Борис Кагарлицкий: НАСЛЕДИЕ ГЕРБЕРТА МАРКУЗЕ
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КАГАРЛИЦКИМ БОРИСОМ ЮЛЬЕВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КАГАРЛИЦКОГО БОРИСА ЮЛЬЕВИЧА.
В большинстве трудов по истории марксизма Герберт Маркузе фигурирует либо как один из самых ярких представителей Франкфуртской школы, стремившейся соединить теоретическое наследие Зигмунда Фрейда с диалектическим методом Карла Маркса, либо как идеолог студенческих бунтов 1968 года, подвергший критике привычную для «старых левых» надежду на революционную роль рабочего класса. Идущие на смену прежним коммунистическим и социал-демократическим организациям движения «новых левых» делали ставку на молодежь и студенчество.
Всё это, безусловно, верно, однако Маркузе был не только философом и идеологом, но и политическим мыслителем, подвергавшим постоянной рефлексии свой собственный опыт и свои идеи, неизменно оглядывавшимся на конкретную социальную и политическую практику, на практику реальной борьбы. Это существенно отличает его от коллег по Франкфуртской школе, со многими из которых он с течением времени резко разошелся по многим вопросам. А его наследие можно, хоть и с определенными оговорками, поставить в ряд как раз с теоретиками революционного действия, такими, например, как Эрнесто Че Гевара, чье теоретическое наследие тоже остается, несмотря на посмертный героический культ, недооцененным.
Герберт Маркузе родился в 1898 году в Берлине, в еврейской семье, и главными политическими событиями его молодости закономерно стали Первая мировая война, русская и немецкая революции. В 1923 году Феликс Вайль, тоже очень еще молодой левый интеллектуал, ровесник Маркузе, создает при университете во Франкфурте-на-Майне Институт социальных исследований, активным сотрудником которого становится Маркузе. После прихода нацистов к власти в Германии институт, которым в тот момент руководил Макс Хоркхаймер, переезжает в Соединенные Штаты. На этом этапе Маркузе еще не самый заметный из «франкфуртцев». Гораздо большее внимание привлекают работы других его коллег – Эриха Фромма («Бегство от свободы» опубликовано в Америке в 1941 году) и Теодора Адорно.
Зато после войны Маркузе возвращается в Германию вместе с американскими войсками и принимает участие в работе по денацификации. Проблемы, которые предстояло решать, были как политическими, так и этическими. Как провести границу между соучастием в преступлениях режима и обычной бюрократической работой, выполнявшейся десятками тысяч безобидных и безотказных гражданских чиновников? И как быть с профессионалами и функционерами образования, непосредственно не вовлеченными в работу пропагандистской машины нацистов, но и не сопротивлявшимися ей? Достаточно вспомнить, что непосредственный учитель Маркузе – Мартин Хайдеггер – не просто сосуществовал с режимом, но и вступил в нацистскую партию (что, по мнению Маркузе, дискредитировало не только самого мыслителя, но и вообще экзистенциалистскую философию).
Работая с американской разведкой, Маркузе получил возможность изучить и большое количество советских текстов. С официальными структурами США философ прекратил сотрудничество после того, как завершилась его роль в денацификации, а вот накопленные материалы использовал, чтобы написать опубликованное в 1958 году исследование «Советский марксизм: критический анализ», где задался очень важным вопросом: в какой мере официальная коммунистическая идеология в СССР соответствует марксистскому методу. Выводы, сделанные философом, были неутешительными. Несмотря на постоянно провозглашаемое стремление основываться на материалистической диалектике, советские пропагандисты и идеологи мыслили сугубо механистически, игнорируя большую и наиболее важную часть наследия Маркса.
Известно, что для теоретиков Франкфуртской школы особое значение имели «Экономическо-философские рукописи 1844 года» (также известные под названием «Парижские манускрипты»), при жизни Маркса не публиковавшиеся и неизвестные до 1932 года. Вполне понятно, что анализ отчуждения, порождаемого капитализмом, был в равной степени неизвестен как Плеханову и Каутскому, так и Ленину. А потому оба идеологические течения, сформировавшиеся в рамках рабочих организаций к 1920-м годам – социал-демократы и коммунисты – в равной степени опирались на ограниченную версию марксизма, в которой на первый план выходили именно вопросы политической экономии, поставленные в «Капитале». Однако главная проблема советского официального марксизма по Маркузе состояла не в незнании тех или иных философских текстов, а в органической связи с бюрократическим государством, что неминуемо подчинило его развитие административно-политическим задачам власти.
Разумеется, сегодня многие выводы, сделанные Маркузе, кажутся уже банальными и очевидными. Но не стоит забывать, что написано все это еще в середине 1950-х годов, когда в самом СССР еще только начиналась оттепель.
Самые знаменитые работы Маркузе, сделавшие его своего рода «культовым мыслителем» среди радикальной молодежи в США, а позднее и в Западной Европе, были написаны в 1960-е годы. Сначала «Одномерный человек» (1964), а потом «Эссе об освобождении» (1969). В отличие от социал-демократов, видевших в растущем потреблении трудящихся после Второй мировой войны доказательство успеха реформ и роста влияния рабочего класса, Маркузе заговорил о потреблении как системе манипуляции и контроля, превращающей массы в пассивный объект управления. Но главная проблема не в том, что люди утрачивают собственную волю, классовое сознание и вообще способность самостоятельно формировать свою жизнь, а в том, что им это нравится. Новые формы социального контроля, не связанные с насилием, запугиванием и принуждением, оказываются в этом смысле и более эффективными.
Подобный пессимистический взгляд на общество капитализма и потребления привел Маркузе и к неутешительным выводам относительно рабочего класса западных стран, утратившего свой революционный потенциал. В отличие от коммунистов и троцкистов, которые тоже осознавали эту ситуацию, но винили во всем оппортунистическое руководство социал-демократии, автор «Одномерного человека» видел проблему в самом рабочем классе, который после Второй мировой войны на Западе обуржуазился. В то же время объективные противоречия капитализма никуда не делись. Клетка, даже комфортабельная и позолоченная, остается клеткой, но разрушена она будет не изнутри, а извне.
Маркузе связывает свои надежды с молодежью и со студенчеством не из-за возраста этих людей, а из-за того, что они в полной мере еще не интегрированы ни в систему потребления, ни в систему производства (и как следствие – воспроизводства буржуазных отношений).
Такие взгляды закономерно делали Маркузе идеальным мыслителем для движения «новых левых», опиравшегося именно на радикальную образованную молодежь. И хотя мало кто из парижских бунтарей в мае 1968 года читал его работы, подобные идеи легко усваивались и подхватывались восставшими. Однако сам философ, анализируя опыт «новых левых», сделал важные выводы, заставившие его в значительной мере скорректировать свою позицию. Политика правящих классов не оставалась неизменной, реагируя на новые вызовы, капитал пошел по пути превентивной контрреволюции, подавляя бунт в зародыше. В то же время Маркузе, наблюдая за развитием социальных конфликтов, в поздних своих работах стал более позитивно оценивать перспективы рабочего класса, подчеркивая, что маргинальные по отношению к системе силы оказываются не способны самостоятельно завершить процесс изменений. Маркузе говорил про «малый мотор» революционного студенчества, который поможет запустить «большой мотор» рабочего класса. В том, что нам предстоит пережить обострение социальных противоречий, философ не сомневался. Он предсказывал появление новых информационных технологий, которые станут одновременно инструментом контроля, слежки и манипуляции и мощным инструментом освобождения. Бывший марксист Лешек Колаковский, цитируя соответствующие пассажи Маркузе, смеялся и приводил их как свидетельство того, что старый философ окончательно выжил из ума. Увы, сегодня мы очень хорошо знаем, кто в итоге оказался прав.
Маркузе умер 29 июля 1979 года. Незадолго до смерти он дал несколько интервью, в которых подводил итоги своей жизни. Я в эти дни был в Восточной Германии, где просмотр передач западного телевидения был почти обязательным вечерним ритуалом даже для граждан, вполне лояльных к коммунистической идеологии. Журналист расспрашивал философа о текстах, оказавших на него самое большое влияние. В ответ тот назвал «Тезисы о Фейербахе» Карла Маркса и процитировал XI тезис: философы лишь по-разному объясняли мир, но дело в том, чтобы его изменять (кстати, эта же цитата встречает посетителей в главном вестибюле Университета имени Гумбольдта в Берлине). «А вы, – допытывался журналист, – многое в мире изменили?» Философ ответил отрицательно. «Я всего лишь изменил сознание некоторых молодых людей».
Одним из них был я.