July 16

Белый змей (часть пятая)

Квартира, где Кода жил с матерью, встречала захламленной прихожей. Однако в отличие от многих других подобных прихожих, в этой было чисто, несмотря на нагромождение вещей. К стене прислонился старенький велосипед, некогда покрашенный в синий, теперь же краска осталась лишь на раме. Связки книг и старых журналов, бесчисленное количество крючков на стенах и на крючках навешаны пальто, куртки, плащи. Нашлась даже каракулевая шубка с керамической брошью на воротнике. Сумки, ботинки, сапоги, трости, зонты, разбросаны на полках головные уборы — от берета с заломом до странной треуголки, от соломенной шляпы с искусственными ромашками, пришпиленными к атласной ленте булавками до котелков, от охотничьих шапок до ушанок с некогда белым, а теперь пожелтевшим мехом. Стены уклеены плакатами, афишами и открытками, и среди них белыми проплешинами проглядывали обои с незамысловатым узором.

Заметив удивленный взгляд Куно, пацан радостно произнес:

— Все нормально, мама просто раньше занималась исторической реконструкцией и пошивом костюмов. Если ты никуда не спешишь, то могу потом показать святую святых.

— Не спешу, — растерянно промямлил Куно, вглядываясь в очень знакомое лицо на одной из афиш, а затем расплылся в улыбке.

Узнаваемая ямочка на левой щеке, густые темные волосы, хитрый прищур. Французская кукла из “Щелкунчика”.

— Это же…— он ткнул пальцем и восторженно ахнул.

— Да, да, Николай, — закивал Кода.

Куно восторженно таращился на того, кто послужил прототипом для сложнейшей голограммы. Дауркай на мгновение пожалел, что забросил свое увлечение. Он обвел взглядом остальные афиши и душа его наполнилась непередаваемым трепетом. Хойсс был безмерно благодарен Руфусу за обращение как минимум потому, что за свою чрезвычайно долгую жизнь смог посетить массу театральных представлений. О, это восхитительное чувство, когда ноги сами несут тебя в красное и золотое, где на стенах танцуют блики хрустальных подвесок тяжелых люстр, массивных и громоздких, но в то же время невесомых. Мягкие ковровые дорожки вели к высоким створкам дверей, и за дверьми оказывался целый мир. Куно настолько проникся своим первым визитом, что на второй явился с охапкой цветов, и едва спектакль закончился, как он подорвался с места и понес цветы к сцене. Скорее всего, он доставил массу неудобств своим соседям и сам почти утонул в букете, искололся шипами пышных роз. Со слезами упоения и очарования, он вежливо передал цветы артистам и громче всех принялся аплодировать. Принести цветы тем, кто жил в других странах, у Куно не было возможности, он не пожалел бы денег на поездки, только должность цефея обязывала находиться на коротком поводке у эрстера. А потом загорелся идеей воссоздать тех, кого давным-давно не было на свете, начал собирать информацию по крупицам, создавать голограммы и надеялся однажды сотворить для себя самого маленький живой театр в стенах дома.

— По тебе и не скажешь, что ты заядлый театрал, — присвистнул Кода, когда Хойсс, забывшись на несколько минут, начал перечислять названия спектаклей, имена артистов и партии, которые они исполняли.

— Маленькая страсть, — Куно пробежался пальцами по афишам постановок Ромео и Джульетты.

Ему как-то попалась запись спектакля из крохотного драматического театра, где одним из главных персонажей стала смерть и она по пятам следовала за каждый персонажем, оставаясь невидимой для них, но не для зрителя, и со зрителем смерть вела беседы.

— Ма, я дома! — громко крикнул Кода, скинул кроссовки, торопливо повесил куртку на один из крючков, запихал кепку на полку, сунул ноги в тапочки с вязаными помпонами и, подхватив пакеты с продуктами, велел Куно следовать за ним на кухню.

— Сейчас, — ответил ему надреснутый голос из глубины квартиры.

Кода удовлетворенно кивнул, выразительно взглянул на Куно, застывшего как истукан. Тот спешно разулся, неловко пометался в поисках тапочек.

— Вон те, розовые можешь взять, — пацан кивнул на пару, украшенную бусинами и розовым мехом.

Куно тоже пристроил куртку на крючке, надел тапочки и, совершенно оробев, спрятал руки за спину.

— Маску тоже сними, и очки, — скомандовал Кода. — Ма, ты завтракала?

Он двинулся вперед по петляющему коридору и совсем скоро скрылся из виду, а Хойсс, как назло, не запомнил куда именно он повернул. Поэтому дауркай заглядывал в каждую из комнат, встретившуюся на пути. Спальня, спальня поменьше, большая комната (вероятно, служившая гостиной), тесная комнатушка, совсем каморка, ванная, а, вот и кухня. Замер как вкопанный в дверном проеме. Удивительная лампа с плафонами, напоминавшими распустившиеся бутоны тюльпанов, с ним свисали золотистые цепочки, а на них поблескивали разноцветные стекляшки. На стене у  круглого стола, накрытого зеленой скатертью с кисточками, крохотные картины в разномастных рамках. Вот водяная мельница, вот лес со светлячками, бескрайние луга, закаты над морем, маяки и грозы, бури и штиль, корабли и сады, сады, сады. Кухонные шкафчики со стеклянными вставками на дверцах, имитирующими витражи, баночки, склянки, холодильник, в фотографиях и налепленных записках. Узкий подоконник уставлен фиалками, шторы, тяжелые и плотные, на них куда-то летели воздушные шары, а в корзинах шаров зайцы и лисы, одетые в твидовые клетчатые костюмы, смотрели в подзорные трубы. Стулья, такие же разномастные, как и картины на стене. Такое все странное, намешанное в кучу и мягкое, теплое, совершенно несочетаемое между собой и сложившееся в удивительный пазл.

— Давай-ка мы знаешь че сделаем, — пробубнил Кода, стащил через голову плотную толстовку и явив взгляду Куно затасканную футболку в прорехах — очевидно, самую любимую из всего гардеробного набора. — Я ща чайник поставлю, приготовлю поесть, а то я чую, что маман так и не добралась до холодоса из-за сериала…

— Могу сварить кофе, — заикнулся Хойсс.

Кода приподнял брови в удивлении.

— Кофе?

— Ну, если вы…

— Конечно! — выпалил пацан, оставил в покое пакеты, метнулся к шкафам, мигом вытащил из них запачканную джезву, ложки, чашки, пачку кофе.

Куно закатал рукава свитера.

— Что еще есть? Специи, шоколад? Аллергии нет?

— Не.

Кода распахнул один из шкафов и у Куно заблестели глаза от предвкушения. Горы специй, горы плиток шоколада. Молочный, белый, горький, с цедрой апельсина, с мятой, с ягодами, с орехами.

Пока Хойсс колдовал над плитой, пацан распределял покупки по полкам в холодильнике. Зелень и некоторые овощи он поместил в контейнеры с отсеком для воды, чтобы ничего не завяло и не скукожилось. Сыр туда, молоко сюда, овощи помыть, газировку наверх, расставить по вкусам, сок рядом, что-то в заморозку, что-то к плите — для готовки.

— Тебя вот мне нечем угостить, — покачал головой Кода, запихивая уже пустые пакеты в пакет для пакетов.

— Не парься, я не голодный, — заверил его Хойсс, не отрываясь от кофе.

— Будешь гостем в следующий раз — запасусь синтетикой заранее, только предупреди, плиз, чтобы я знал, что зайдешь.

Куно удивленно захлопал глазами.

— В следующий раз?

— Ну а че? Не любишь в гости ходить? — совсем не смутился малец.

Дауркай пожал плечами.

— Как-то не особо доводилось просто.

— А, не беда, дело наживное.

Когда чашки с кофе были расставлены на столе, в кухню вошла мама Коды и Хойсс почувствовал, как у него сжалось сердце. Двигалась она с трудом, опираясь на трость, худенькая, скрюченная. Ей было чуть за сорок, однако через лоб пролегали глубокие морщины, а половина каштановой копны волос посеребрила седина. Узловатые кисти рук в пигментных пятнах.

Но глаза…

В них бился золотым мотыльком живой огонь.

А когда она улыбнулась, поздоровавшись с гостем, Куно ощутил, что его окатило волной жара. И с сыном они были совершенно непохожи. Кода чем-то напоминал хафэйина Паталлиро, такой же разрез глаз и форма носа, только заостренный подбородок походил на подбородок матери.

— Представь нас, золото мое, — попросила женщина, села за стол, прислонила трость к стене. — Это твой новый друг?

— Возможно, что так, — Кода надулся от важности, довольно улыбнулся. — Ма, это господин Хойсс, цефей Его Превосходительства.

Дауркай почувствовал, что покраснел.

Он свалял дурака и не подумал, что для Коды не проблема найти информацию и на него самого, даже если представился только по имени.

— Просто Куно, — просипел Хойсс, опустил взгляд.

— А это моя мама, госпожа Палуга, — пацан отвесил почтительный поклон и его мама заливисто засмеялась.

— Просто Палуга, — отсмеявшись, женщина изящно вытянула вперед правую руку, ожидая рукопожатия, но Куно, совсем растерявшись, осторожно обхватил руку ладонью и поцеловал тыльную сторону ладони.

— Господин Хойсс, вы настоящий джентльмен, — Палуга немного засмущалась, но было видно, что ей приятно такое внимание.

Вероятно, она редко выходила из дома и мало с кем поддерживала общение, кроме сына. Женщина взглянула на Куно из-под полуопущенных ресниц.

— Нечасто бывают у нас такие визитеры. Что же вас привело в наш дом?

Хойсс и Кода переглянулись.

— Он хочет пообщаться с наместником Гауком. Для этого мне нужно передать ему адреса без лишних свидетелей, — пробормотал Кода, а Хойсс придвинул чашку поближе к женщине.

Она на секунду прикрыла глаза, тяжело вздохнула.

— Кода, меня беспокоит то, чем ты занимаешься. И ты это знаешь, — тихо произнесла она, постучав ногтем указательного пальца по боку чашки. — Однако…

Палуга вздохнула еще раз.

— В данной ситуации я буду только рада, когда Гаук получит взбучку. Единственная просьба, господин Хойсс…

— Куно, — мягко поправил ее дауркай.

— Куно, мне бы очень не хотелось, чтобы это как-то затронуло моего сына и принесло ему неприятности.

Хойсс понимающе кивнул. Конечно, Кода являлся кормильцем маленькой семьи и пусть проворачивал не слишком законные схемы, но это позволяло безбедно жить в тепле и сытости. К тому же, судя по всему, он единственный и горячо любимый ребенок. Плюс у Куно давно закрались кое-какие подозрения из-за формы зубов Коды, но озвучивать их дауркай не торопился. Но если они оказались бы верны, то жизнь пацана могла быть под двойной угрозой.

— Насчет этого можете не переживать, — пообещал Хойсс. — Я не дам его в обиду.

Пусть связь с Руфусом и висела теперь на волоске и попросить помощи не представлялось возможным, он мог обратиться к Гиджилу. Или к кое-кому еще.

— Заходите к нам почаще, — Палуга поднесла чашку ко рту, подула на напиток и сделала глоток. — В вас пропадает талант, знаете ли.

— Вам нравится? — обрадовался Куно.

— Очень. Кода варит сносный кофе, я варю отвратительный. А у вас получилось потрясающе.

— Стоит задуматься о смене карьерного направления, — дауркай усмехнулся.

Пока Кода готовил матери завтрак, Хойсс курил и задавал вопросы про прошлое Палуги, вызнавал про костюмы, про реконструкции. Женщина охотно делилась, и, видя такой интерес, даже предложила дать почитать что-нибудь из ее библиотеки, например, про “Щелкунчика” и про то, как его ставили в Большом театре в Москве. Куно хотел было согласиться на такое заманчивое предложение, но потом задумался: книгу нужно будет обязательно вернуть, а он не знал во что именно выльется стычка с наместником. Вдруг Хойссу отсекут голову или за него возьмется сам эрстер. Он замялся, но Палуга, будто прочитав его мысли, заверила:

—Даже если она останется у вас насовсем, я буду уверена, что книга попала в хорошие руки и не стану сильно печалиться, если не увижу ее больше.

Потому уходя восвояси, Куно трепетно прижимал к себе издание с фотографиями, на неведомом ему языке, но со знакомыми лицами.

Бумажку с перечнем адресов он сунул в карман куртки, и теперь оставалось только понять как именно подступиться к Гауку.