1.1. Великобритания

Чем объясняется тот факт, что Великобритания последовала по пути постепенной демократизации, и почему демократия в ней настолько лег­ко консолидировалась?

На определенном уровне ответ, вытекающий из проведенного нами анализа, ясен: параметры — в частности, характер политических и экономических институтов, структура экономики, проб­лема коллективного действия и издержки и выгоды революции — были таковы, что в преддемократической Великобритании сложилась суще­ственная угроза революции и элиты не могли устранить это давление без демократизации. Они также не находили для себя выгодным при­менить репрессии для предотвращения демократизации. Однако этот ответ неполон. Необходимо понять, как Великобритания пришла к тем параметрам, которыми она характеризовалась в XIX и XX столетиях.

Рассмотрим теперь, какие параметры были более важны для понимания британского случая, и как они эволюционировали.

В XVII в. имел место ряд политических конфликтов, в которых по­бедили силы, заинтересованные во введении политических институтов, ограничивающих де-юре власть монархии. Это изменение политических институтов намного улучшило экономические институты. Благодаря сокращению рисков экспроприации со стороны государства, права соб­ственности стали более прочными. Политическая власть де-юре в этой новой системе находилась в руках людей с торговыми и капиталистиче­скими интересами; это вело к большим переменам, например, на рынках капитала и финансов, которые были важны для роста экономики.

Причина того, что эти институциональные изменения возникли в Ве­ликобритании, как представляется, двояка. Во-первых, в начале ранне­современного периода, британские политические институты ограничи­вали полномочия монархов более, чем в других странах [Ertman, 1997]. Почему это было так? Скорее всего это было итогом сложных историче­ских процессов династического строительства и завоеваний. Во-вторых, имели место важные сдвиги в структуре экономики, которые значительно усилили влияние интересов некоторых групп, в особенности капитали­стических фермеров (так называемых джентри) и купцов, а также в раз­личных экономических институтах. Кроме того, был важен ранний закат феодальных институтов в Великобритании [Brenner, 1976]. Эти измене­ния усилили политическую власть де-факто социальных групп, заинтересованных в капиталистическом развитии, что оказало определяющее воздействие на результаты гражданской войны и Славной революции [Tawney, 1941; Brenner, 1993; Acemoglu et al., 2005]. Например, купцы, обо­гатившиеся благодаря торговле в колониях, смогли сыграть решающую роль в ходе обоих конфликтов, встав на сторону парламента.
Итогом конфликтов XVII в. в Великобритании стало появление эко­номических институтов, которые гарантировали права собственности большому числу людей [Thompson, 1975]. Результатом стал выход из мальтузианской ловушки и начало современного экономического роста.

Однако структурные изменения, которые начались вследствие этого (например, урбанизация и подъем фабричной системы), имели даль­нейшие последствия для распределения политической власти де-факто.

В частности, они сделали намного легче осуществление политической власти де-факто бедными и лишенными политических прав (см.: [Tilly, 1995; Tarrow, 1998], где задокументированы меняющиеся качественные характеристики коллективного действия в этот период). Рост фактиче­ской политической власти бедных делал существующий режим неустой­чивым и создавал необходимость изменения политических институтов, чтобы разрядить угрозу революции. Это означало изменение будущего распределения политической власти и, следовательно, обеспечение бу­дущих экономических институтов и принятие политических решений, совместимых с интересами бедных. Именно это сделал процесс демокра­тизации. Политические трения также усугублялись ростом неравенства, который (см. главу III наст, изд.), по мнению большинства исследователей, имел место в первой половине XIX в. Начиная с 1832 г. британские политические элиты сделали ряд стратегических уступок, направленных на инкорпорирование ранее лишен­ных права голоса в политику, поскольку альтернативой виделись со­циальные волнения, хаос и, возможно, революция. Уступки делались постепенно, так как в 1832 г. социальный мир мог быть достигнут ценой подкупа среднего класса. Более того, эффект уступок был ослаблен бла­годаря особенностям политических институтов, в частности, сохраня­ющегося непредставительного характера Палаты лордов. Хотя ей и был брошен вызов в ходе реформ 1832 г., Палата лордов оставалась важным оплотом богатых против возможных радикальных реформ, исходящих от демократизированной Палаты общин.

Позднее, когда рабочий класс реорганизовался в чартистском движении и затем в профессиональных союзах (трейд-юнионах), пришлось идти на дальнейшие уступки. Пер­вая мировая война и ее последствия ознаменовали окончательный при­ход полной демократии.

Почему британские элиты создали демократию? Многие другие стра­ны сталкивались с таким же давлением, и политические элиты предпо­читали применить репрессии по отношению к лишенным политических прав, а не делать им уступки.

Проблема, связанная с репрессиями, в том, что они дорогостоящи: есть риск уничтожения активов и богатства.
В урбанизированной среде Европы XIX в. (Великобритания была ур­банизирована на 70% во времена второго Акта о реформе) лишенные политических прав массы были относительно хорошо организованы и поэтому их было трудно подавлять. Более того, индустриализация и по­литика свободной торговли после 1840 гг., использующие сравнительные преимущества Великобритании, привели к возникновению эконо­мики, основанной на физическом и, все более, человеческом капитале. Такие активы легко уничтожаются репрессиями и конфликтами, что де­лает выбор подобных стратегий относительно дорогостоящим для элит.

Поскольку капитал труднее перераспределять, демократия для элиты в Великобритании была меньшей угрозой, и было легче убедить их при­нять ее.
Репрессии привлекательны, когда они не только относительно де­шевы, но и когда ставки высоки. Рассмотрение нами этого вопроса по­зволяет говорить о том, что изменения экономических и политических институтов, которые сделали возможным устойчивый экономический рост, также сделали демократию предметом меньшей обеспокоенности для британских элит.
Тем не менее демократия действительно принесла изменения эко­номических институтов, далекие от тех, что были желательны элитам.

В XIX в. экономические институты — особенно рынок труда — ставили в невыгодное положение бедных. Например, профессиональные союзы были запрещены законом еще в 1850 г., по которому рабочие, пытавши­еся организовать профсоюз, могли быть отправлены в колонию для заключенных в Тасманию (Австралия). Как было рассмотрено в главе III, эта практика и многие другие изменились, особенно после 1867 г., когда экономические институты были изменены так, чтобы отвечать требованиям вновь получивших право голоса. Хотя и важные для функционирования британской экономики в XIX в. следствия этих изменений были значительно менее вредны для элит, чем возможность либерализации рынка труда в сельском хозяйстве или угроза аграрной реформы для экономики, в которой господствуют землевладельческие элиты. Дей­ствительно, в сравнении с изменениями экономических институтов, с которыми столкнулись элиты России или Австро-Венгрии в XIX в., или элиты Гватемалы и Сальвадора в XX, британским элитам было относи­ тельно легко принять перемены, произошедшие в их стране.

Начиная с 1832 г. британские политические элиты сделали ряд стра­ тегических уступок, направленных на инкорпорирование ранее лишен­ ных права голоса в политику, поскольку альтернативой виделись со­ циальные волнения, хаос и, возможно, революция. Уступки делались постепенно, так как в 1832 г. социальный мир мог быть достигнут ценой подкупа среднего класса. Более того, эффект уступок был ослаблен бла­ годаря особенностям политических институтов, в частности, сохраня­ ющегося непредставительного характера Палаты лордов. Хотя ей и был брошен вызов в ходе реформ 1832 г., Палата лордов оставалась важным оплотом богатых против возможных радикальных реформ, исходящих от демократизированной Палаты общин. Позднее, когда рабочий класс реорганизовался в чартистском движении и затем в профессиональных союзах (трейд-юнионах), пришлось идти на дальнейшие уступки. Пер­ вая мировая война и ее последствия ознаменовали окончательный при­ ход полной демократии.
Почему британские элиты создали демократию? Многие другие стра­ ны сталкивались с таким же давлением, и политические элиты предпо­ читали применить репрессии по отношению к лишенным политических прав, а не делать им уступки. Проблема, связанная с репрессиями, в том, что они дорогостоящи: есть риск уничтожения активов и богатства.
В урбанизированной среде Европы XIX в. (Великобритания была ур­ банизирована на 70% во времена второго Акта о реформе) лишенные политических прав массы были относительно хорошо организованы и поэтому их было трудно подавлять. Более того, индустриализация и по­ литика свободной торговли после 1840 гг., использующие сравнитель­ ные преимущества Великобритании, привели к возникновению эконо­ мики, основанной на физическом и, все более, человеческом капитале. Такие активы легко уничтожаются репрессиями и конфликтами, что де­лает выбор подобных стратегий относительно дорогостоящим для элит.

Поскольку капитал труднее перераспределять, демократия для элиты в Великобритании была меньшей угрозой, и было легче убедить их при­нять ее.

Репрессии привлекательны, когда они не только относительно де­шевы, но и когда ставки высоки. Рассмотрение нами этого вопроса по­зволяет говорить о том, что изменения экономических и политических институтов, которые сделали возможным устойчивый экономический рост, также сделали демократию предметом меньшей обеспокоенности для британских элит.
Тем не менее демократия действительно принесла изменения эко­номических институтов, далекие от тех, что были желательны элитам.

Что можно сказать про обещания перераспределять блага в пользу бедных с целью предотвращения демократизации? Политические элиты в Великобритании, как представляется, не рассматривали всерьез мас­совое перераспределение доходов в качестве альтернативы демократии, хотя они, несомненно, ожидали, что демократия может к нему приве­сти. Возможно, как указывал Дж. Стефенс, обещания перераспределе­ния были недостоверными. Знаменательно, к примеру, что чартистская петиция, привлекшая наибольшее внимание парламента, была подана в 1848 г., в разгар европейских революций. При такой угрозе революции политические элиты должны были прислушиваться к требованиям масс;
однако пока они сохраняли власть, то прислушивались, только когда угроза была наглядной, действенной. А чартистское движение создавало только преходящие угрозы. Так что, возможно, неудивительно, что обещания перераспределять доходы с целью прекратить общественные волнения не были первыми на повестке дня в Великобритании.

И наконец, почему демократия в Великобритании консолидировалась так легко? Наша теория позволяет говорить о том, что на это повлияли многие из тех же факторов, что были рассмотрены в контексте демокра­тизации. Она консолидировалась, потому что перевороты были слишком дороги и, в любом случае, демократия была недостаточно радикальна для того, чтобы представлять существенную угрозу традиционным элитам.

Демократия в конце концов принесла важные изменения в британское общество, но на это ушло полвека, и пришлось ждать, пока не проявился полностью эффект образовательных реформ. Элиты никогда не вставали перед лицом угроз, обычных в ходе демократизаций в других странах мира, т.е. перед угрозой радикального перераспределения активов. При этих обстоятельствах в соответствии с нашим подходом можно утверж­дать, что элиты должны были в меньшей степени быть противниками демократии, и это соответствовало действительности.