Роберт Даль. Полиархия. Итоги. Часть 1.

ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ДЕЙСТВИЙ

Предположим далее, что мы смотрим на проблему с точки зрения того, кто живет в конкретной стране.
Предположим, что гипотетический Новатор, живущий в стране, управляемой гегемонистским или смешан­ным режимом, желает помимо прочего снизить пре­пятствия на пути эффективного участия в политике и политического сопротивления, т.е. желает приблизить страну к уровню полной полиархии, если не достичь ее в полной мере.
Можем ли мы что-либо предложить нашему Новатору исходя из анализа, содержащегося в предшествующих главах?

Фактически нам нечего ему предложить относи­тельно того, как приобрести власть, необходимую для политических инноваций в контексте специфической личной, национальной и исторической ситуации: идет ли речь о реформах или революции, работе внутри, около, за пределами или против существующего режи­ма, приобретении и использовании власти в качестве члена правящего класса или тайного члена заговор­щической оппозиции и т.д.
Но за пределами этих важ­нейших тактических проблем приобретения власти, необходимой для реализации изменений, существуют вопросы стратегических целей и специфических спо­собов использования однажды приобретенной власти для приближения определенной страны к уровню по­лиархии.

Как обычно, тактика и стратегия не суще­ствуют отдельно; в принципе, стратегические цели должны управлять процессом выбора тактики, и при этом выбор тактики может иметь решающее значение в достижении целей.
Даже если тезис данной книги бесполезен в отноше­нии тактики, думаю, что он может повлиять на стра­тегию, которая пригодилась бы Новатору. Позвольте рассказать о ряде таких последствий.

Критическая оценка

Предположим, что Новатор просто начинает с пере­осмысления.

Возможно, самый очевидный вывод, ко­торый он мог бы сделать из предшествующих глав, со­стоит в том, что в любой стране в определенный период времени возможности будут ограничены. В некоторых странах мудрый и даже мужественный гражданин мог бы просто в отчаянии опустить руки в ожидании следу­ющего исторического поворота, пока не наступит более благоприятный момент для реализации его планов.

Полные энтузиазма демократы, без сомнения, ска­жут, что подобное утверждение чересчур пессимистич­но.
Но я убежден, что больший вред шансам демократии был причинен в результате игнорирования трудностей при столкновении с ними лицом к лицу. Безусловно, политические события этого столетия полностью под­твердили старую точку зрения, согласно которой демо­кратия на определенном историческом этапе, помещен­ная в рамки текущих условий жизни людей, не обязана непременно побеждать вопреки всем трудностям.
Но ни один тезис, выдвинутый на предшествующих страницах, не подтверждает ни глупый пессимизм, ни, безусловно, предвзятость, столь распространенную среди американцев, которые утверждают, что предста­вительная демократия требует уникального соединения исключительно редких условий и лишь немногим (на­ пример, самим американцам) повезло настолько, что они обладают этими условиями. Выделяется же в обще­мировой перспективе многообразие обстоятельств, в рамках которых полиархии, если позволите снова вер­нуться к данному термину, действуют сегодня.

Итак, согласно точке зрения, представленной в дан­ной книге и подкрепляемой до некоторой степени до­ступными мне свидетельствами, границы, в рамках ко­торых оппоненты правительства имеют возможность оспаривать политику этого правительства, непред­сказуемы, но не случайны.
И если шансы оппозиции в основном определяются факторами, превышающими их непосредственный контроль, степень свободы оп­позиции иногда может изменяться в результате спла­нированного человеческого выбора.

В предыдущих главах подчеркивалось значение семи факторов, вариации которых приводят к возник­новению либо полиархии, либо гегемонии.
Повторюсь, если Новатор живет в стране, где все семь элементов способствуют политической состязательности, шансы полиархии, безусловно, очень высоки, а возможно, и абсолютны. Если же он живет в стране, где все семь элементов благоприятствуют гегемонии, то шансы конкурентного режима, и в частности, открытой по­лиархии, естественно, крайне малы, тогда как шансы гегемонистского режима высоки.

Выбирая тактику и стратегические цели, Новатор должен, конечно, учитывать профиль своей страны и вытекающие отсюда ограничения и возможности.
В стране с очень благоприятным набором профилей и значительным опытом конкурентной политики в усло­виях смешанного режима было бы разумно работать над изменениями, которые бы привели к полной поли­архии.

В стране с крайне неблагоприятным профилем немедленное введение полной полиархии объективно было бы утопией.
Так, даже если бы существующий гегемонистский режим был свергнут или пришел в упадок, предоставив группе новаторов возможность принять конституцию, предписывающую наличие ин­ститутов полиархии, подобная конституция вряд ли была бы эффективной, а установленные ею институты были пустыми или недолговечными.

И все же даже в такой гнетущей для демократа ситуации Новатор мог бы реализовать определенные изменения, которые привели к большему участию и оспариванию поли­тики и таким образом спустя достаточно длительный период времени увеличили бы шансы полиархии.

Взаимные гарантии

Мы не можем ожидать от оппонентов терпимого отношения друг к другу, если одна из сторон конфлик­та убеждена, что терпимое отношение к оппоненту уничтожит ее саму или приведет к серьезным непри­ятностям.
Терпимость с большей вероятностью распространяется и существует только в группах, которые вряд ли способны причинить существен­ный вред другой. Таким образом, издержки терпимого отношения могут быть снижены в результате эф­фективных взаимных гарантий, направленных про­тив уничтожения, крайнего насилия или причинения жесткого вреда. Следовательно, стратегия либера­лизации требует поиска подобных гарантий.

Необходимо сосредоточить внимание скорее на по­иске, чем на специфике, поскольку проблемы каждой страны настолько различны, что было бы глупо пред­лагать их общее решение.
Первый шаг в сторону либе­рализации в условиях крайне гегемонистского режима неизбежно должен отличаться от следующих шагов в условиях квазигегемонии.
В полной гегемонии пер­вым шагом будет ни больше ни меньше как осознание того, что в конфликте правящих групп проигравший не будет наказан смертью или тюремным заключени­ем, ссылкой или полной нищетой.
В этом отношении изменения, произошедшие в СССР от сталинской ге­гемонии к постсталинской системе, были важнейшим шагом в сторону либерализации.

Как мы уже убедились, природа и очевидность га­рантий для потенциальных антагонистов в полиархи­ях существенно различаются.
В крайне гегемонистских странах очевидные меры менее важны, чем в странах с глубоким субкультурным расколом, где для обеспе­чения необходимой безопасности этим субкультурам могут потребоваться конституционные и институ­циональные структуры. Более того, расколы и обще­ственные институты, управляющие ими, редко являются статичными:
в Индии государственные границы менялись с 1956 г. для приведения их в соответствие с основными языковыми границами;
в Нидерландах verzuiling — сегментация — вовсе не была неизмен­ным фактом, и с тех пор как она была впервые выделе­ на исследователями, степень ее плавно снижалась.
То, что сохраняется в Нидерландах или совершенно иной политической системе Швейцарии, то, что составляет краеугольный камень развивающейся системы регио­нальных (государственных) правительств в Индии, то, что развивают валлоны и фламандцы в Бельгии, то, чего все больше и больше требует франкоговоря­щая часть Канады, — это и есть система взаимных га­рантий, которая обеспечивает безопасность основных субкультур.

В стране с субкультурным расколом и гегемонистским режимом Новатор, пытающийся проводить либе­рализацию системы, также сталкивается с проблемой взаимных гарантий.
В 1968 г. в своем стремлении к ли­берализации лидеры однопартийного гегемонистского режима в Чехословакии до вторжения и оккупации Советским Союзом одобрили идею федеративной си­стемы, которая позволила бы двум территориальным и языковым группам — чешской и словацкой — иметь свою собственную территорию в рамках государства.
Более того, новый вариант конституции правящей коммунистической партии подходил к проблеме суб­культурного плюрализма не только посредством реор­ганизации партии по федеральной линии, но также с помощью взаимного вето на определенные решения, принимаемые центральным комитетом.
Хотя реше­ния центрального комитета должны были прини­маться большинством голосов, решения, касающиеся «жизни, суверенитета или высших национальных или территориальных интересов», требовали одобрения по крайней мере половины представителей каждой субкультуры в центральном комитете, причем каждая группа голосовала отдельно. Поскольку словаки со­ставляли только 18% членов партии, оппозиция, со­ставлявшая немногим более 9% среди членов партии, в принципе, могла блокировать решения подобного типа.
Таким образом, чехи и словаки, по-видимому, двигались в направлении «консолидированного» ре­шения проблемы защиты субкультурного меньшин­ства в политической системе, которая пыталась стать менее гегемонистской и более восприимчивой к дав­лению со стороны общества.

Как в полиархиях, чем ближе страна подходит к си­стеме взаимных запретов, тем выше риск статично­сти. Этот риск — цена, которую страна с потенциально враждебными субкультурами платит за терпимое от­ношение к политическому выражению этого раскола.
Очевидно, что во многих странах те, кто выступает за или против либерализации, не готовы платить такую цену.
Однако в длительной перспективе она может быть гораздо ниже, чем кажется на первый взгляд. Так, опыт ряда «консоциативных» стран показывает, что система взаимных гарантий может постепенно ослаб­лять страхи и враждебность субгрупп, способство­вать созданию более обширной и глубокой поддерж­ки институтов политического участия и публичного оспаривания, укреплять чувство государственности и — со временем — перенаправлять политическую активность, задействованную в субкультурном кон­фликте, на другие проблемы общества.