V. СОДЕРЖАНИЕ И СВОБОДА
Приглашайте, а не принуждайте.
Общество, о котором говорится в этой книге, как и вся книга, отводит большое место критической свободе.
Следовательно, вполне ожидаемо, что одни придут к Мемориалу ветеранов войны во Вьетнаме, а другие будут держаться от него подальше; кто-то будет ненавидеть и критиковать произведения искусства в Миллениум-парке, а кто-то найдет в них что-то трогательное и игривое; некоторые сочтут речь Кинга банальным набором штампов, в то время как другие продолжат находить ее вдохновляющей.
Как мы видели, у настоящих художников, создающих публичное искусство, есть множество способов подчеркнуть достоинство и красоту критического духа. И правда, они часто помогают обществу сохранять этот критический дух в непростые времена, изображая его в привлекательном поэтическом свете. Индия развивается как весьма успешная демократия, где действительно есть критическая свобода, во многом благодаря тому, что Ганди в качестве гимна своего освободительного движения выбрал песню «Если никто не ответит на твой зов, иди один», написанную Тагором. То, что первой книгой, выбранной в рамках программы «Одна книга, один Чикаго», стал роман «Убить пересмешника», напоминает всем о том, что способность к рискованному инакомыслию является основной ценностью американской общественной культуры, необходимой для решения проблем общества.
Но разве общество не ставит под угрозу критическую свободу каждый раз, когда призывает граждан испытывать сильные эмоции одного рода, а не другого? Конечно же, нет.
Во-первых, как я только что сказала, критический дух – это та вещь, по отношению к которой важно культивировать эмоциональную привязанность, побуждая людей заботиться о нем и бороться с препятствиями на пути к нему. Поскольку критический дух свободы всегда находится под угрозой, разумно воспитывать детей так, чтобы они думали об Аттикусе Финче как о герое или напевали «Если никто не ответит на твой зов, иди один».
Во-вторых, неправильно полагать, что приглашение к сильным эмоциям должно быть принудительным. Все зависит от того, что станет с человеком, который откажется от приглашения. И именно поэтому надежная защита свободы слова, собраний и вероисповедания должна стать ключевой частью институционального фона этого проекта. Важной частью этой защиты, как мы видели в восьмой главе, должна стать защита юных инакомыслящих умов в школах, где давление со стороны сверстников, вероятно, будет принудительным, даже в случаях, когда закон не таков. Преподавание патриотизма в школах приглашает к сильным эмоциям, но нам позволено бунтовать.
И самое главное: просто ошибочно полагать, что общество, которое защищает критический дух, должно оставаться нейтральным или равнодушным, когда речь заходит о его основных ценностях. В любом хорошем обществе есть определенные представления о том, что хорошо, а что плохо: например, расизм – это плохо, а равное уважение – это хорошо. И нет ничего нелиберального в этой определенности – по крайней мере, до тех пор, пока гарантируется свобода слова несогласных.
Страстная риторика, направленная на самые заветные цели и задачи общества, не ставит под угрозу свободу инакомыслия. Несогласные остаются свободны оспаривать эти цели. Между тем нет ничего нелиберального в том, что общество изо всех сил пытается реализовать свои цели, опираясь на любую эмоциональную поддержку, которая ему доступна. Было бы просто нелепо полагать, что Мартин Лютер Кинг – младший был против свободы слова, потому что он страстно выступал против расизма и не включал в свою речь аргументы за расизм наряду с аргументами против расизма. И было бы так же нелепо полагать, что просить детей послушать речь Кинга на торжественном празднике и в тот же день просить их с тем же энтузиазмом не слушать речи расистов – это попытка осуществления нелиберального контроля сознания.
У публичных произведений искусства, памятников и парков нет никакой возможности оставаться эмоционально нейтральными. Они должны быть организованы одним способом, а не каким-то другим, и если они вообще оказывают какое-либо эмоциональное воздействие, то оно должно быть какого-то определенного типа. Проходя мимо них, вы становитесь уязвимыми перед их приглашением. Однако даже это не является нежелательным типом патернализма, поскольку не отменяет критику или выбор. Как показала история с Мемориалом Рузвельта, часто критика может даже изменить саму работу – только время покажет, каким образом.
Следовательно, в худшем случае приглашение, поступающее от парка или памятника, похоже на «подталкивание», описанное Ричардом Талером и Кассом Санстейном в «либертарианском патернализме», который устанавливает варианты по умолчанию, но это не мешает вам делать, говорить или думать иначе. Большинство людей, проходящих вдоль Мемориала ветеранов войны во Вьетнаме, обнаружат, что их эмоциям бросают вызов определенными способами. И это выражается в том, как художник спроектировал свою работу. Но всегда можно просто не пойти туда или же пойти туда, заранее настроившись против приглашения, исходящего от Мемориала.
Публичные произведения искусства должны задавать параметры по умолчанию; единственная альтернатива этому – отсутствие публичного искусства вообще или же искусство такой ошеломляющей посредственности, что оно не несет в себе вообще ничего.
На самом деле, маловероятно, что незаурядное искусство будет навязывать унылое единообразие и однородность. Когда мы думаем о тоталитарных режимах, которые пытались навязать свою точку зрения через искусство, мы всегда обнаруживаем плохое искусство: например, советский реализм и его многочисленные вгоняющие в сон родственники. Настоящие художники – это инакомыслящие, как «сумасбродные» баулы Тагора. Эта книга с самого начала придерживалась непредсказуемого и своеобразного в искусстве: фонтан Крауна, «Облачные врата», поэзия Тагора, вдохновленная баулами. Желание Конта контролировать художников и содержание их работ было ошибочно.
Иными словами, нет ничего плохого в том, что нация занимает определенную позицию, в том числе эмоциональную, и позицию, выраженную через искусство. Нации должны отстаивать что-то – на самом деле много чего. И они должны распространять свои идеалы разными способами. Единственное, что могло бы поставить свободу под угрозу, – это подавление различных мнений.