Белорусская зона отселения

В это время по такой дороге ездить опасно. 200-километровый участок от Бобруйска по направлению в Калинковичи не самая безопасная дорога. Она неприлично узкая, а знак “Дикие животные” на границе с, кажущимся бесконечным, лесом установлен не просто так. Лоси, косули и кабаны в этих краях синеокой действительно часто могут стать барьером, который если не оборвет вашу жизнь, то изрядно пощекочет нервы. Топить полный газ я не решусь. Дорога поглощена тьмой и лесом, мы направляемся в белорусскую зону отселения.

Мой единственный компаньон — мой дедушка. Эта поездка в зону мой своебразный подарок на его юбилей. Хоть дорога была долгой, приятная компания все же ее сократила. За 4 часа я узнал, что я неправильно медитирую, что раньше трава была зеленее и что у моего прадеда была эпичная судьба советского военного. Оказывается, он, попав в плен, из одного концлагеря на территории Беларуси был этапирован при отступлении нацистов в лагерь в Словакии. Там его освободили словацкие партизаны, с которыми он ушел скрываться и убивать нацистов уже в горах. Во мне появилась гордость за прадеда и очередная мысль о том, что все мои проблемы лишь ебучая пыль по сравнению с тем, что переживало то поколение, которое после войны будет вплоть до своей смерти молчать. Так у них было принято. До Хойников мы доехали к вечеру. Не самый приветливый персонал вполне себе сносной для 10.000 города гостиницы “Журавинка” оформил нас и дал ключи от номера. За спинами женщин на reception стоял лишь унылый серый чайник и ассорти из презервативов: “Durex”, “Indigo” и “Гусарские” для гурманов. “Полесская романтика” — подумал я. Единственное отличие в номерах, которое я увидел за год (в декабре 2023 мы также здесь оставались с друзьями) это замена пузатых телевизоров “Горизонт” на микро-плазмы “Витязь”, на которых даже можно было смотреть YouTube, что скорее минус. Лапы бигтеха добрались и до Хойников. Мы перекусили и легли спать. На следующее утро нас забрала машина администрации заповедника и мы вместе с другими людьми из нашей группы двинулись в сторону КПП.

КПП “Брагин” главный въезд в зону — тут размещены основные административные здания, лаборатории, пункты охраны и музей белорусской зоны отселения. Если вы едете в зону для того, чтобы найти четырехглавого оленя или найти скелет ликвидатора в противогазе, то вас поездка скорее расстроит. Практически все дома, что уцелели, уничтожаются природой и мародерами. Последние промышляют и в 2024 году. Когда мы доехали до бывшего колхозного микрорайона с многоэтажными домами, мы забрались на крышу одного из них. Увидив, что я поднялся, с крыши соседней панельки ко мне обратился наш гид:
— Остались ли перилла в подъезде?
— Нет, все спилили.
— Хм. Еще в марте этого года они были тут.

“Сохрана” как его называют завсегдатые зоны действительно почти не сохранилось. Вам очень повезет, если в заброшенной школе вы найдете тетрадь ученика или разбитый глобус. Да и не особо “сохран” и нужен, когда смотришь на потрескавшуюся краску, сгнивший потолок и пол, по-которому еще 40 лет назад бегали дети, и возникает ком в горле, когда находишь надпись на школьной доске в бывшем классе географии: “Школа! Навеки ты забыла детский смех, но осталась ты в сердцах. Тебя запомним НАВЕК. 2003”. В зоне отселения больше поражаешься не артефактам поздней советской эпохи (даже при их наличии), а тому чего стоит человеческая цивилизация без самого человека. За 40 лет деревья и их кроны пробили бетон, плесень заставила гнить деревянные полы в избах и делать дыры в крышах. Это не вызывает ужас. Напротив, ты, то ли взаправду, то ли из-за психосоматики, волей-неволей начинаешь думать, что природа в этих местах разговаривает с тобой. Разгоривает не так, как это происходит в лесу. Если в последнем, ты чувствуешь будто твое присутствие здесь кого-то тревожит, заставляет напрячься, то природа зоны уже никогда не прогнется перед человеком — она его преодолела.

Страшнее и кричащее тишины, чем в белорусской зоне отселения я не слышал нигде. Каждый раз, когда вы со своим собеседником замолкаете хотя бы на секунду, тишина поглощает вас без возможности игнорировать. И это куда более жутко, чем смотреть на брошенные и обворованные избы, квартиры, ангары, школы, поликлиники и детские сады. Тишина самый большой индиактор того, что человек ушел отсюда, если не навсегда, то совсем надолго. В этой поездке уже во второй раз не сбылась моя мечта. С детства я желал увидеть ЧАЭС вживую. Нынешние политические реалии, похоже, при жизни не дадут мне этого сделать в Украине. Тем не менее, с белорусской стороны при ясной погоде станцию можно увидеть с пожарной вышки. К сожалению, в этот раз помешали не облака, а обломавшая мне весь кайф дымка. Зато есть очередной повод вернуться в эти края.

Белорусская зона отселения один из самых удивительных примеров ядерного туризма на всей планете. Для меня не совсем понятно, когда мои соотечественники вместо уникального, дешевого и доступного опыта ездят в банальные, скучные и набившие оскомину туристические места. В булочной напротив Эйфилевой башни я не вижу ничего плохого, но как можно пропустить жемчужину, которая находится у тебя под самым носом? В этом я тоже вижу наше национальное неполноценное — игнорирование уникального, неповторимого, сложного для понимания, но нашему. Нашей национальной боли.