попить.
Я повернул голову в ее сторону.
- Знаешь ли, это еще куда ни шло. Не младенчика потребовал же.
- Вылезай давай, куда-ни-шельщик!
Пришлось послушаться, потому что судя по взгляду Машки, то она готова уже была затушить сигарету мне об лоб. Я кое-как обтерся, прошлепал по желтому линолеуму в свою комнату, миновав комнату Машки, где она зажгла ароматические свечи и поставила на подоконник лавовую лампу. В комнате напротив жил Цугцванг, высокий и неповоротливый детина. Не то чтобы он хорошо играл в шахматы, просто любое его действие приводило к ухудшению положения. Так и приклеилось.
Моя же комната была смежной с Машкиной и когда явится Санчес, гоповатого вида молодой человек с лицом, совершенно необремененным интеллектом, я буду слушать про их любовь. И на следующее утро, потягивая растворимый кофе с молоком на общей кухне, я увижу отпечаток коврового ворса на Машкиных острых коленках.
Цугцванг редко появлялся, он чаще всего ночевал у своей девушки, правда, о переезде в ее трехкомнатную, доставшуюся от деда, и речи не шло. Сначала, говорит она, нужно убедиться в серьезных намерениях, а потом уже съезжаться. Правильно говорит. И у Цугцванга намерения серьезнее некуда, где же еще сейчас найдешь сироту с трешкой? Я учился в университете, Цугцванг ни то ни сё: из университета его выгнали, с работой не очень-то получалось. У нашей соседки все было более или менее стабильно. Машка работала официанткой в кафе недалеко от дома, в свободное время рисовала и грезила о том, что станет не просто известной художницей - величайшей! Ну, дурного ничего в этих мечтах конкретно я не видел. Санчес вот возмущался.
- Все живут и звезд с неба не хватают,- говорил он, сербая чай. За этот звук мне хотелось размозжить его бритую голову. - Что бабе для счастья надо? Семья, муж непьющий, дети здоровые. А ты картинки малюешь.
Машкино лицо в такие моменты мрачнело и как-то резко дурнело. Из задорной, симпатичной девчонки, живущей в соседней комнате, она становилась злой, разочарованной незнакомкой. Тоже размозжила бы ему голову. Я спрашивал, мол, чего ты не бросишь эту ошибку эволюции? Мялась, стеснялась, глаза прятала. Ну, наверняка, причина имелась. И я надеялся, что довольно весомая.
Жили мы втроем (три пишем, один в уме - Санчес околачивался у нас регулярно, подъедая запасы из холодильника) ни хорошо, ни плохо. Нормально, если говорить о материальной стороне вопроса. И замечательно, если речь заходила о добрососедских отношениях. Самой первой в квартиру заселилась Машка, ей комната досталась от матери, ведущей не очень трезвый образ жизни, однако в моменты просветления мадам истово молилась и ходила в церковь. Машка жила у бабушки, с матерью не виделась практически. Все их общение, насколько я знал, сводилось к скупым телефонным разговорам, из которых Машка понимала, что мать еще жива. Цугцванг въехал после смерти дяди, простого работящего мужика. Сердце прихватило на смене, попросту не успели до больницы довезти.
У Цугцванга, в противовес его возлюбленной, семья многодетная, еще четверо детей подрастали. Дядя комнату именно ему отписал, общались замечательно. Ну, а третьим появился я после кончины двоюродной бабки. Родственников больше не было, кроме моих родителей. Маменька у меня строгая, контроль любит. Дышать иногда нечем от заботы чрезмерной. Кое-как, с помощью отца, вымолил свободный угол, хотя бы на время учебы. А потом надеялся сбежать еще дальше.
Мы с Цугцвангом и Машкой дружно переклеивали обои с унылого сероузорного на приятный беж, занимались обустройством общей кухни. Кухня у нас была самым важным помещением. Именно там говорилось о сокровенном за чашкой ли чая, за бутылкой ли вина. Какого-никакого, но вина. Там Машка мне и рассказала, как приближенному. Мол, у нее, у Машки, имеется прикормыш.
- Зверек, что ли?- уточнил я. Машка замялась.
- Ну, с натяжкой можно и зверьком назвать. Соседка поделилась занятной историей: нашла под одной из досок в полу своей комнаты маленькую черную книжку, похожую на молитвенник. Самое то, чтобы в карман положить и носить с собой повсюду - замечательный формат. Не слишком широкая, чуть вытянута, но на ладони умещается, даже на самой небольшой девичьей. Машка сначала не придала находке значения: полистала, удивилась тому, что бредятина написана какая-то. Забросила в шкаф, а потом вернулась к ней, чтобы изучить внимательно.
- Название-то есть?- поинтересовался я. Машка кивнула, судорожно вздохнула, залпом допила вино.
- “Как не потеряться в темноте”,- пробормотала она. Я улыбнулся.
- Еще приписка имеется на форзаце от руки. “Практическое пособие для тех, кто собирается играть в одиночестве, говорить с зеркалами и приглашать гостей.”
Соседка не стала долго тянуть, просто принесла книжечку на кухню и положила передо мной. И волосы на затылке зашевелились, когда я ее открыл. Гротескные картинки, бурые пятна. Вводная часть состояла из списка основных правил, перечня необходимых предметов для дальнейших действий.
- Перво-наперво играющему, говорящему и приглашающему нужно обзавестись проводником,- прочитал я вслух в самом начале, а Машка замахала руками:
- Не надо вслух. Я никогда вслух не читаю. Мало ли что.
Проводника следовало звать в кромешной темноте, обмазав лицо собственной кровью. Кромешная темнота, как я выяснил, когда нет разницы: с открытыми ли ты глазами или закрытыми. Если все сделать правильно, то через какое-то время можно почувствовать горячее дыхание и чужой язык слижет кровь с лица. Нужно дать молока, помимо крови.
- Мерзость какая,- поморщился я.- Зачем этот проводник вообще нужен?
Любопытство смешивалось со страхом, потому что картинка, изображающая проводника, демонстрировала уродливую лошадиную морду с выпученными глазами и высунутым языком.
- Как я поняла, если ее угостить кровью и молоком, то от других тварей убережет. Но дальше, в пометках, я нашла, что проводник чаще всего нужен для игр и бесед. Если приглашаешь гостей, то достаточно не приглашать в одиночестве, либо же круг из соли сделать. Да и просто рассыпанной на полу соли будет достаточно. Я нервно усмехнулся.
Тех, кто за определенную плату мог выполнить желание. Тех, с кем можно побеседовать о всяком-разном, недоступном человеческому глазу, слуху и восприятию в целом. Раздел о гостях был третьим по счету в книжке, второй описывает различные игры. Приглашение можно совместить с игрой и тогда за желание не нужно будет расплачиваться. Но что-то мне подсказывало, что расплачиваться придется в любом случае.
- А что там с твоим прикормышем? Он тоже к гостям относится?- поинтересовался я, отодвигая книжонку подальше от себя. Машка кивнула, долистала до нужной страницы, хотела наоборот ближе ее положить, но я замотал головой. Соседка вздохнула, взяла книжонку в руку, повернула ко мне.
- Игнашка,- я заулыбался, глядя на лупоглазое детское лицо.
- И чего Игнашка умеет? Слушай, а у вас неплохо имена сочетаются! Машка и Игнашка.
Соседка почти что обиделась, но не стала на это отвлекаться.
- Много чего умеет,- буркнула она, сдвинула брови к переносице, отчего у нее появились заломы на гладкой коже.- Деньжат подбросит, на работе проблемы уладит.
По словам Машки этот гость стал для нее не просто гостем, привязался вроде.
- Дурища ты,- вытаращил я глаза.- Привязался, ага.
- Точно тебе говорю,- Машка как-то странно улыбнулась, но в ее взгляде я ясно увидел животный ужас.
- Он же ребенок совсем, никому не нужный, но ребенок.
- Маш, давно ли у тебя материнство взыграло?- я потер подбородок, а соседка побледнела. Глаза отвела.
В кухне повисла гнетущая тишина. Я думал, что соседка расплачется, начнет причитать. Но она просто сидела и смотрела в пол, поджав губы. Будто ей до смерти страшно и едва получается с этим самым страхом справиться.
- На аборт пойду. Санчесу ни я, ни маленький не нужен. Я даже и не знал, что сказать.
- Он же вроде традиционные семейные ценности как раз продвигает?
Машка кивнула, забрала книжку и ушла к себе в комнату. Я в тот вечер долго заснуть не мог. В углах комнаты мне мерещился жуткий Игнашка. То поскребется, то на стол залезет. А еще покоя не давала странная мысль: вдруг Машкина мать неспроста пила и церковь посещала в периоды просветления? И книжку эту специально спрятала, чтобы никто больше не отыскал. Начал думать о том, что я мог бы попросить у этого страшного ребенка. Деньги? Неплохо. Будут деньги, будет и все остальное. Куда потратить? Сначала машину куплю, пожалуй. Надоело в общественном транспорте трястись. Путешествовать отправлюсь. Незаметно для себя сначала задремал и провалился в глубокий сон.
Разбудил меня нечеловеческий вопль. Такой громкий и надрывный, будто кого-то заживо на части рвали. Я подскочил на кровати, бросился в коридор, куда выбежал и взъерошенный Цугцванг. Из его комнаты выглядывала насмерть перепуганная девушка, которая, видимо, не поехала ночевать к себе. Кричали из ванной и я, недолго думая, бросился туда, рванул дверь и замер: пол в крови. Зеркало. Да все в крови! В ванне полуживая Машка. Белая как мел, из одежды только мятая футболка и шерстяные носки.
Цугцванг убежал за телефоном. Сам же я сел возле ванны, плевать, что в кровь. Как только Машка еще жива осталась? Стараясь не смотреть на нее, взял за руку и холодные пальцы слабо сжали мои.
- Маш,- зашептал я,- что случилось-то?
Случился выкидыш. Ну, это Машка так сказала. Из больницы она вернулась через несколько дней, осунувшаяся, пахнущая хлором и лекарствами. И в тот же вечер на сайте, где соседка выставляла свои картины на продажу, купили одну из них, причем, за баснословную сумму. Машка бросила работу в кафе и целиком посвятила себя творчеству. Она быстро восстановилась после неприятного инцидента. Выкидышем это у меня язык назвать не поворачивался. У Машки поменялся взгляд, манера разговора. Я не мог уловить что именно изменилось, а потом понял: она стала растягивать шипящие согласные, совсем редко - пришепетывать.
Иногда, приходя домой с университета, я слышал, как соседка с кем-то разговаривает в ванной комнате. На ее фразы собеседник отвечал скабрезным хихиканьем, скребся, тихонько рычал. У меня сердце в пятки уходило. Садился есть, хотя кусок в горло не лез. Через какое-то время из ванной выходила Машка. Перепуганная насмерть, бледная-пребледная, но вместе с тем довольная, улыбающаяся. Меня это вводило в ужас и заставляло не на шутку волноваться за Машу. Особенно после случая с больницей. А один раз я возьми да и ляпни:
- Хочу твоего прикормыша увидеть!
Машка нахмурилась, спрятала руки за спину.
- Не бойся, ничего плохого не сделаю ему,- заверил я и почувствовал как от нахлынувшей жути задрожали коленки под столом. Мне почему-то вдруг представилось, что Игнашка сидит там и через секунду вцепится в ноги.
- Я его раньше на кровь из пальца звала,- начала виновато оправдываться Машка,- а теперь надо иначе как-то звать. Не приходит на меньшее.
- Вены порежем,- нервно усмехнулся я. Машка, впрочем, согласилась. И, собственно, первый этап знакомства закончился тем, что Игнашка запросил младенчика.
Отсидевшись какое-то время у себя и убедившись в том, что никакой прикормыш не поджидает меня в шкафу, под кроватью или под столом, я выдохнул. Пока не пришел Санчес, нужно поговорить с Машкой. Она возилась на кухне. Делала бутерброды, заваривала чай.
- Маш,- позвал я, замерев в дверном проеме. Соседка обернулась.
- Чего?- Дай мне ту книжонку полистать ненадолго,- попросил я. Машка напряглась.
- Да просто так,- пожал плечами. Машка помрачнела, как мрачнела всегда, едва Санчес заводил свою пластинку о женском счастье. Соседка отложила в сторону нож. На плите начинал свистеть чайник.
Если честно, то я думал, что Машка без проблем одолжит книгу на какое-то время. Я действительно хотел почитать, ну, и заодно поглядеть нет ли там способа отвадить мерзкого Игнашку от нашей квартиры, от соседки. Да и разузнать все про эту книжонку, сколько экземпляров было напечатано, кто вообще взялся печатать подобную гадость?
- Почему?- тихо спросил я. Чайник уже надрывался, но Машка словно не обращала внимания на этот звук. Снова взялась за нож.
- Да просто так. Иди, Санчес уже поднимается. Как с маленьким, честное слово.
И немного обидно даже. Раньше делились всем и вопросов не возникало зачем да почему. Я привозил от родителей домашней еды, с радостью угощал и Машку, и Цугцванга. Машка тащила с работы. Не остатки после клиентов, а то что реализовать не успели. В такие вечера мы устраивали посиделки с гитарой и разговорами до утра.
Я развернулся и направился обратно в свою комнату, включил ноутбук. Нехорошее предчувствие поселилось внутри: Машку общение с прикормышем до добра не доведет точно. Наверное, книжку спрятала так, что никто, кроме нее, найти не сможет. Поисковик на запрос “Как не потеряться в темноте” внятных результатов не выдал. Обрывки постов в соцсетях, цитаты из художественных произведений, перенаправления на страницы, посвященные видеоиграм. Однако. Внимательно проверив посты из первой категории, я наткнулся на записи трехлетней давности умершего пользователя. Последний пост от его жены, мол, скончался ночью от сердечного приступа. Комментарии с соболезнованиями от неравнодушных. Листаем ниже, ниже. Фотография со знакомой мне книжкой и подпись: “Кто-нибудь знает, что это за хрень такая?”.
Как я выяснил, информации о книжке данный человек раздобыл немного. Экземпляров оказалось тринадцать. Я невольно улыбнулся. Он нашел всего три. Автора у книги не было, но зато в двух других найденных, умерший обнаружил заметки от руки, сделанные тем же самым почерком, что и в его экземпляре. Помнится, в Машкиной тоже имелись такие заметки. Какие-то страницы он отсканировал и приложил к постам. Несколько из раздела приглашений, другие - из части про игры.
“Для игры в чаепитие потребуется круглый стол с длинной скатертью. Скатерть надлежит выбрать такую, чтобы все пространство подстолья было скрыто от глаз играющих. Количество игроков: четверо. На столе должны быть пустые чашки, одно блюдце. На него наливают кровь и молоко. Допускается небольшая свеча, но лучше играть в темноте. Ведущий (выбирается по жребию), насыпает в чашки красную чайную заварку и черную соль. Если все сделано верно, то пятый присоединится к игрокам за минуту до полуночи. Он будет сидеть под столом. Вставать во время игры запрещается. Залезать или просто заглядывать под стол запрещается. Пятому можно задавать интересующие вас вопросы, от одного человека - один вопрос. Ответы конкретны и точны, переспрашивать не нужно. Игру можно закончить, перевернув все чашки дном вверх. Если пятый не уходит после этого, а начинает просить угадать его имя, начинайте отгадывать. С рассветом пятый уйдет сам.”
Мне стало немного не по себе. А если все же встать, что сделает этот пятый игрок? Воображение начало рисовать не самые приятные картины. Да и вообще, сидеть в темноте с кем-то враждебным под столом - так себе развлечение.
“Для того, чтобы пригласить Паяца, нужно повесить над входной дверью один медный бубенец и одно сердце любой птицы, пронзенное цыганской иглой. Паяц выглядит как высокий красноволосый мужчина с лицом, скрытым за расписанной деревянной маской. Паяц приходит в любое время ночи, в дома, где шумит праздник. За свои шутки он возьмет половину бокала молока и меда, куда вы добавите кровь и клок волос. Нельзя просить Паяца снять маску. Нельзя давать ему в руки музыкальные инструменты. Перед своим уходом, Паяц объявит время последней шутки. Над ней нельзя смеяться, иначе Паяц останется у вас навсегда или заберет с собой одного из гостей.”
“Для игры в салки, нужны минимум шестеро. В салки играют в темноте, но допускаются три свечи, они ставятся у окон. Для игры выбирается помещение, в котором недавно оплакивали покойника. Игру следует начинать через минуту после полуночи. Одному из играющих завязывают глаза шарфом или платком, окропленным кровью. Отныне он Слепец. Чтобы поймать других игроков, Слепец должен ориентироваться на свой слух. Повязку снимать нельзя. Когда Слепец услышит, что к шагам остальных игроков добавился цокот копыт, нужно выкрикнуть свое самое заветное желание. Цокот исчезнет, игра закончилась. Желание исполнится в скором времени. Если продолжать играть после появления цокота, то придется тянуть время до рассвета. Если вы поймали одного из игроков до появления цокота, Слепцом становится он и право загадать желание переходит к нему.”
Я просмотрел еще несколько подобных инструкций, не стал надолго задерживаться на разговорах с зеркалами, хватит и прочитанного. Ни слова об о том, как отвадить таких гостей. Мелькнула мысль: нужно просто убираться из квартиры подобру, поздорову. Хлопнула входная дверь и я дернулся. Почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Санчес о чем-то громко разговаривал, но я не разбирал ни слова. Щебетала Машка, хихикала и ненадолго замолкала - они целовались. Затем снова слышался ее голос. Веселый, радостный. Они возьмут приготовленную еду, чай, и уйдут к Машке в комнату.
Не имея никакого желания слушать вообще хоть что-то происходящее за стеной, я вышел в коридор, накинул на плечи куртку, обулся и покинул квартиру, благо идти всегда было куда. Они затихнут примерно к часу ночи, можно пока заглянуть к родителям, отвлечься от прочитанного. Или посидеть в каком-нибудь приятном месте. Временным пристанищем для меня стало небольшое кафе, где вкусно кормили за недорого. Глядя на остальных посетителей, я и думать забыл про книжку, про машкиного прикормыша. Кстати, прикормышем можно было и Санчеса назвать.
По пути домой я зашел в круглосуточный магазин. Купить всякого-разного, вроде яиц на завтрак, молока, хлеба. Тихая снежная ночь. Сейчас можно сделать чаю, повтыкать в ноутбук часов до двух, отправиться на боковую. Завтра никуда не надо, по большинству предметов у меня уже имелся “автомат”. Пусть на сессии другие развлекаются. Ключ в замке повернулся практически бесшумно. Дверь же отворилась со скрипом. Я зашел в прихожую и тут же из своей комнаты выглянула перепуганная Машка. Она куталась в толстовку, удивленно хлопала глазами.
- Я думала, что ты с ночевой к предкам,- проблеяла она, осторожно подступая к ванной и прикрывая дверь, из-за которой в полумрак коридора падала полоска света.
- Просто до кафе прогулялся,- я поставил пакет с покупками на пол, снял куртку.- Как дела?
- Дела-делиш-ш-шки,- донеслось до меня. Машка вытаращила глаза и дверь в ванную захлопнулась совсем плотно. Я застыл на месте, а соседка шумно сглотнула.
- Ты чего, Игнашку опять позвала?- спросил шепотом, боясь, что прикормыш услышит. Из ванной, впрочем, не долетало больше ни звука. Куртка Санчеса висит на крючке, значит, никуда не уходил.
- Не боишься, что твой возлюбленный лишит тебя удовольствия цацкаться с уродцем?- я почему-то разозлился. Дикая ситуация, невероятно нелепая при этом. Неглупая вроде девушка, а с таким созданием связалась. Нет, не с Санчесом. Пусть он мне не нравился, но с его присутствием можно смириться. Это человек и самое страшное, что он при мне делал - включал блатняк на телефоне и, глупо улыбаясь, открывал бутылку пива глазом.
- Игнашка не уродец!- прошипела Машка, поменявшись в лице. На секунду мне показалось, что в ней стало куда больше от прикормленного гостя, чем от прежней веселой и задорной соседки. Дверь в ванную приоткрылась. Из-за нее появилось чумазое лицо, перепачканное кровью. Я непонимающе уставился на Машку, а потом как кипятком окатило.
- Мальчиш-ш-шка умом не блещет! - визгливо засмеялся Игнашка.
- Он младенчика перехотел, да, Маш?- наклоняясь к пакету, пробормотал я. У Машки задрожали губы, она всхлипнула и завыла. Игнашка же, оскалившись и показав все свои желтые зубы, начал осторожно двигаться в мою сторону. Я схватил упаковку молока и быстро забежал в кладовку, заперся изнутри. Машка продолжала выть, а прикормыш скреб когтями по косяку. Он шипел, мерзко подхихикивал. Проводника Машка не вызывала, теперь, наверное, решила и с солью не заморачиваться, если уж гость из ванной выбрался. Раз проводника не стала звать Машка, то его позову я. Благо кромешной темнотой располагаю, а в кармане джинсов всегда таскаю с собой перочинный нож. Игнашка стал скрестись в дверь. Приговаривал:
- Один человечишка за ночь хорошо, а два - ишо лучше!
Машка всхлипывала, начала молиться. Прикормыш зарычал на нее.
Я полоснул ножом по ладони и захныкал от боли, стиснул зубы. На глазах слезы выступили. В фильмах как-то все иначе выглядит обычно. Обмазал лицо кровью. Машка продолжала молиться, прикормыш орал, визжал, колотил в дверь кладовки. Но соседку не трогал.
- Проводник!- закричал я, стараясь перекрыть вопли снаружи.- Нужен проводник!
Вскрыл ножом упаковку молока. Ног я не чувствовал от страха, а руки тряслись так, будто я несколько недель не выходил из запоя.
- Проводник!- громче прежнего выдал я и меня обдало горячим дыханием. Звуки из коридора словно обрубило, кладовка по ощущениям - расширилась. Темнота, кромешная и густая, вместила в себя кого-то большого и неповоротливого. Я отчетливо слышал как этот кто-то возится, шумно дышит. Пахло немытым телом, сыростью. Длинный, мерзкий язык облизал моё лицо. Горячо. Воняет тухлыми яйцами. Прежде чем меня вырвало, успел выплеснуть молоко из упаковки на пол. Но не услышал как оно разлилось по полу.
- Надо гостя убить, Игнашку,- хрипло произнес я. На ответ, если честно, не особо надеялся.
- Убить кормящего,- прошелестело откуда-то сверху. Хорошо, что я ничего не вижу. У меня сердце оборвалось.
- Я...Не могу,- пролепетал я. Звуки с той стороны кладовки возвращались. Игнашка верещал, соседка как заведенная читала молитву.
- Тогда просто иди,- прошелестело снова и дверь открылась. Я выбрался в коридор, прижимая к себе окровавленную руку. Игнашка, у которого лицо из детского превратилось в морду ощерившегося зверя, скакал вокруг Машки. Если раньше его тело отдаленно напоминало человеческое, то теперь я видел скрюченные длинные лапы, изогнутую спину с выступающими позвонками. Игнашка передвигался на четвереньках, бешено мотая головой на удлинившейся шее. Тело черное, гниющее. Прикормыш слепо уставился на меня пустыми глазницами, клацнул хаотично растущими зубами. Они покрывали даже внешнюю сторону пасти. Посмотрел куда-то вверх, утробно зарычал. Машка, седая и обезумевшая, продолжала талдычить молитву. Я юркнул в ее комнату. Вопреки моим ожиданиям, книжку соседка спрятала не так уж и хорошо: задвинула на полку к самым обычным, между кулинарной и словарем синонимов. Выбежал обратно в коридор, оделся, стараясь не смотреть на Игнашку и соседку. Обулся и пулей вылетел из квартиры.
Машку утром увезли в известное учреждение, положенное в данной ситуации. Ее нашел Цугцванг, который приехал от своей девушки. Больше никого и ничего, за исключением полусъеденного Санчеса, в квартире не обнаружилось. Полицейские, прибывшие на вызов, сначала шутки шутили, а потом увидели труп и замолкли. Ну, так Цугванг рассказывал. Непонятно, ушел ли прикормленный гость с рассветом или соседка-таки одолела его молитвами. Учитывая, что Машка никогда набожностью не отличалась, склоняюсь все же к первому варианту.
Я перебрался к родителям, уговорил их избавиться от комнаты. Продали, с трудом, но продали. Цугцванг не особенно расспрашивал о причинах резкого переезда: его волновал свой собственный. Девушка дала добро на совместное проживание и он торопливо собирал пожитки, пока она не передумала. Комнату сдал. В моей же теперь жил одинокий парень с котом и двумя декоративными крысами. Впрочем, не настолько он и одинокий, раз кот имелся.
Машкина комната закрыта на замок, никому не сдается и не продается. Цугцванг, с которым мы иногда общаемся в соцсети, пару раз говорил, что арендатор жалуется на странные звуки из ванной. Но цена за аренду не слишком велика, поэтому жалуется, но никуда не съезжает. Практическое пособие, по сути украденное у Машки, лежит у меня в шкафу. Я его прочитал от корки до корки, возможно, потом отсканирую и поделюсь информацией с миром, однако вести беседы с зеркалами, играть в игры или приглашать гостей с ее помощью, не тороплюсь. Соблазн велик, но всегда вспоминаю Машку.
Как темнело, мрачнело лицо, когда Санчес начинал говорить о картинах и о семье. Как она превращалась из Машки в кого-то чужого и оттого - пугающего. Как она хотела стать художницей.