February 8, 2020

История военного врача

Есть три способа стать военным врачом. Первый (основной) — окончить военно-медицинское учебное заведение (Питерская ВМА, например). Второй — окончить гражданское медицинское ВУЗ, у которого есть договоренность с Минобороны на комплектование кадров. С обязательным последующим контрактом на пять лет службы в войсках. Работает через раз, до сих пор в стадии обкатки. Третий — быть врачом призывного возраста (для офицеров это до 40 лет). И найти командира части, которому позарез нужны именно вы. Сами все оформят.

Ранее (лично мой путь) почти во всех мед. ВУЗах были военные кафедры. Сейчас уже нет. А в те времена — прошел обучение, сдал экзамен, получил звание офицера, сиди в запасе, жди войны. Или сам иди в военкомат, если хочешь. Ну я и пошел.

Неоднократно был районах боевых действий. В меня не стреляли, я не стрелял (мне, кстати и нельзя по конвенции). Врач на передовой — нонсенс. Врача берегут. Врач вдалеке. Не то, чтобы от великой любви, просто кто ж ранеными займётся, если что...

Был ли шок от первых дней практики после обучения? Разумеется. Причем даже в процессе обучения. В мое первое ночное дежурство в травматологии дикого мухосранска. На меня посыпались «Скорые» со всякими. Там чего только не было. С тяжким огнестрелом я тогда и познакомился. И это вааааще не предел был. Люто напугала девушка, которую ударили в лицо ножом. Так получилось, что глаз цел, а кусок лица вокруг этого глаза везли отдельно. Весь глазодвигательных аппарат я видел в действии. Жесть. Я тогда к утру не то, что по выбору профессии огорчился, а пожалел, что просто живу.

Самым жёстким, что я видел за время работы было наблюдение за тем, как мертвый дышит. Опять же, еще в ВУЗе, на курсе реаниматологии, нас повели смотреть терминала. Пока в лифте поднимали, тот умер, но ИВЛ ещё не отключили. И мы увидели. Лежит мертвый. Насос качает. Грудная клетка движется. Я потом, уже военным, много видел, но это тогда был перебор.

Вот не поверите, но с медицинским оснащение всё отлично. Я даже гражданским помогал. Времена, когда воен-врач лечил все болезни зелёнкой, уже лет десять как прошли.

Главное отличие военного врача от гражданского — специфика повреждения. Огнестрел, минно-взрывная травма очень отличаются от травмы тех же областей при ДТП. Там человека надо очень быстро доставить в госпиталь, где его будут обследовать со всех сторон. Для примера. Если человеку проткнули руку ножом, то на руке проблемы и останутся. Если в эту же область он получил пулю из автомата или, тем более, из пулемета, то там ещё и позвоночник (!) обязательно надо смотреть.

Я не считал, какому количеству военных я спас жизнь. Не кокетничаю, но посчитать реально трудно. Кого-то беседой по душам спас от самострела, но это ж вроде не медицина. Кого-то начал спасать и передал старшим в госпиталь. Кого-то передали мне. Вы поймите, что спасение одной жизни — это длящийся труд целой толпы наших. Даже когда прямо из петли вынул, или правильно проблему в брюшине нашел — это ещё не спас, только начал спасать. А так, чтоб от начала и до конца я спас? Трое.

Много ли попыток самострела в армии? Нет, немного.

Заповедь гражданского врача — не навреди. Заповедь военного врача — не проеби

На гражданке люди стреляются пачками и хоть бы кто почесался. А вот из армии каждая мама хочет получить своего сына назад живым и здоровым. Государство в течение года занимает относительно здорового мужика чем-то, что он сам не всегда разделяет по убеждениям и в чем не шибко разбирается. Он не зарабатывает денег для семьи, а научить его за год толково защищать страну нереально. Но есть компенсация.

Всё, что произойдет с ним в этот год — это то самое блаженное время, когда ни он сам, ни его семья, не несут ответственности за поступки. Вот на этом фоне часто (не всегда!) бывает, что мальчик хочет, что называется «громко крикнуть». Что-то сует себе в рот, куда-то нажимает... И по итогам, он этого не хотел, но ему хана. Настоящего самоубийцу в войсках я видел только одного. И это был не рядовой. И он своё дело до конца довёл.

Самой сложной мед. помощью в моей карьере был эпилептик. Дал приступ прямо у меня в медпункте. С асфиксией (остановка дыхания из-за удушения). Язык заглотил. Вытянули. Ещё солдат с аллергией на анальгин, о которой сам не знал. Дал отек гортани. Вытянули.

В войсках к медикам отношение, на моей памяти, всегда было ироничным. Офицеров медслужбы принято за офицеров не считать. За спиной, разумеется. Мне пофиг. Да, начальство иногда мешает. Если воен-врач не сможет начальство свалить на свою сторону или хотя бы нивелировать его ошибочные действия, то ему надо из войск уходить в поликлинику. У меня всё нормально. Я хороший воен-врач.

Много непослушных пациентов. Особенно среди высокопоставленных. Им кажется, что большие погоны не только увеличивают власть и достаток, но и омолаживают лёгкие, веселят почки и благословляют печень. Чесслово, регулярно сталкиваюсь с тем, что полковники считают себя здоровее лейтенантов, потому что звание и выслуга должны быть отражены в медкнижке

Солдаты иногда просили скрыть их диагноз, если бы он помешал их службе. Я не отказывал. Но и помочь остаться в войсках не всегда получалось. Просят скрыть болячку, которую протащили через призыв и которую я все равно нашел. Все сейчас хотят чистый «военник». Помогал ребятам. Один из них потом через четыре года меня нашел, даже на свадьбу свою звал. Но если я точно знаю, что человеку с его диагнозом в армии будет хуже, уберу из армии.

В военных мне нравятся максимальные настройки личности. Ультимативная честность. Никаких оговорок. Это и плюс, и минус одновременно. Если ты встретил военного мудака, то он переплюнет всех мудаков, которых ты видел. По спине твоей пройдет и ноги об тебя вытрет. Видел таких. Надеюсь, что таким не был. Если ты встретил хорошего в войсках, то он поправит на тебе «броник» и через пару часов совершенно буднично умрет за тебя. Видел таких и и надеюсь, что сам такой.

Однажды была эпидемия ОРЗ. Прям по часам количество больных увеличивалось. Нужны была куча лекарств. Больше и дороже, чем я имел в аптеке. На такой случай в правильном полку можно идти к командиру с перечнем. Он даст денег из сейфа своего, а ему потом отдам чеки. Полк тогда был неправильный. А командир из тех, кого я называю «Конъюнктивитный». Он не хотел понимать, что если я закажу дополнительные лекарства, то получу их дней через пять. Когда уже весь полк сляжет. Пофиг, на неадекватное начальство был адекватный я. Сам всё купил. Вывезли.

Когда-то раненько утром ко мне пришел воин с разорванным лбом. «Ой мама, родная!» — вопил я, пока шил этого незабвенного. Хорошо зашил, кстати. И, конечно, расспрос. Кто, чем, как давно, куда в ответку втащил.
Воин клялся, что ударился о подоконник. И не соврал, стервец. Я у дежурных глянул записи камер в казарме. Вот идёт этот воин. Беззаконно позволяет себе вертеть в руках головной убор. Уронил. Наклонился поднять, но так вдохновенно, что лбом расколол подоконник. Упал. Встал. Побежал в медпункт, за безмозглую головушку держась. Дальше вы знаете. А берет военный так и валялся на полу.

Есть срочники, которые не должны служить по здоровью, но служат. Не надо винить военкоматы, хотя их комиссии — та ещё дичь. Есть те, кто сами жгут свои документы, чтоб хоть как-то отслужить и получить чистый военник. Особенно Кавказ. Есть те, кто сами свои документы из больниц прячут, а потом показывают уже мне. Заявляют: «Мне плохо! Лечи!» И я привычно впадаю в состояние перманентного шока и .... лечу. И в госпиталь отправляю. И мальчик счастлив, потому что пока он на койке, время службы идёт, и ему бесплатно фигачат лечение, за которое на гражданке он бы без штанов остался и с соседа штаны продал.

Ребят, передайте таким, кого знаете. Пусть будут честными с воен-врачом с первого дня службы. Их не бросят, их вылечат. Но пусть будут сразу честными. Это сильно упрощает нашу работу.

Кулстори от героя

Русик

Во времена давние, когда Ной едва подписал акт приемки ковчега, служил я на Кавказе. И прислали к нам юношу по срочке. Имя — Руслан. Фамилия — Пацюк. Он был умственно отсталый. Парня призвали из далекой, всеми забытой крохотной деревеньки, где он, вероятно, не особо и выделялся. В армии же человек расцвел. Его межушный нервный узел успешно осознавал, что Русик сыт, в тепле, и ему всегда говорят, что надо делать. Рай, да и только. Никогда никого не обижал, хотя сложением отличался просто гигантским. Запросто мог девушке букет из молодых сосенок нарвать.

Его первый наряд дневальным тут же последним и оказался. Дневальному при входе командира роты полагается сделать зверское лицо и проорать «Смирррнаа!». С лицом у Русика все было в порядке. Он стоял с таким видом, будто только что убил медведя и тут же сожрал. А с командой не задалось. Ротный вошел. Русик молчал. Ротный внимательно посмотрел на Русика. Русик внимательно посмотрел на ротного. Взгляд ротного ласково призвал бойца вспомнить лучшие дни жизни своей суетной. Ибо явно конец этой жизни пришел.

Русик сунул палец в нос и завертел им там, не отрывая от ротного взгляда, исполненного молчаливой отваги и верности. Я подошел и стал объяснять Русику, что человек напротив него — целый командир роты. Русик вынул палец из носа, указал им на ротного и весело рассмеялся...

Через полчаса мы с ротным присели за чаек у него в кабинете, пытаясь понять, что делать. Чернышевский — лох. Он не смог ответить на этот вопрос, когда речь шла всего-то о судьбе России. Пришлось бы ему решать, как поступить с солдатом-имбецилом, так тут же и скончался бы. По Русику явно стонала врачебная комиссия. Которая влепила бы ему статью. И с этой статьей он бы даже в родном селе, даже сторожем не устроился. Парня было жаль. Здоровый, но абсолютно безобидный. Ему тупо мозговых ресурсов не хватало, чтоб пакость какую затеять. Когда над ним смеялись, он смеялся за компанию, не понимая, что смеются именно над ним.

Мы решили дать парню путевку в жизнь. Он же был безумно исполнителен. Если его ставили мыть окно, то он протирал стекла до сквозняка. Если его ставили копать яму, то Боже сохрани про него забыть. Будет копать безостановочно, с перерывом на еду и сон прямо в яме, до тех пор, пока не появится ветка метро «Ебуня-Пекин».

И дело по его широкому плечу нашлось. В той части не было центрального отопления. Каждое здание имело отдельную котельную, куда зимой назначался боец. В задачи бойца входило: а) создавать видимость заброски угля в печь, б) опиздюливаться от старшины за холодные батареи, в) см.а). На Русика старшина смотрел с нежностью. Такого парня подгонять не пришлось. Когда Русик понял, что нужно делать и что его работа принесет пользу обществу, то начался лютый-мама-не-горюй-это-немыслимо-что-за-ужас отопительный сезон.

Общество взвыло. О том, что наступила зима, обитатели казармы узнали только из телевизора. Метеоцентр, пугая затяжными морозами, просто не знал, что на свете есть Руслан Пацюк. Человек необычайной судьбы и удивительного упорства. Простой русский парень, способный при помощи лопаты и горы угля менять климат в планетарном масштабе. Рядовой Пацюк работал безостановочно.

А мы несли службу в одних трусах. На батареях отопления повара регулярно варили борщ. Казарма уже светилась, и по ночам самолеты принимали ее за посадочный огонь. В радиусе ста метров скоропостижно наступила весна. Поднялась трава. Зазеленели деревья. Перелетные птицы сошли с ума и вернулись. Все ждали, что ротный выполнит обратный отсчет, Русик заорет «Поехали!», и казарма в мареве раскаленного воздуха полетит на околоземную орбиту. Уговоры и приказы остановиться Русик просветленно игнорировал. Взгляд его был чист и сосредоточен. Дело жизни было найдено и исполнено, и жизнь была благодарна Русику. Вся Вселенная работала на него. Едва он брал в руки лопату, как огонь разгорался в печи сам собой.

Ковыряя измазанным угольной пылью пальцем в измазанном угольной пылью носу, Русик постиг дзен, нирвану и все прочие кармические ништяки разом. Когда Русик уходил на дембель, то документы ему вручал лично командир части. Руку пожал. Поблагодарил за службу. И без того не шибко эмоциональный, Русик и вовсе впал в ступор. Парень всё спрашивал, что плохого он сделал и за что его выгоняют. Оказалось, он на полном серьезе думал, что военкомат забирал его на всю жизнь. Покидая казарму, Русик бережно и с печалью поставил лопату и взял на память кусок угля. Батареи после ухода Русика еще неделю были теплые.

The end.