Петр Сальников о своих первых работах
— На кого вы учились в вузе и помогло ли вам высшее образование в чём-либо? — Учился на юриста. Образование помогло, в первую очередь, средой, которую учеба формирует вокруг студента: компания умных людей ещё никому не вредила, начинаешь мимикрировать. Кроме того, учеба в университете, как известно, устроена не так, как в школе: тут преподаватель не будет за тобой гоняться, если ты лоботряс. Задача учителя — выпустить класс без двоечников и троечников, задача преподавателя — принять зачет или экзамен, который студент подготовил сам. Это очень важная штука, потому что главное, чему учишься в университете — умению, собственно, учиться. Много читать, ездить за источниками в какие-то новые места. По профессии я работал только во время летней практики, что не считается. На мой взгляд, юриспруденция — это очень скучно, она меня совершенно не увлекла. За исключением, пожалуй, уголовного права и криминалистики.
— Попробуйте перечислить хотя бы приблизительный список работ, на которых вам пришлось трудиться до журналистики/параллельно с ней. — Я начинал с самых простых низкооплачиваемых работ: в 14 мыл полы в офисе, чтобы заработать на поход в компьютерный клуб, дальше был соцработником, дворником, курьером, грузчиком, какими-то младшими помощниками в офисах тоже был. Переводил игры с английского на русский и с русского на немецкий.
— В чём заключались ваши обязанности как соцработника и как вас занесло на эту работу? — Социальный работник — это человек, который помогает, в основном, людям преклонного возраста с комфортом проводить хотя бы некоторые дни своей старости. У каждого соцработника есть группа подопечных (человек пять-шесть, в зависимости от желаемой нагрузки — от неё зависит и зарплата), которых нужно еженедельно обзванивать и узнавать, как у них дела. Иногда могу сами позвонить, о чем-то попросить.
В штатном режиме всё работает примерно так: раз в неделю происходит обзвон, по итогам которого у соцработника складывается график посещений «клиентов», список продуктов, которые нужно купить. Большая часть задач связана с тем, чтобы сходить вместо какой-нибудь бабушки на рынок и купить ей всяких тяжестей, типа консервов, картошки, капусты, муки — базовые вещи. Иногда нужно с чем-нибудь помочь по дому, но это редкость: например, повесить постиранные занавески на место, потому что самой ей тяжеловато. Но вообще в обязанности соцработника такие дела не входят, поэтому никакого там пылесоса и уборки — только что-то такое экстренное. Например, вынести габаритный мусор — остальная часть работы происходит вне клиентских квартир.
— Курьер, дворник, грузчик — что из этого было самым прибыльным и попросту весёлым? — Безусловно, работа курьера. Спустя много лет понимаю, что тут важны не столько деньги, сколько отличное знание очень разных районов города и даже кое-какого пригорода, которое вырабатывается в ходе странствий на общественном транспорте и своих двоих.
— У нас было интервью с дворником, который очень положительно отзывается о своей работе и зарплате, не понимая, почему этой работой пугают детей. Можете так же положительно отозваться о данном опыте? — О нет. Я с большим уважением отношусь к труду людей, которые заботятся о чистоте улиц, но это худшая работа, которая у меня была. В офисе, где я мыл пол в 14, можно было хотя бы в интернете посидеть! Быть довольным такой работой может только человек, который совсем не хочет большего. Детей этой профессией пугают именно потому, что человек, работающий дворником, находится в многомерном тупике: он на дне пищевой цепочки, кругом одни начальники, а обширный стаж может помочь разве что устроиться дворником в другое место.
Единственный положительный момент — можно сосредоточенно подумать о том, что делать со своей жизнью дальше. Я всегда хотел совершенно другого и своим положением в тот момент был максимально недоволен. Мне было 19 лет. Никаких знакомств, которые сработали бы как социальный лифт, у меня не было, поэтому я просто работал, чтобы не клянчить деньги у мамы. Тогда же стал подрабатывать переводчиком в локализации видеоигр, и через это в 21 год связал свою жизнь с индустрией видеоигр.
— Вам приходилось совмещать две или более работы? — Да, на третьем, что ли, курсе института я ранним утром колол лед ломом на улице, потом ехал учиться, затем в середине дня соскакивал по курьерским делам, а ночами что-то переводил. Не успевал нигде.
— Какие условия работы были самыми непростыми в вашей жизни? — Последнее место работы в игрожуре — сайт Gmbox.ru, с которого после ловкого обновления базы пропало, кажется, всё, что мы делали в течение трех лет. Я пришел туда по приглашению Ильи Овчаренко продюсером видеонаправления, а после ухода Ильи в «Рамблер» занял место руководителя проекта. Gmbox формально был и остаётся частью экосистемы интернет-направления госхолдинга ВГТРК, и каждый творческий посыл там неизбежно выливался в войну с аппаратом.
В какой-то момент меня страшно утомило обосновывать любое желание коллектива сделать что-то новое, отличное от написания игровых новостей, обзоров и прохождений; и начальство было очень непростое, почти любой разговор сопровождался жутким стрессом. Ещё на борту проекта я понял, что это последнее место в игрожуре, где я работаю по своей воле — все эти игровые сайты переливают из пустого в порожнее, люди кочуют из одного издания в другое, стареют, а ничего не меняется. По крайней мере, так было в начале десятых. Сейчас эта ситуация обернулась тем, что сайты, ранее посвященные строго играм, стали писать про сериалы, кино и какую-то музыку, но лучше от этого не стало — финансово очень не многие чувствуют себя уверенно.
— Что скажете о работе в офисе? Успели почувствовать себя офисным планктоном или это было не настолько гнетуще? — Поначалу я, конечно, рвался в офис на полноценную зарплату (а получать её в 2007-м году можно было только в офисе). Но через шесть лет часовых поездок на метро и просиживания штанов, продуктивного курения за кофе я понял, что пора валить — и все возможности зарабатывать вне офисных стен тогда уже были. Недавно пересматривал всякие старые видео в смартфоне, где мой ещё совсем маленький сын бегает по квартире и спрашивает, где папа. А папа вместо того, чтобы общаться с ним, сидит в офисе непонятно зачем. Офис идёт в жопу.
— Если бы не журналистика, в какой сфере могли бы развиваться дальше, как думаете? — Перед погружением в работу развлекательных медиа я занимался фрилансом в печатных журналах, параллельно записывая музыку и звуки для видеоигр. Это меня очень манило и манит до сих пор — в 2019 году мы сделали полноценный саундтрек для игры Sin Slayers и в будущем обязательно сделаем ещё не один. Сейчас для этого освободились руки, а тогда надо было выбирать: или качаться в сторону интерактивного аудио без явных перспектив, или окончательно уходить в медиа, где были более быстрые и живые деньги. Я был очень инициативным автором, работал много и быстро — и выбор был сделан в сторону журналистики.
— Из всех ваших работ есть какая-то, о которой вы жалеете? — Нет, такой нет. Каждая работа многому меня научила, ко многому побудила. Я в этом смысле фанат комедийного аниме-сериала Golden Boy — вот у меня отношение к работе в разных местах примерно такое же, как у его главного героя. Учиться чему-то новому после определенного можно (и нужно) только в состоянии труда. Хочешь освоить новое дело — начни его делать.
— Опишите состояние игрожура того времени. Многие журналисты тогда зарабатывали деньги своими текстами? — В 2007-2010-х годах практики были разные, тогда ещё были живы печатные журналы, в которые рекламодатели активно заносили деньги. Но с распространением интернета бумага про игры постепенно ушла с рынка, и авторы перебрались в интернет. А это две очень разные среды, и далеко не все с равной скоростью догадались, что нужно делать в новом мире, чтобы преуспеть. Мне повезло застать и журналы, и сайты, и переходный период был, конечно, болезненным.
Помню, как оценки да и сами тексты в журналах утверждались и правились сотрудникам игровых издательств. В интернете легче всего было тем, кто еще не успел засидеться в привычной парадигме: получил игру, написал текст, раз в месяц — кранч и сдача номера, а всё остальное время можно лениво проходить игры до конца
С переездом в интернет прогрессивный игрожур (я тогда пошел работать на «Канобу») превратился в гонку сродни самой игровой индустрии. Мы делали миллион дел одновременно: и тексты писали, и видео, и подкасты запустили, стартовали с прямыми эфирами. Это был период очень кипучей работы и великих открытий. Квалификация журналистов тех лет значительно выше всех, кто был до (старые стандарты молниеносно сгнили и забылись; в лучшем случае — стали объектами шуток и анекдотов) и после них (новые кадры пока не придумали ничего нового, да и сама сфера, как я уже писал, зашла в тупик и стала расти вширь, а не вглубь). Отчасти поэтому со временем угас и мой интерес к профессии: за очень короткий срок нам — в частности тем, кто сейчас работает на Disgusting Men — удалось сделать очень много разного крутого. Амбиции были удовлетворены максимально, а ехать дальше по уверенным рельсам, спокойно забирая свою зарплату в конце месяца — не мой стиль.
— Вам изначально хотелось работать в журналистике или же это пришло со временем? — С тех пор, как я впервые поиграл в Doom 2 — то есть, когда мне было лет 10 — я стал грезить о том, чтобы стать таким же крутым, как те самые разработчики. В какой-то момент даже решил, что нужно получить техническое образование, и выклянчил у родных подготовительные курсы лицея при МЭИ. Но уже тогда стало ясно, что математика с физикой мне максимально чужды. Я тогда учился в школе с углубленным изучением немецкого языка, а вторым был английский; любил литературу и русский, ну и очевидно, что легче всего было пробовать себя в переводах и написании текстов.
Так появилось и желание писать про игры. Доступного пути в медиа, как сейчас, тогда не было: нельзя было завести блог или паблик и гадить туда всем, чем вздумается. Чтобы статью опубликовали, её должны были пропустить в редакции. Первая публикация про игры у меня состоялась в уже загибавшемся, но все еще культовом журнале Game.EXE — это был перевод интервью с авторами Titan Quest. Ну и дальше уже пошло-поехало, эта небольшая работа открыла многие двери.
— В какой момент и в каком возрасте вы точно поняли, что занимаетесь тем, что вам нравится, и это приносит вам деньги, способные вас прокормить? — Это понимание настало вместе с моим тридцатилетием. Вообще, это отличный возраст, я искренне считаю, что тридцатка — это лучшее, что со мной случилось. Желания наконец-то совпали с возможностями, я уже не трудился в офисе, стал заниматься предпринимательством, мы построили крутое медиа — Disgusting Men, где в творчестве предоставлены сами себе. Конечно, все эти годы каждое утро приходится отвечать себе на вопрос «где взять бабла, чтобы в конце месяца у всех были зарплаты», но это единственные существующие рамки на данный момент. В остальном, за исключением общей дисциплины и понимания, что нужно делать, чтобы быть в тонусе, в тренде и в рынке, у нас полная свобода — главное не забывать, что все сотворенное должно монетизироваться.
Disgusting Men — по-настоящему независимое медиа, без инвесторов, указок сверху и тысячи начальников. Команда получает удовольствие от того, что делает, и это радует меня «изнутри». А «снаружи» меня радует драйв и гоночный темп, который мы принесли с собой из игровой индустрии. Всё это вряд ли было бы возможно в юном возрасте. Сейчас, конечно, на моем месте может оказаться какой-нибудь талантливый, начитанный и трудолюбивый подросток. Но когда подростками были мы, всего этого — интернета, как минимум, ТАКОГО интернета — просто не существовало. Это как строить колонию на Марсе. Мы прошли дорогой первооткрывателей, застали момент, когда в космосе стало возможно дышать, и находимся в том возрасте, чтобы и понимать происходящее вокруг, и помнить времена, когда ракеты летали максимум на орбиту. Замечательное время!