Как стать счастливой. Часть третья
…Мы были единственными в городе Брюгге посетительницами ресторана в тот вечер. Перед нами, как перед иконой, поставили и зажгли лампаду. Белокурый голубоглазый официант, тоненький, но в просторном крахмальном переднике, возникал перед нами исключительно в момент смены головокружительной сладости яств. Мы бы не возражали с ним пообщаться. Мы хотели знать о нем все: как он рос, какие песни пела ему его мама, выходил ли он за ворота города Брюгге и прекрасней ли всех на свете его невеста. Он, поймав наши нежные взгляды, решился ответить. Нет, конечно, не обо всей своей жизни, но о самом главном событии в ней он отважился нам сообщить. Взглянув на нас со значением, он очень медленно вышел из ресторана. Мы, сидя на веранде, следили внимательно за передвижением юноши. Он перешёл мощеную камнем улицу шириной метра в два, зашёл в подворотню и появился тут же, но не один. Он вез перед собой очень новый, очень блестящий, очень никелированный велосипед. Он остановился с ним вместе перед верандой и, застыв, улыбнулся. Мы развели руками в знак восхищения. Молодой человек, переживая волнение, развернул своего драгоценного друга и повез его, оберегая собственным телом, в ту подворотню, откуда вывез.
-Все! - сказала я своей подружке. - Мы никуда с тобой не уедем из города Брюгге. Мы останемся здесь навечно. Умоляю, не возражай!
-А кем мы будем работать в этом городе? - поинтересовалась подружка.
-Как это кем? - поразилась я. - Мы будем работать здесь по специальности.
В городе Брюгге, как мы успели заметить, есть своя собственная газета. Вся необходимая жителям города информация размещалась на двух страничках - одной розовой, а другой жёлтой. Я планировала увеличить газету ещё на одну страничку, например бело-голубого цвета, и писать там о добропорядочных горожанах.
Перед моей подружкой, психологом по специальности, открывалось огромное поле деятельности. Мы уже обратили внимание, что в город проникли сведения о наличии в этом мире других городов и, может быть, даже стран. Один из ресторанов, к примеру, носил название "Голливудская таверна". А в игрушечном магазине продавалась настольная игра "Америка", с картонного поля которой улыбался аккуратно причесанный, сам Элвис Пресли. Если так пойдет дальше, то кто, как не детский психолог, сумеет уберечь горожан от неврозов?
…Гостиницу мы нашли в самом центре. Приоткрыв дверь, мы услышали звон колокольчиков. Мы тихонечко переступили порог и оглянулись. Антикварные кресла с кружевными накидками окружали не менее антикварный столик с витыми ножками и конечно, кружевной скатертью. В ажурных рамочках красовались картины ажурных каналов города Брюгге. Сделав шаг в сторону, мы услышали снова звон колокольчиков, замиравший потом, как только мы останавливались, и возобновлявшийся, как только мы переступали с ноги на ногу. Наконец, перед нами бесшумно возник круглоголовый, с птичьим лицом, невысокого роста, остроносый человечек в очках. На нем была тёмно-коричневый фланелевая свободная кофта и точно такого же цвета берет. Он склонил набок голову, перекрестил на груди руки с цепкими пальцами и, моргнув, изобразил готовность к приему двух посетительниц.
Мы поднимались вверх по деревянной витой лестнице. Ступени скрипели, пищали, стонали на все лады. Чем выше, тем чаще вместо пейзажей Брюгге на стенах попадались портреты монахов и лики святых отцов. Под ними на полочках размещались флаконы с разными жидкостями, которые, как мы поняли позже, предлагалось использовать для мора блох, клопов и тараканов. Трубы в ванной предложенных апартаментов, как только мы притронулись к крану, завыли подобно израильской сирене, возвещающей о ракетном обстреле.
Комната представляла собой очень узкий пенал с двумя железными койками, размещенными вдоль стены. На каждой подушке лежали Библия и памятка, содержащая перечень грехов, за которые посетителям грозит адское пламя. Со всех сторон на нас, не моргая, смотрели инквизиторы в полной готовности.
Мы залезли под одеяла, не раздеваясь.
Едва придя в себя от ночных кошмаров, мы спустились вниз, к завтраку. Каждое наше движение сопровождалось, как и вчера, сигналами колокольчиков. Перед нами с прежней бесшумностью возник тот же востроносенький человек. На сей раз он был облачён в белую блузу и белый берет.
В просторной гостиной с камином были накрыты столы…человек на сто. Мы выбрали столик в конце этого зала. Кофе был подан моментально. Тем же самым хозяином, портье и официантом в одном лице. Сам он, подав нам кофе, расположился в противоположном конце того же зала. Мы развернули плавленые сырки. И он развернул сырок, подражая нашим движениям. Мы приподняли чашки. Он тотчас же приподнял свою.
-Как ты думаешь, - прошептала подружка, - зачем зал накрыт на сто человек?
-Может быть, - предположила я, - прибудет автобус с туристами, и гостиница вмиг заполнится?
-Мало ты детективов смотришь, - устыдила меня подружка.- сколько мы насчитали комнат в гостинице?
- Максимум шесть, - поежилась я, подумав, что ситуация достойна сюжета фильма ужасов с привидениями.
Когда мы, намереваясь проститься с хозяином заведения, заглянули к нему за стойку, мы увидели, что наш знакомый, облачившись на сей раз в серую кофту и серый берет, сидит умильно сложив на груди руки крестом, и с интересом смотрит на экран телевизора. Экран показывал все, что происходило в четырех заселенных комнатах гостиницы…
Утро в Брюгге, в отличие от полдня и полночи, полно звуков. Там раздается цокот копыт, хрип повозок и ещё один странный, непривычный для уха, нежный ритмичный скрип. Это все женщины города одновременно моют окна. Потом они все, с соломенного цвета буклями, в белых толстых чулках и остроносых туфлях гигантских размеров, одновременно выносят на улицы маленькие складные лесенки. Поднявшись по ступенькам, все они одновременно протирают мокрыми тряпочками пыль с установленных над каждым входом маленьких статуй Девы Марии, а затем поливают герань в горшочках, висящих над умытыми статуями.
Каждое утро там с мылом моют фасады домов и тротуары, в городе Брюгге!
…В десять утра банк ещё не работал. В одиннадцать он продолжал не работать. Никаких объявлений, табличек с информацией нигде не было. На вопрос, когда же работает в городе банк, жители Брюгге вздыхали, хмурили лбы, потом пожимали плечами и отходили, углубившись в свои проблемы.
В двенадцать всех жителей Брюгге перестали заботить проблемы чего бы то ни было, поскольку настал час дневного сна.
Что ж.., мы, исполненные понимания, выехали из города, всецело отдавшегося сновидениям.
Спал не только, как мы скоро поняли, Брюгге. Спала вся страна, включая коров, птиц, домашних и перелетных, и насекомых.
Мы колесили по тропам безлюдной, сладко посапывающей Бельгии. Мы, останавливая машину, гуляли по абсолютно пустым улицам деревень. Все дома были раскрыты настежь. Ворота замков тоже были распахнуты. У въездов в ворота, впрочем, были воткнуты в землю таблички с просьбой не беспокоить.
К вечеру, так и не встретив нигде никого, мы прибыли на хутор, не обозначенный ни на какой, даже местной карте. На свежепокрашенном доме, над входом, было написано "ресторан".
Заспанная, милая большая женщина в тапочках на босу ногу, тоже большую, и в халате, согласилась нас накормить.
Густой, сводящий с ума ароматами, суп она подала нам в миске, из которой вполне можно было накормить досыта бригаду уставших рабочих. В миске такой же величины она подала нам жареную картошку. Полк солдат, я не сомневаюсь, был бы сыт и недееспособен, предложи ему только одну из двух порций мяса, возникших на нашем столе. Мы стонали, мы корчились в муках, мы обливали скатерть потоками слез. Мы умирали, но ели.
Мы никогда до того так вкусно не ели. Мы никогда до того так достойно не умирали.
Вздрогнула и закачалась, тревожно кряхтя, люстра на потолке. Потом зазвенели стекла, подскочили тарелки и попадали наземь вилки. Это хозяйкина дочь, девочка лет четырнадцати, спустилась из спальни сказать гостьям "здравствуйте"...
Ещё долгое время было достаточно сложно сконцентрировать взгляд на каком-нибудь определенном предмете. Нажать на тормоз моей подружке тоже не удавалось, потому что не было сил сдвинуть ногу.
…Уж и не знаю, сколько бы мы так ехали, не откройся нашему взору город Дюрбай.
Дома его не просто были укутаны зеленью, - они едва вмещались между деревьями, а те уступали в красоте и величии только шпилям, взлетающим над башнями замка.
Когда мы въехали в самый маленький в мире город, там наступила весна и расцвела сирень.
В 1995 году в Дюрбае насчитывалось триста жителей. Пятьдесят из трехсот в момент нашего въезда в город вышли из церкви. Они целовали и обнимали друг друга, не страстно, но искренне желая нетрудной недели. Все мужчины были в темных костюмах, а женщины - в лаковых черных туфлях и на зависть отглаженных белых блузках.
-Откуда вы? - поинтересовался хозяин дюрбайской гостиницы, сильный, белый, большой мужчина.
-Из Израиля, - честно признались мы.
Он подумал немножко и, к чести своей, решил не скрывать, что это название раньше ему слышать не доводилось.
-А вот сюда вы откуда приехали? - решил он упростить наш маршрут.
-Из Брюгге, - вздохнули мы, улыбнувшись сладостным воспоминаниям.
Улыбка расплылась и по лицу нашего нового друга.
-Вы были в Брюгге, - кивал он, - в городе Брюгге. Там в центре города есть пицца-холл. Вы обратили, конечно, внимание?
-Чтооо? - переспросил мы.
-Пицца-холл, - мечтательно повторил он. - О нем знает вся округа. Там пекут пиццу. Это такой итальянский пирог с овощами. Четыре раза в году я беру выходной и езжу семьёй в Брюгге, чтобы съесть пиццу…
Завершение этого путешествия - в следующий раз.