Новое рождение
За одним из недавних застолий в честь юбилея моего дедушки родные поделились со мной историей. Эту историю я знал, но именно ее я постоянно забываю. Процесс моего рождения был сложным. Во время родов я должен был умереть.
Врачи готовили к этому родителей и родных. Тогда по их заключению было решено, что либо я родился умирающим, либо с чем-то похожим на ДЦП. Меня положили в бэби-бокс, где я должен был закончить свою недолгую жизнь. За моей матерью и мной ухаживала врач, принимавшая роды. Ужасная трагедия, случившаяся с ней за полгода до моего рождения, спасла мне жизнь. Она тоже рожала, но ребенок задохнулся и появился на свет мертворожденным. Смерть младенца оказала влияние на ее желание спасти мою жизнь. Это было нечто больше врачебного долга. По всем прогнозам я должен был умереть. В реанимации отказывались меня брать, потому что я мог занять места тех, кого еще можно было спасти. Врач решила выходить меня самостоятельно. Не знаю, что было дальше. Мне рассказали лишь о том, что я задержался в больнице на месяц — позже меня выписали. Я все еще был слаб, но уже далек от смерти. Через несколько лет, усилиями родителей и других родственников, я был полноценным и здоровым малышом.
Эта история заставила меня почувствовать вину. Мне дали самый большой подарок, но как я им распоряжаюсь? Жизнь потеряла краски, человечество, очевидно, обречено. Все, во что я верил оказалось дешевыми политтехнологиями и лозунгами. Единственное в чем остается вера — Бог, моя невеста и будущие дети, для которых я бы хотел быть хорошим отцом. С одной стороны, хочется сказать: “Ведь я не просил меня рожать”. С другой, я отдаю себе отчет, что жизнь это бесценный подарок. Мой труп не гниет в воронке от бомбы на Донбассе, я не работаю по 14 часов в день за гроши, чтобы прокормить себя и свою семью, я живу в прекрасном городе, я одет, сыт, к своим годам имею достижения, после которых конец жизни не кажется чем-то страшным. Но это несчастье, эта гнилая субстанция в моей душе. Почему оно не дает мне покоя?
Возможно, дело в свободе? Наше поколение родилось самым свободным за всю историю человечества. Отбросьте глупости про нарастающий авторитаризм, контроль со стороны государств и корпораций, нарастающей угрозе самовыражению и диктатуры политкорректности — все это имеет место быть, но оно никак не делает нас менее свободными в сравнении с предыдущими поколениями. Мы мобильны как никогда, мы готовы оспорить любую идею и любой авторитет, мы имеем множество способов прокормить себя, мы можем все бросить и начать жизнь заново, у нас есть доступ к нескончаемому потоку информации, образовательных ресурсов, развлечений, великих достижений человеческой культуры. Всем этим благам (?) мы обязаны эпохе просвещения, которая эффектом домино уничтожило авторитет церкви и духовенства, национального государства. А сегодня, стремлениями тысяч интеллектуалов, пытается уничтожить саму биологическую суть человека — пол, сексуальность, институт семьи, принадлежность к какой либо группе. Процесс кажется необратимым. Идеей свободы “всего от всего” заражены все, в той или иной мере. На avant-scène мы — поколение, скользящее как масло по последнему миллениуму в истории человечества. Уничтожение авторитета — это не плохо, это не хорошо. Это, если угодно, предопределенность. Ровно так же стоит и относиться к нашей свободе. Она ведь, как дар, являющийся проклятием и проклятие, являющееся даром. Свобода вместе с собой приносит и экзистенциальный вакуум. Если авторитета нет, то во имя чего это все? Для чего мы вообще родились? Какая у нас цель? Зачем нужны наши жизни? У каждого свой ответ на этот вопрос и в этом кроется весь ужас. У нашего современника стоит колоссальная задача — выдумать собственную конституцию и защитить от всего, что могло бы ее опровергнуть. Кто-то выбирает вступить в новую психотерапевтическую секту: подсесть на идеи про внутреннего ребенка, проработку травм, принятие медикаментов, затуманивающих сознание, но облегчающую боль от потери смысла. Кто-то выбирает карьеру и деньги, от которых недалеко ушел гедонизм. Жизнь довольно большая — нужно перепробовать все. За покупкой пары модных кроссовок идет машина, за ней квартира, за ней отпуски и путешествия. Нет времени думать о противоречиях, нет времени думать просто. Кто-то выбирает идеологию и борьбу за власть. Бонусом здесь идет важный выбор: жертва или хищник, диссидент или политик. И здесь проявляется тот рудимент, который остался нам со времен модерна, человек готовый умирать за идею и человек готовый за идею наступить на горло совести. Таких людей очень мало, многие бы хотели себя к ним относить, но только этим последовательным смельчакам дается дар — никогда не ощутить вакуум смысла. Кто-то верит в Бога. Я сам верю, но не полностью. Полумеры в вере неприемлемы. Я никогда не встречал полностью верующих людей. Вся эта лживая пена с ритуалами, за которыми скрываются богохульские идеи и мотивы трусливого насекомого, вот, что сегодня осталось от религии. Истинная вера это не страх и горе на похоронах, а легкая горечь утраты и осознание того, что ты увидишь человека в Царстве Небесном. Истинная вера это не рыночные отношения с Богом: сделаю хорошо, чтобы мне свыше досталось — так верующий человек не мыслит. Верующие в Бога люди самые счастливые. Люди, у которых есть моральный компас, люди которые способны созидать и не пускать зло в свое сердце. Вопрос смысла у них решен. Решен сам по себе. А может стоит признать бессмысленность и начать медленно себя убивать? Но ведь “убивать” слишком громкое слово. Может и не убивать. Так, заглушать оглушающий звук из бездны бессмысленности внутри тебя и разочарования в окружающем мире, в людях. Есть множество способов эскапизма. Кто-то даже их делит на здоровые и не здоровые. Хотя в сущности разница лишь в том, что замедляет, а что ускоряет гниение. Я не вижу большую разницу между пьянством в одиночку и ведением здоровый диеты с постоянным спортом, если нет внутренних сводов правил, цели и понятия хорошо/плохо, допустимо/не допустимо. Все это лишь способ заглушить пустоту.
Вина за семейным столом все равно меня не покидает. Что я бы сегодня сказал врачу, которая спасла мне жизнь? В первую очередь: “спасибо”. Сегодня жить больно, но я ценю те счастливые и горестные моменты, которые она своими усилиями позволила мне увидеть. Жизнь не всегда была такой. Иногда я думаю, что из-за огромного количества ярких и счастливых моментов в прошлом я настолько болезненно все воспринимаю в настоящем. Ранее жизнь была яркой и цветной. Настоящее не порождает в себе ничего кроме серой и безвкусной пластмассы. Я хотел бы признаться ей, что нахожусь в шатком положении между замедленным самоубийством и попыткой поверить. Я бы хотел, чтобы он дал о себе знать. Не доказательства, но намека. Я часто вспоминаю строчку из песни польского рэпера Mata:
I choć gołym okiem widzę, że gdzieś łączy się niebo i ziemia
To wciąż jest daleko i bardzo się boję, że w końcu opadnę z sił
I choć w sumie znam więcej dowodów na to, że wcale cię nie ma
To postaram się żyć tak, jakbyś był
Вспоминаю этот отрывок постоянно, потому что я действительно хочу жить так, как если бы Он был. Даже, если мы, христиане, ошибаемся. Потому что человек должен любить, человек должен прощать, человек должен иметь смирение. Человек всегда должен иметь второй шанс, как бы он страшно не оступился. Любой заслуживает любви и прощения, понимания и заботы. Я очень обидчивый и злопамятный человек, я категоричный и порой безумно вспыльчивый, но жизнь не стоит того, чтобы тратить ее на ненависть, гнев и обиду. Лучшее, что было в моей жизни связано с любовью, искренностью, смелостью и созиданием — главными христианскими ценностями. Я мог делать что-то во имя тщеславия, но уверен, что в этом была лишь малая частица моего мотива.
В июле 2023 года я был в Иерусалиме. Я молился в главном месте всех христиан — Храме Гроба Господня. Тогда я попросил у Бога сделать меня сильнее. Мне казалось, что я нахожусь на пике жизни: я работал в ООН, о чем мечтал с детства, нашел любовь, спустя продолжительный период скитаний, обрел душевный покой. Тогда казалось, что я достиг всего, о чем мечтал подростком. Я просил дать мне больше сил. Божественное проявление случилось: через месяц не стало моей мамы. Этот случай стал настоящим испытанием для веры. Именно на ее похоронах я впервые подумал о том, что не уверен о встрече за той стороной. За этот год разрушилась моя внутренняя констиутуция, пошатнулась моя вера и принципы. Я свободен, но порой я хочу превратиться в безвольного раба, которому нужно говорить, куда идти. Если вера пробьет пелену боли, окутавшую мою душу, то я обрету второе рождение. Я стану лучше: начну любить ближнего и ценить жизнь, научусь прощать и понимать, жить во имя Человека. Если этого не случится, то душа и тело будут медленно тлеть пока все, что было хорошего во мне, станет пылью "самой зеленой травы".