Молитва к молодости (2/3)

У бара, на крыльце, крутился Митя, разговаривая по телефону. Высокий, долговязый, с копной волос под капюшоном. В зеленой куртке, с синими вставками и молниями на груди. Мы поздоровались, и я прошел вовнутрь.

Внутри было светло и пусто. Гудели лампы, скучал за стойкой бармен. За его спиной за шторкой на кухне, что-то готовилось, шипело масло. Ломилась от настольных игр полка над ним.

Не густо.

Крепко сбитые, низкие столики вокруг сцены. Одинокая стойка для микрофона, валяются вокруг нее сдутые дряблые шарики. А позади, на стене, картонные буквы: «Мы ждем веселья». За столиком сидел, развалившись, Жора, ноги закинув на соседнюю табуретку. Рядом с ним, по ту сторону стола от меня, два каких-то типа.

Ты бежал в люди. Ну вот – все, кто есть.

Я пальто скинул на вешалку, Митя остался снаружи. Тот второй остался с ним. Смерил меня только взглядом в черном зеркале окна. Затем отвернулся и шагнул в темноту. На пустые улочки, где не на шутку разыгрался ветер.

Сбежал из столицы? – улыбаясь, начал тут же Жора – Не смог?

А ты все такой же – сказал я подходя.

Его типы даже не пошевелились. Сидели, уткнувшись в телефоны, не поднимая голов. Он поймал мой взгляд, руки развел будто радушный хозяин и сказал:

«Сотрудники мои.»

Ясно – сказал я, заказал себе пару пива, и вернувшись к столу спросил – А что там Митя ловит?

Жора освободил от своих ног табуретку, представил своих типов, но я так их и не запомнил. Для меня они так и остались Первый и Второй.

О…Девчули - сказал он, зевая. – Ты к нам надолго?

- Думаю, да.

- Москва – это не для таких, в миг поломает.

Я только рассмеялся.

Ты же сам хотел перебраться. Там же карьера, связи, жизнь кипит и все такое. А теперь вот сотрудники…

Жора отмахнулся.

В дальнем углу, на квадратном столике стоял бронзовый чайник. В подставке под ним заходились угли. Из его длинного тонкого носика, тянулась к потолку, вилась будто танцуя, полупрозрачная нитка цвета лазури. Легкий эфир, горячий, воздушный, вязкой негой обволакивал потолок.

Искрился в свете ламп, колыхался как тонкая невесомая ткань.

О Москва – сказал он, пригубив пива.

Эти О. О Москва, о девчули, о время, о вечер, о люди, о машина, о друзья… Всё что с ним происходило, всегда было, по его словам, самым лучшим. Всегда было все так как надо. Но. Эти О.

Одно маленькое «о» - отделяло важное от ненужного. Именно тут проходила его граница. Его определенность. Его я. Нелживое. Живое. Работающее.

Всякое сказанное им «плохо» — это всегда для проформы, сказанное только потому, что так требует ситуация, потому что надо сохранить лицо. Потому что надо быть со всеми. Быть в хоре. Но всякое «о это плохо». одна нечаянно пропущенная вперед буква, означала, что как только он скроется ото всех за углом. Скроется от людей. Тут же припустит со всех ног, ринется делать все что возможно, лишь бы убрать эту букву.

Из-под чайника с шипением вырвался сноп искр и тут же погас. Он задрожал, крышечка задребезжала. Эфир густел, наливаясь цветом, облизывал потолок, из угла разрастаясь гематомой.

Чего я там не видел? Все те же свиньи, только в профиль. – он кивнул на своих сотрудников, Пиво перед ними стояло не тронутым - Деньги можно зарабатывать и в нашей деревне. Здесь и народ попроще.

Да Москвы – говорю. – шестьдесят километров...

-Зато какой контраст. Ты то вот вернулся…

Я надеялся на передышку, думал людей тут будет больше. Я подсмотрю, увижу. Заберу себе готовый шаблон, за которым можно укрыться. Но тут только Жора, и два его молчаливых отростка.

Не густо.

При чем тут Москва, Жора – сказал я. – Баба! Хуже любой столицы.

Н-да – сказал он – Не хуже …

Живая ткань под потолком тяжелела, не в силах удержаться под светом, разряжалась, опускаясь все ниже и ниже. Лазурной пеленою нависая над нашими головами.

Затем он потянулся, ноздри задрав повыше. Что есть силы вдохнул. Наливаясь эфирной негой.

Сегодня у нас что?

«Пятница», —сказал Второй.

Хуже… -ответил Жора – У меня вот на работе посадили директора. Вагоныча. А сегодня я ходил к его жене. Представляешь? Прихожу на работу пару недель назад, а все шепчутся. И никто не знает за что. А я знаю. И мой непосредственный начальник знает.

Он отпил пива. Наклонился ко мне и начал чертить на столе схему.

О Вагоныч. – Жора воздел руки к небу, - виртуозно списывал продукцию, а я продавал. А начальник у меня, самый настоящий Боров. Старый, дряхлый, морда обвисла, но здоровый сука. Кулак с мою голову. И вот прихожу я тогда в офис. Он молчит. Ходит только мимо кабинета постоянно шаркает, сопит как паровоз. Точно знает!

А у меня кабинетик, чтоб ты понимал, стол, справа шкаф – слева шкаф, за мной стена. И тут он в дверях. Вот думаю всё, приплыли, по ней он меня и размажет.

«Но ты еще тут …», —сказал я.

О, да… Подходит он, ни слова не говоря садится напротив. Молчит. Глаза заплыли, из-под век только зыркает. Думаю всё - козыри на стол… У меня-то все продумано. Все подписи вот на этих – он ткнул Первого в плечо, отростки не отреагировали. Жора развеселился, туман вокруг него становился гуще. – Как так?! Да мои пацаны, да за моей спиной!?..

Жорик посмотрел на меня, отстранился, руками развел.

Глупо? - Согласен! И обидно, все же так хорошо было. Но что поделать?

Он добил бокал, посмотрел на типов, облизывая губы. Стряхнул руку, застучал по столу.

«Семнадцатое это чо?» —спросил он.

«Понедельник», —сказал первый.

Вот, посидел тогда Боров и говорит, семнадцатого, из Москвы, на место Вагоныча Оптимизатор приедет. Будет работу по-новому ставить, подготовь все документы, и в понедельник к нему. Познакомишься…

Вот сука старая! – Жора треснул кулаком по столу. – Вот если бы он меня отпиздил - ок. Но он, сволочь такая, хочет из меня козла отпущения сделать. Свои еще грешки до кучи на меня накинуть. Представляешь?! Сдал меня Москве с потрохами.

Не представляю. – думаю я – Дай мне всякой определенности, но не этой.

Да чтобы я, да с повинной туда явился. Всё он знает. Всё продумал. А из себя главное еще батю строит. Отца коллектива. Но не хочет честно – его право. Я две недели мучался, всё представлял как меня ловят, прямо там в офисе Оптимизатора. За тем столом, где мы с Вагонычем, все это проворачивали. Бред.

Ну не берд ли!?

«Определенно бред», —сказал я. Грозовыми тучами над нами клубился эфир. – Значит в понедельник у тебя экзекуция?

Жора вскочил от возбуждения и тут же сел обратно.

«Ща!», —сказал он. – Вот то-то ты и вернулся! Всё не так. Две недели ходил сам не свой после того разговора. А на работе, как будто, про Вагоныча все и забыли. Будто готовились. Уже от отчаяния сбежать хотел. Но тут узнал, что Вагоныч-то, здесь недалеко живет. У него жена и сын остались…

Сбежишь, и Борову карт-бланш дашь. – сказал я.

Хлопнула дверь, ворвался колючий холод обнюхал всех, разогнав эфир и сник. Митя взял себе пиво, сел к нам.

Девчонки опаздывают… – сказал он. – будут позже. Настя с подругой. – и залпом осушил бокал.

Эта та за которой ты всю школу бегал? – спросил я. Он кивнул.

О Настя. – сказал Жорик. – А что, она тоже вернулась?

Митя снял капюшон, рукавом вытер рот, бармена попросил повторить.

Встретил ее в пятерке недавно. Разговорились… Вот, говорит, приехала ненадолго, надоело с подругами квартиру снимать. Хочет уже в Москве основательно осесть…

«А ты тут как тут», —сказал я.

Митя кивнул. Встал и вернулся с новым бокалом.

Бокал холодный, в испарине, потрескивала чуть слышно пенка.

«А я ей так и сказал: всё – теперь не уйдешь...»

Посмотрел на нас – на пиво.

«Жвачка есть?»

Жорик покачал головой, выложил на стол орбит. Задребезжала крышечка чайника, взметнулись искры, из носика к потолку потянулась невесомая, пульсирующая вена эфира. Вновь с потолка начала опускаться пелена.

Митя прикончил и этот.

Не густо – думаю я. Я снова там, на поваленном бревне у спокойного тока реки. Сижу и смотрю на черную громаду моста, слыша металлический отзвук шагов.

Так что с женой Вагоныча? Ты сегодня у нее был… - говорю.

О, точно – вздохнул шумно Жорик. – Торт, конфеты, все дела. Коллега мужа, разрешите зайти, как он, ничего ли не говорил… Кстати, может чем-то помочь… И всё такое.

В уголках его глаз, между ломаной сеткой лопнувших капилляров синели белки. Он продолжал, все веселее и веселее.

Чай, торт. – говорит он, размахивая руками. – А она сидит и ревет. Как же так – говорит – Георгий, ну зачем? Зачем он это делал? У него же семья, у него же ребенок, тому скоро в школу... А он… - И еще больше ревет и не ест ничего. Я еще голодный пришел, а она даже и не думает, только хнычет сидит и всё, а мне же не неудобно самому… Понимаешь?!

Да-да – кивнул Митя и засмеялся – Хоть бы для приличия кусочек съела.

У нас же кредиты, ипотека, Георгий, а он… - продолжил Жора, паясничая – Ну я говорю ей – поймите, у вас ипотека, кредиты, ребенка в школу, семья – поэтому и делал. А у нее еще больше слез, рот весь кривой, губы дергаются, сама на писк перешла – П-п-равда из-за этого, Ге-георгий!?

Жора наклонился ко мне ближе.

Вот я к ней также наклонился – сказал он. – За руку взял, в глаза ее смотрю коровьи и говорю – Это я вам точно говорю. Вагоныч, просто так бы на это не пошел. А она еще больше рыдать.

Ну я же его с мужиками отпускала всегда и на рыбалку, и в бар… - говорит – Неужели все так плохо, Георгий? А я говорю, ну может нет, может не так все плохо, вам Вагоныч, перед арестом, что-нибудь говорил по работе там? Может передавал чего?

Она на меня так посмотрела изумленно, глазами похлопала и говорит: Да когда же, он как закладку свою идиотскую пошел копать, так его на месте и взяли. Что он тут рассказать сможет?

Мы рассмеялись. Жорик попросил бармена повторить, а сам отпил у одного из своих отростков.

Вот, Вагоныч, вот тупой лох! – воскликнул он. – Нет нихуя у Борова на меня. Решил старый осел перестраховаться и меня наперед слить. Только ни выйдет у него ничего… Я как это услышал -гора с плеч. Сижу уже там, о своем думаю, торт уминаю вовсю. Ешьте, говорю, вкусный тортик. Чего не едите? Понял? А ты говоришь баба…

Бум-бум-бум – отдается в моей голове, гулкий грохот шагов. Митя хотел что-то сказать, но у него зазвонил телефон.

Да – сказала он. – Пруд видите? Да… А КБ на углу? Во-от. Я вас встречу...

Он допил пиво. Спешно оделся и схватив со стола пачку жвачки, вышел на улицу. Принесли закуски.

А я ведь тогда еще к Борову заходил. Он все возмущался, что приедет этот московский и все развалит. Оптимизатором это он его назвал. – Жора улыбнулся, постучал пальцем по столу – «Оптимизатор, Жора, хуже пидараса.» А по итогу?

О Настя. – сказал я ему. – Настя-о-Настя. Что у вас было?

Тот хитро улыбнулся. Посмотрел на меня пристально, будто решая говорить или нет, потом расселся поудобнее и загадочно произнес:

Ничего у Димона с ней не выйдет. Настюха она такая, знаешь, у нее все крутится вокруг фразы «это было мне нужно».

А разве так не у всех?

О, нет, - Жора прикусил губу, белки его глаз в мутном свете отливали голубым – тут другое, она все что в эти четыре слова не укладывается просто не видит. У нас как-то было, - он хлопнул ладонью по кулаку. – только потому, что какой-то там опыт, соответствует какому-то там периоду её жизни. В общем, сложно с ней…

Дверь со скрипом открылась, ворвался во внутрь, сырой раздосадованный ветер, разгоняя туман. Задребезжала крышка, взметнулся сноп искр, и потек из носика к потолку ему навстречу иссиня-черный, густой будто смола эфир.

Вошли девчонки, за ними Митя. С Настей я был заочно знаком, ее подругу видел впервые. Обе в пальто. На одной серое в клетку, на другой черное. Обе в теплых платьях с горлом.

Вновь эфир, уже практический черный, затягивал потолок.

Все перезнакомились. Подругу звали Катей, и она оказывается жила рядом со мной. Мы учились в одной школе, и это она ломала весь лед на лужах по пути.

Ну и ветрище поднялся, - сказала Настя, рассматривая бар – Там баннеры посрывало вдоль дороги. Ужас. Что-то хочу… О, тут есть игры.

Жора принес ей меню.

Захвати ещё шарады – сказала она, показывая на коробку с карточками.

За столом потекли разговоры.

Слишком много пространства для меня одного. Я бежал, в надежде, укрыться в людях. Рассмотреть себя в них, но их тут нет. Есть Катя и Настя, Жора и Митя.

Его событие, в его мире. Катсцена после победы, вечер перед новым боем. В его мире, в его идеи себя. Живой. Работающей. Нелживой.

Дай ему тысячу лет, и он пройдет тысячу раз по одному и тому же маршруту. Найдя лазейку, замкнув на себя труд других, обойдя, победив их. Победит Вагоныча, Оптимизатора, Борова.

Тут все работает, все отлажено. Свои взлеты и падения, свои кризисы. Препятствия и решения. Свои арки, оцепленные красной нитью сквозь это самозабвенное его «о».

В этом он находит себя. В этом его полнота.

Дай мне всякой определенности кроме этой. Дай мне другой.

Всё бы отдал, чтобы с ней обратно, вновь закрыться в идее о нас.

«А ты не думал уйти из фирмы?» —спросил я неожиданно для себя Жору.

Он посмотрел на меня и рассмеялся.

Не думал.

Поменять сам способ деятельности, чтобы не влетать вот так вот, из-за глупости?

Не думал. А зачем? – Жора пожал плечами, затем подмигнул мне и добавил – с Оптимизатором мы как надо все настроим.

Нет, - говорю я. – а вообще в целом, без этого. Взять свой проект, или что-то типа того.

«Чушь какая-то», —сказал он.

Сам не знаю, для чего были эти вопросы, и так было всё понятно. Плохо, когда есть границы, хуже только когда их нет. Остается только, будучи прикованным к стулу, смотреть на неясные тени в эфире.

«Митя как кстати твоя взятка?» —спросила Настя, рассматривая карточки со словами.

– Три четыреста улетели в трубу.

Плохо. – поджала она губы. – Давайте играть.

И это первая ошибка. – сказал, улыбаясь Жора – В чем прикол?

Дэ. – Митя вздохнул – пару месяцев грел эйчара обедами. Всё думал место в команде новой получить. А потом, взял, да и ляпнул, что у меня дома ящик коньяка есть. Хочешь, говорю, подарю бутылочку?

А никакого коньяка и нет. А работа нужна позарез… Мы тогда с ним в курилке стояли.

Митя поправил волосы, жвачку достав изо рта, скатал в шарик.

«А тот, затянулся так, на сигарету посмотрел и говорит: «Эх, коньячку бы сейчас, да? И ушел. Я все магазы оббегал. Здесь у армян в итоге взял. – он шарик мятный прилепил под стол, - Еще тебя тогда встретил – ткнул он меня в бок – ты с дачи шёл…»

«А это вторая… – сказал Жора, с нескрываемым удовольствием. – Давайте играть.

«Подогнал я ему бутылку, в общем. Потом нас на удаленку отправили, и тут, буквально вчера, письмо на почту: «Дорогая команда, был рад с вами работать, бла-бла-бла ухожу не могу. Ваш Эйчар. Сука такая.»

«Надо было качать харизму…» – говорю я.

«Как поделимся?» —спросил Жора, в телефоне открывая таймер. – Овощи в одной – показал он на своих типов. – парни в другой, а я с вами девчонки»

Настя молча перетасовывала карточки.

Нет, - отрезала она. – Мы с Катюхой. А вы как хотите… Я показываю первая.

У вас тридцать секунд. – отчеканил он.

Завтра босс, а сегодня сердце красавицы.

«Готова?» —спросил Жорик.

Настя встала, поправила платье. Прочла слово. Кивнула Кате - игра началась. Мне казалось, что посади меня в дальнем углу я там так и останусь, изредка заставляя себя спать. Настя старательно изображала слово

Не знаю. – Катя вдруг рассмеялась. Смех ее оказался звонкий, полный азарта и жизни. – Щипать? Схватить?! Зацепиться?! Нет. Э… Пиявка?! Змея?! Укус! О-о-о… в тебе!? В тебя! Внутри! Внутри укус!? Внутри. Укус. Танцует.

Настя кивала ей - силуэт в голубом тумане, жесты ее говорили: «Крути!» «Еще!» «Рядом, прям совсем рядом!

Паразит! – выпалила она, а я подавился пивом. – Паразит! Точно! Обычный паразит!

И вновь зашлась звонким смехом.

«Что там со временем?» —спросил Митя.

Жорик сидел с дурацкой улыбкой, не отрывая глаза от Кати, в прочем, как и я.

«Все в порядке?» —спросил я.

«О-тлично…» —сказал Жорик. – Время. – потом посмотрел на нас и добавил – покурим?

Он предложил типам начать следующий раунд, а мы втроем вышли на улицу.